– Вандер – маг? – Трудно сказать однозначно, – уклончиво ответил Томас, – однако человек он разносторонний. Капитан понимающе кивнул и, посмотрев в сторону бака, громко позвал: – Боцман! Тот вынырнул из глубин трюма, пересек палубу и преданно уставился на капитана выпуклыми карими глазами. – Купай команду! И сразу же матросы, раздевшись догола, стали поочередно забрасывать за борт парусиновые ведра и обливать из них друг друга водой. На палубе поднялся шум, раздавались смех и восклицания. На шум из каюты вышел Бахрей в своем неизменном халате, посмотрел на резвящуюся, словно дети, команду, покачал головой и поднялся на ют. Он подошел к Томасу: – Ты можешь сделать так, чтобы в каюте холодно стало? – Не могу, – улыбнулся юноша. – Плохо! – буркнул торговец и, дождавшись, когда матросы закончат купание, спустился на палубу и подозвал боцмана. Тот выслушал Бахрея, и вскоре два матроса принесли полосу брезента и соорудили из него ширму. Торговец зашел за нее и разделся. Матросы стали поливать его забортной водой. Бахрей кряхтел и фыркал. Наконец он, довольный, вышел из-за ширмы и обратился к Томасу: – В шахматы играть будем? – Будем! – Люк открыть? – окликнул капитан торговца. Тот на мгновение задумался: – Хорошо, открывай! Капитан спрятал в уголках губ улыбку и кивнул помощнику: – Открывай! Тот подошел к задраенному люку на юте, некоторое время возился с ним. Наконец поднял крышку и подпер ее упором. Сразу в душную каюту ворвалась прохлада. Легкий сквозняк прошелестел прижатыми камнем бумажными листами на буфете и вылетел в раскрытую дверь. Бахрей сел на диван, повертел головой: – Действительно, так лучше. – Почему раньше не открывали? – спросил Томас, расставляя шахматные фигуры. – Раньше открывали, – медленно произнес торговец, – пока шторм все бумаги не залил. За шахматами они просидели до полудня. Услышав, как рында отбила получасовые склянки, Томас встал из-за стола. – Ты куда? – задал вопрос торговец. – Пойду гляну, как капитан с помощником определяют координаты. – Я тоже, пожалуй, взгляну. На юте помощник устанавливал треногу с солнечными часами и выверял ее положение по компасу. Капитан стоял рядом. В руке он держал большой латунный угольник с подвижной планкой. Убедившись, что часы выверены, капитан поднес угольник к глазам и, перемещая подвижную планку, направил верхний конец угольника на солнце. – Я готов, – произнес капитан. – Как у тебя? – Менее четверти часа до полудня осталось. Помощник внимательно следил за едва заметно движущейся тенью солнечных часов и, когда она дошла до красной линии, крикнул: – Стоп! – Есть! – ответил капитан и, отстранив угольник, взглянул на деления на подвижной планке. Насвистывая какой-то мотив, он спустился к себе в каюту. Через несколько минут появился снова. – Если я правильно запомнил цифры на карте, которую просматривал в Венцеграде, то к вечеру, крайний срок к завтрашнему утру, будем на Двипе. Если, конечно, – капитан поднял голову и осмотрел горизонт, – ветер не изменит направления. – Не изменит! – заверил помощник. – А там парус! – произнес Бахрей, показывая рукой направо. Действительно, почти сливаясь с горизонтом, был виден треугольник паруса. Капитан поднес к глазам зрительную трубу: – Это судно с двойным корпусом, идет тем же курсом, что и мы. У него высокая мачта и еще одна малая на корме. – Я видел такие суда! – сказал Томас. – Они иногда заходят в Арьян. Это купец из Двипы. – Скорость у него выше, чем у нас, – продолжал капитан. – Если это торговец, значит, мы на верном курсе. Но ни к вечеру этого дня, ни к утру следующего долгожданная земля так и не показалась. Переменил направление только ветер. С полного бакштага17он перешел на галфвинд18. Скорость «Тиамат» сразу упала, и она накренилась на левый борт. Команда немного приуныла от безбрежного однообразия, и даже купание на палубе не приносило воодушевления. Один лишь капитан оставался подтянутым и бодрым. Затеянная было охота на акулу, которая близко подплыла к дхау, ко всеобщему разочарованию закончилась ничем. Акула под воодушевленные крики команды заглотила наживку из куска солонины и забилась на тросе. Чем ближе ее подтягивали к борту, тем отчаянней она сопротивлялась. Кончилось тем, что крюк с наживкой вырвал у акулы кусок бока и она, оставляя кровавый след, ушла в глубину. Матросы отправились обсуждать на баке неудачную ловлю. Боцман, заметив чаек, закричал: – Капитан, птицы! Птицы! – Значит, землю скоро увидим, – нарочито равнодушно ответил капитан. Команда встретила эту новость с оживлением. Даже кок, редко показывавшийся на палубе, вылез из своей кашеварни поглядеть на далеких чаек. Через час вахтенный с мачты закричал: – Земля! Земля! Это сообщение было уже встречено как само собой разумеющееся. Все свободные от вахты матросы выстроились у фальшбортов и стали вглядываться в дрожащую синюю даль по курсу, где едва наметилась сероватая полоска. После полудня наплывающая твердь заполонила собой все обозримое пространство. Пригорки, холмистые зеленые равнины, сползающие прямо в море, слоистые берега, уступами обрывающиеся в воду, а за ними в сиреневой дымке контуры далеких гор. Среди серых скал прятались в густой зелени дома с плоскими крышами. У самой линии прибоя расположилась небольшая пристань с привязанными к ней лодками. От пристани к поселку взбиралась крутая змейка лестницы с террасками. На одной из них стоял человек и из-под ладони следил за приближением дхау. Капитан убрал зрительную трубу: – Это явно не порт. Жаль, карты у нас нет. – Порт, думаю, нужно искать на юге, – высказался Бахрей. – Почему ты так считаешь? – Помнишь тот парусник, что обогнал нас? Так он шел южнее. Значит, где-то там и следует искать порт. – А ты прав, – капитан положил руки на поручни мостика: – Боцман! Приготовиться к повороту! Засвистела боцманская дудка, уставшие от безделья матросы с энтузиазмом выполняли команды. Вскоре дхау развернулось на девяносто градусов. Более часа шла «Тиамат» вдоль пустынного берега. Наконец, миновала очередной мыс, и взорам открылся маяк. Он был далеко, но величественность постройки ни у кого не вызывала сомнения. Ступенчатое квадратное основание, состоящее из усеченных пирамид, несло на себе высокую прямоугольную колонну, увенчанную строением, над которым возвышался шпиль. Капитан из любопытства измерил высоту этого исполинского сооружения. Она оказалась равной ста двадцати саженям. Маяк располагался на самой оконечности мола. Его размеры поражали воображение. Толщина базальтовых плит, из которых были сложены мол и маяк, превышала рост человека. Их камень нес на себе печать глубокой древности. – Однако! – сказал Бахрей, запрокидывая голову. – Должно быть, огонь виден далеко? – Миль за двадцать, – предположил капитан.