— Да вот еще. — Мне почему-то совершенно не хотелось этого делать. Я вообще испытывал к этому существу что-то вроде отеческих чувств. — Наставник! — Рози вскочила на ноги. — У вас растение сбежало, то, что фон Рут на испытании из-под земли вытащил. Оно же опасно, вы сами говорили. — Ничего такого я не говорил, — пыхнув трубочкой, недовольно отвлекся от своих мыслей наставник. — Я сказал, что надо бы его изучить. Изучил. Совершенно безобидное существо, хоть и полученное при использовании заклинания крови. Плотоядное, правда, но не опасней росянки. Мух ест и тому подобную мелкую насекомую живность. И не сбегал никто, я сам его еще вчера вечером отпустил, о чем не жалею — оно мне за ночь всех пауков на втором этаже извело. — Пауков? — немного делано засмеялась Аманда. — Де Фюрьи, теперь мне просто необходимо узнать, что же именно эта лапочка делала с тобой под столом. И почему именно тебя она выбрала? По какому признаку? Паутину почуяла? Кто-то засмеялся, кто-то недовольно покачал головой — шутка была на грани. — Грейси, это слишком, — не одобрил ее и Ворон. На щеках у Рози появились алые пятна, она явно была в бешенстве. — Эраст! — В голосе моей суженой лязгнула сталь. — Сожги эту погань. — Она сейчас про цветок или про Аманду? — громким шепотом спросил у Луизы Карл. — Я просто не понял. — Сама не поняла, — пискнула де ла Мале, тревожно глядя на меня. — Эраст, не наделай глупостей. Я тоже встал из-за стола, понимая, что ситуация из почти шуточной переросла в грозовую. Цветок поднырнул под лавку и затих под ней. — Эраст фон Рут, — требовательно повторила Рози, — я настаиваю: сделай то, о чем я тебя прошу. Не забывай, кто я тебе и кто ты мне. На мне скрестились взгляды соучеников — любопытствующие, ожидающие, тревожные. Аманда тоже не отводила от меня глаз, на ее лице было странное выражение. — А кто я тебе? — медленно произнес я. — Я тебе не муж, не брат. У меня на пальце есть твой перстень, но он не более чем часть древней традиции, которая не дает тебе никакого права что-то требовать у меня. Тем более — убить кого-либо, пусть даже растение. — Хорошо, я не требую, — уже менее агрессивно сказала Рози. — Я прошу у тебя как твоя будущая жена — а я ею стану, что бы ты себе ни думал о традициях. Так вот, я прошу: доставь мне радость, убей это недоразумение. Неужели подобную просьбу от близкого тебе человека так трудно выполнить? Нас с тобой ждут годы, которые мы проведем вместе, мы будет делить с тобой поровну и победы и поражения. Давай не станем начинать наш совместный путь с пустяковой ссоры. — В самом деле, фон Рут, — подала голос Эбердин. — Ты же мужчина, тебя просит женщина, так соответствуй. — Нет, — твердо ответил я. — Он живой и забавный. Я не хочу его убивать. И потом, Рози, он ведь все правильно сделал. Он признал в тебе хозяйку, мою избранницу, и так показал свою к тебе приязнь. Взгляд Аманды моментально стал колючим как игла. Ну да, я же сказал: «мою избранницу». Не стоило этого делать, но сказанного не воротишь. Или это из-за того, что я по своей всегдашней привычке пытаюсь договориться, а не рубануть сплеча? Не знаю, но факт остается фактом — Аманда опять на меня зла, вон даже отвернулась. Что примечательно — Рози вместо того, чтобы заулыбаться, еще сильней нахмурилась. Что опять-то не так? Боги, как же это все сложно, сколько нервотрепки с этими женщинами. — А как его зовут? — спросил вдруг у меня Карл. — Этого твоего чудика? Надо ему имя дать, что ли, если он тут жить останется. Фальк уже все решил за всех, он к подобным вопросам подходит просто. — Зовут? — Я опешил. — Не знаю. — Назови Филом, — посоветовала вдруг Магдалена. — У нашего короля при дворе был менестрель, Филом звали. Это недоразумение чем-то на него похоже — беспокойное, зеленое и пауков ест. — А ваш менестрель, что, зеленый был? — изумилась Агнесс. — И пауков ел? — Многие подозревали, что он как раз зеленым был от того, что ел то, чего нормальные люди сроду кушать не станут, — доверительно ответила ей Магдалена. — Но король ему благоволил: тот пел красиво и непонятно. — Фил так Фил, — пожал плечами я и снова обратился к Рози: — Вот видишь, теперь его совсем уж убивать нельзя. — Хорошо. — Как видно, де Фюрьи уже взяла себя в руки, а потому лицо ее снова стало добрым, а на губах гуляла улыбка. — Как скажешь. После этого я понял, что далеко от себя Фила отпускать не стоит, ибо в этом случае за его жизнь и гроша не дашь. — Фон Рут, делай что хочешь, только чтобы в спальне этого Фила не было, — потребовало сразу несколько девушек одновременно. — Мы добрые, но, если что, сожжем его ко всем демонам, — добавила от себя Магдалена. — И совесть меня лично мучить