– Зажигалка! Прямо за кормой! – крикнул сигнальщик “Авроры”. Перебежав на ют, Захарий увидел горящую лодку, приближавшуюся к шхуне. Точно такие же лодки усеяли всю реку и озеро Белый Лебедь. Казалось, накатывает огненный прилив. Однако англичане предвидели использование зажигалок и расставили по реке боты, которые перехватывали горящие лодки: баграми и шестами матросы отталкивали их в сторону, и они сгорали, не причиняя вреда. Тем временем английские корабли усилили обстрел города. Несколько попаданий обездвижили “Немезиду”, но она по-прежнему вела огонь, и “Алджерин” поспешил ей на помощь. Их сдвоенные залпы вскоре заставили умолкнуть батарею на косе Шамянь. Шли часы, но китайская артиллерия, держа удар, продолжала стрельбу. Гибло одно орудие, и тотчас где-нибудь подавало голос другое. В разных частях города полыхали пожары, людские толпы заполонили дороги. Меж тем иноземный анклав оставался целехонек, поскольку кораблям дали приказ по нему не стрелять. Разумеется, жители тотчас подметили сию несправедливость и, не имея другой мишени, излили ярость на Город чужаков. Глухой ночью огромная толпа двинулась на анклав. Отряд морских пехотинцев, посланный на выручку оставшимся американцам, успел вывести их за минуту до того, как горожане ворвались в фактории. Из безопасного укрытия “Авроры” торговцы видели, как толпа снесла ворота и хлынула в анклав, чтоб поживиться чем можно, а затем подожгла опустошенные строения. Паркетные полы и деревянные стеновые панели ценных пород горели жарко, из окон и дверей валили витые клубы дыма. Объятые ужасом, купцы смотрели на прожорливое пламя. Зрелище ошеломило даже Захария, чье знакомство с Тринадцатью факториями было весьма коротким. Что уж говорить о тех, кто жил там годами, сколачивая огромные состояния. Многие не могли сдержать слез. К рассвету здания превратились в обугленные остовы. После завтрака торговых старшин позвали на совещание, проходившее на “Немезиде”. По возвращении мистер Бернэм рассказал, что уничтожена уйма боевых джонок и зажигалок, а число подавленных орудий так велико, что еще даже не подсчитано. Потери англичан ничтожны: несколько раненых, двое убитых, легкие повреждения некоторых кораблей. “Немезиду” починили быстро, и она себя показала: за один свой выход разнесла вдребезги сорок три джонки и тридцать две зажигалки. Однако боевые действия далеко не закончены, предполагается, что у китайцев еще большой резерв зажигалок и канонерок. Сейчас англичане продолжат зачистку, а по ее завершении, вероятно, предпримут карательную атаку на город, дабы китаезы раз и навсегда уяснили: всякое сопротивление бессмысленно, дальнейшая переговорная болтовня неприемлема. На время сих операций “Ибису” надлежит оставаться у Вампоа, где бросили якорь и другие торговые суда. Когда все поутихнет, будет организован конвой, и Захарий отведет шхуну в гонконгскую бухту. – А ваши планы, сэр? – Меня попросили задержаться в Кантоне. Окажите любезность – как доберетесь на Гонконг, известите мою жену, что я прибуду через пару недель, едва уладится здешняя заварушка. – Непременно, сэр, – сказал Захарий. – Я тотчас повидаю миссис Бернэм. В ужасной утренней духоте Полетт проснулась с ощущением, что она, кажется, заболела. Постель и ночная сорочка промокли от пота, но в душе затаилась ледяная тревога. Выслушав ее жалобу на скверное самочувствие, Хорек сказал, что все это пустяки, мол, дело в перемене погоды – резкий скачок температуры предвещает сильную бурю. Хорошо знакомый с климатом Южного Китая, он умел распознать признаки надвигающегося урагана: внезапный зной, удушающая влажность и полное безветрие не хуже падения барометра предсказывали ему “непогодь”. Хорек был так уверен в своем прогнозе, что в лодке сплавал к западному краю бухты – посмотреть, не сгущаются ли тучи на юге, откуда обычно и налетали ураганы, задававшие трепку Макао, Гонконгу и Коулуну, а затем уходившие к Кантону и далее на север. Однако нынче в небе – незамутненном зеркале, излучавшем зной – не было ни облачка. Ураган задерживается и, видимо, вышлет вперед ливни, доложил Хорек. Дело обычное, тревожиться не о чем. Доводы эти вроде как убеждали, и все равно у Полетт душа была не на месте. Поняв, что ее гложет какое-то иное беспокойство, Хорек посоветовал ей отложить поход в питомник – ничего страшного, сказал он, садовники со всем прекрасно справятся сами. Но Полетт решила все-таки поехать на остров – бог с ней, с жарой, лучше отвлечься работой, чем маяться на корабле. Как и во всякий другой день, гичка отвалила от “Редрута”, вот только нынче вода, подобно воздуху, была удивительно неподвижна, и на ее зеркальной глади лишь ненадолго возникали бороздки от весел. Полетт сидела