не будет. — Разболтались вы совсем, — внезапно сказал Ворон. — Занимаетесь всякой ерундой. Мы все дружно притихли. Тон наставника был не просто настораживающий, он был пугающий. — Горя вы не нюхали, — продолжал Ворон. — Много я вам воли дал. Он замолчал, мы тоже боялись подать голос. — С завтрашнего дня плотно начинаем заниматься только боевой магией и лекарскими науками, надо вас загружать так, чтобы времени на блажь всякую не оставалось. Смена дисциплин — через день. В понедельник вы друг друга калечите, во вторник приводите друг друга в порядок, — наконец продолжил наставник. — Занятия — с утра до вечера. Сначала немного теории, а потом практика. Причем закат солнца не повод для остановки учебного процесса, ночной порой вы должны работать так же эффективно, как и при солнечном свете. А может, даже и лучше, ночь — наше время, время магов. Вот теперь я уверен в том, что нас ждет война. Вопрос — как скоро он нам об этом скажет и все ли присутствующие отправятся с ним в сторону Западного океана. А может, не все, а только лучшие поедут? Я-то к ним точно не отношусь… Глава 8 Время шло, а Ворон ничего нам про отъезд из замка не говорил, Гарольд с Карлом даже несколько раз прошлись на мой счет, выдавая шуточки вроде: «Фон Рут у нас глазастый, может увидеть даже то, чего нет». Ради правды, в основном проявлял остроумие Карл, Монброну было особо не до веселья — Ворон наотрез отказался разговаривать с ним по поводу возможности покинуть замок на время. Либо насовсем уходи, либо больше не морочь наставнику голову. Когда же Гарольд начал настырничать и приводить какие-то доводы, то наставник, который в этот момент размышлял о чем-то своем, запустил в него первым, что под руку подвернулось, а именно — подсвечником. Попасть не попал, но Гарольд после этого окончательно обозлился на белый свет. И домой не пустили, и по самолюбию чуть не вдарили. Причем мне лично было непонятно, что его опечалило больше — запрет на отъезд или невозможность хоть как-то поквитаться за брошенный в него подсвечник. Правда, сама мысль о том, чтобы сцепиться с наставником, вызвала резкое неприятие практически у всех нас. У кого-то (например, у меня) сработал инстинкт самосохранения, у кого-то — вбитые с детства догмы — учитель не оскорбляет и не унижает, он наставляет тебя на путь истинный, а потому неприкасаем. Так что не до оттачивания остроумия было Монброну. Впрочем, времени на шутки у нас всех почти не оставалось, учились мы и в самом деле на пределе сил, как умственных, так и физических. Ворон как с цепи сорвался, заставляя нас усваивать массу материала, в основном практического характера, он не жалел ни нас, ни себя. У меня было ощущение, что если нам еще удается ухватить немного времени для сна, то он и вовсе не спит. На эту мысль меня навел тот факт, что он как-то назначил мне индивидуальное занятие на три часа ночи. Штука в том, что если лекарское дело и точечные вкрапления других дисциплин мы изучали все вместе, то боевой магией Ворон в последнее время занимался с каждым только индивидуально и очень не одобрял, если кто-то совал нос в чужие записи или рвался поглазеть на практикум во дворе. Его расхожей фразой стало: — Что хорошо для одного, то фатально для другого. Причем с кем-то он занимался очень плотно, назначая занятия буквально через день, а с кем-то провел всего пару уроков — и все. Например, Агнесс де Прюльи буквально не вылезала из его кабинета и учебного зала, а со мной наставник поработал два часа, дал несколько советов по поводу того, что кровь надо беречь и налегать на словоформы, которые могут ее заменить, — и на этом все. Впрочем, вру. Еще он посоветовал не забывать кормить Фила и раз в неделю давать ему с десяток капель своей крови. Но не больше и не чаще. Каков от него прок, он мне не объяснил, но дал понять, что растение я сотворил не только забавное, но и полезное. И на этом — все! Больше он меня к себе не приглашал. Да не очень-то и хотелось. Хотя снова вру. Хотелось. Если честно, да попросту обидно. Что я, дурнее той же Эбердин? Но вот она за предновогоднюю неделю дважды побывала на личных занятиях, а я ни разу. Мало того, я для Ворона вообще как будто не существовал, за последнее время он ко мне и обратился-то только один раз, на практических занятиях по исцелению ожогов. Предложил меня немного подпалить, чтобы, значит, меня потом лечили. В общем, обидно. И еще — непонятно. Если я, к примеру, попал в опалу, то для этого ведь должна быть причина? Не скажу, чтобы их не было вовсе, особенно в моем случае, но надо же понимать, о какой именно идет речь. Рози, правда, говорит мне, что я дую на воду и зря себе этим всем голову забиваю. Ее вот тоже Ворон своим вниманием обходит, было у них два занятия по полтора часа — и все, больше она ему не интересна. Вот только, в отличие от меня, она усматривает в этом не отрицательные, а сугубо положительные стороны. Мол, наставник плотно работает с теми, кто менее смекалист, кто без его помощи не сможет достичь в профессии хоть чего-то. А тем, кто богами в темечко поцелован, то есть умен и талантлив, дополнительные и индивидуальные занятия не нужны, им просто задал верный вектор движения, да и все. Знай потом раз в месяц контролируй процесс. Ее версия для самолюбия была, бесспорно, приятней, чем осознание того, что наставник махнул на меня рукой. Кстати, подтверждений ей можно было найти немало. В число тех, кто активно работал с наставником, вошли Карл, Жакоб, Мартин, Эль Гракх, Агнесс и еще несколько человек из тех, кто звезд с неба не хватал. А та же Аманда, насколько я знал, наведывалась к Ворону не чаще, чем я или Рози. Впрочем, про Аманду я теперь знал не так и много. Она ни с того ни с сего начала избегать нашего общества, отделываясь от собеседников общими фразами или вовсе не отвечая им. Среди учеников Ворона наивных детей с самого начала почти не было, а те, что имелись, до своей первой весны в статусе студиозуса не дожили. Так что в замке обитали люди взрослые, которые прекрасно понимали: если не хочет человек общаться, то и не надо. У каждого своя жизнь, и он вправе прожить ее так, как этого ему самому хочется. Я, правда, как-то поймал ее вечером в одном из переходов замка, прижал к стене и попробовал выяснить что к чему, но она на мои вопросы только беззвучно смеялась, причем этот смех был больше похож на плач. А еще — отворачивала лицо в сторону, не желая глядеть мне в глаза, а может, и вовсе смотреть на меня. Поняв, что ей мои разговоры нужны как покойнику сапоги, я перестал у нее что-либо спрашивать, но все же посоветовал не отворачиваться от друзей совсем. Мы ведь дерьма уже совместно хлебнули немало, и невесть что дальше будет. Не чужие мы теперь друг другу. Тут она, все так же глядя в сторону, спросила у меня: — Ты сейчас кого имеешь в виду? — Всю нашу компанию, — по возможности миролюбиво произнес я. — Ну и нас с тобой, понятное дело. Видно, что-то не то сказал, так как после этих слов она дернулась в моих руках (я все еще прижимал ее к стене) и буквально прорычала: — Нет никаких «нас с тобой». Понял? Нет и не было. Просто мне надо было с кем-то потерять эту трижды никому не нужную невинность, вот и подвернулся ты, дуролом из Лесного хлева. — Края, — пробурчал я. Не знаю, сколько в этих словах правды, сдается мне, что не много, но все равно обидно. — Чего сразу «дуролом»? Я же с тобой по-человечески поговорить хочу. — Идиот! — простонала Аманда, освобождаясь от моих рук. — Одно хорошо — забеременеть от тебя невозможно. Нельзя тебе размножаться, фон Рут. Этот мир и так несовершенен, но все-таки надо дать ему шанс. — Да пошла ты! — не выдержал я в конце концов. У меня, знаете ли, тоже нервы не канаты. — Живи ты как знаешь! Вот только ты не забывай, что никого и ничего, кроме друзей, у тебя больше нет. А по твоему нынешнему поведению и их скоро не будет, один гонор останется. Тьфу! Фил, за мной! И я, повернувшись спиной к замолчавшей и (вот чудо-то!) вроде как хлюпающей носом Аманде, направился к выходу из коридора. И все, с тех пор я больше с ней не общался. Зато неожиданно для себя и к неудовольствию Монброна сблизился с Рози, мы частенько с ней вели разговоры, причем умудряясь обходиться без колкостей и словесных ловушек. Она наконец-то определилась с приоритетным для себя разделом магии, который оказался близок к тому, чем занимался я. Были у нас с ней некие точки соприкосновения в дисциплинах, скажем так. Рози прельстила рунная магия. Специальность была редкая и очень специфичная, требующая невероятного вложения сил и времени в процессе изучения, но зато обещающая немалые дивиденды в будущем. Оказывается, рунные маги были единственными из нашей братии, которым орден Истины официально разрешил занимать должности при дворе. Почему, отчего — даже Ворон сказать не смог. Но тем не менее это было так. Как по мне — ввиду их бесполезности в реальной жизни. При дворе — да, они могли пригодиться, но в бою или чем-то подобном — это вряд ли. А так — да. Устроить потеху для венценосца и его двора, заставив руны вечерней порой извергать разноцветные снопы света, или лечить потешные хвори у фрейлин — самое то для рунного мага. То есть бытовая и неспешная магия. При этом требующая огромного терпения и прилежания, на мой взгляд, совершенно неоправданного. Я честно скажу, не ожидал от своей суженой подобного, серьезно.