спиной к носу лодки, и на подходе к острову один гребец предложил ей обернуться. Глянув через плечо, она увидела группу людей, окруживших нечто, лежавшее на земле. Тотчас вспомнился двухлетней давности день, когда прилив вынес на берег утопленника. Сердце Полетт скакнуло, она попросила гребцов приналечь на весла. Едва гичка ткнулась носом в песок, девушка выскочила на берег и побежала что есть духу. Пробившись сквозь людское кольцо, она увидела мертвое тело. Мокрая одежда его была искромсана ножом, но поношенный сюртук и мешковатые брюки не оставляли сомнений в том, кому они принадлежат. Увидев Полетт, кряжистый старик, сидевший на корточках возле мертвеца, сдернул платок с его лица. – Миста Фредди Ли. Старик оказался хозяином, который в деревне сдавал ему жилье. Прошлым вечером, рассказал он, двое незнакомцев интересовались его квартирантом. Назвавшись приятелями Фредди, они сказали, что будут ждать его на берегу. Фредди воспринял известие настороженно: – Кого они спросили, э? – Фредди Ли, – сказал старик, чем снял все опасения. – Так меня кличут только друзья, э? – Фредди надел шляпу и пошел на берег. Живым его больше не видели. Глава 20 Атакам и контратакам, взрывам и канонаде в окрестностях Кантона три долгих дня аккомпанировал непрерывный, нарастающий шум – вой невидимых толп, испуганный детский плач, треск пожаров. С английской стороны бой вели только военно-морские силы, пехотные подразделения оставались на транспортных кораблях, столав явших у Вампоа. Бенгальские волонтеры, уже давно переброшенные к острову, переносили заточение крайне тяжело. Как назло, во второй день боев резко изменилась погода, одарившая душным пеклом. В отсутствие даже легкого дуновения трюмная вонь пропитала все судно, и в его нижних отсеках было столь же невыносимо, как под палящим солнцем на палубе. Капитан Ми, чье душевное состояние пошло на спад после боя в Тигриной пасти, мучился особенно. На взгляд Кесри, он сильно изменился, хотя поначалу был в прекрасном расположении духа, обретенном за время отпуска в Макао. Но вернувшись с “Ибиса”, куда отвез раненого лейтенанта, капитан впал в черную меланхолию. Сперва Кесри думал, что его расстроило внезапное и такое печальное окончание службы молодого офицера. Но позже понял: нечто иное повергло капитана в столь мрачное состояние, в каком он не был со дня разлуки с мисс Кэти, нежданно случившейся в Ранчи. И теперь, когда войска томились взаперти, порой казалось, что Ми дошел до края – еще никогда Кесри не видел его таким угрюмым и злобным, как в эти долгих три дня. На третий день бедлам вкруг города достиг пика, канонада грохотала над рекой с рассвета и дотемна. Ежедневное совещание офицеров на “Бленхейме” длилось необычно долго. По возвращении с флагмана капитан Ми вызвал к себе Кесри, и тот мгновенно понял, что вскоре волонтеры пойдут в бой. Впервые за последнее время капитан был оживлен и даже весел. – Ну вот и дождались, хавильдар! – сказал он. – Полномочный наконец-то понял, что косоглазые не угомонятся, пока не получат хороший урок. И преподадим его мы, штурмом взяв город. Следя за перемещениями капитанского пальца по расстеленной на столе карте, Кесри видел, что планировка города напоминает купол с основанием у Жемчужной реки на юге и вершиной у горной гряды на севере. Макушку сего купола венчал этакий шпиль – пятиэтажное сооружение под названием Башня Умиротворение моря. Неподалеку от нее, но уже за пределами городской стены, на холмах стояли небольшие бастионы: три круглые и один, самый большой, что был прямо напротив башни, четырехугольный. Все эти форты защищены слабо, сказал капитан. Китайское командование абсолютно уверено, что наступление англичан пойдет с юга, и потому все свои войска сосредоточило на берегах Жемчужной реки. Но генерал Гоф приготовил сюрприз – атаку с двух сторон. Небольшой отряд высадится на берег у Тринадцати факторий якобы с целью отбить иноземный анклав. Но основные силы поднимутся до озера Белый Лебедь на западной оконечности цитадели, свернут на север и по рукаву Жемчужной обойдут город, завершив маневр высадкой у деревни Цинпу. Оттуда до бастионов на холмах четыре мили сельских угодий с редкими поселениями и без всяких линий обороны. После захвата фортов город окажется беззащитен: всего одна батарея на северных высотах будет держать под контролем весь Гуанчжоу. В этой операции задействованы две тысячи четыреста бойцов, а также вспомогательные части и обозники. Ударные силы делятся на четыре бригады; сто двенадцать бенгальских волонтеров, двести семьдесят три камеронианца и двести пятнадцать солдат 37-го мадрасского полка входят в состав четвертой. – Есть вопросы, хавильдар? Кесри беспокоило только одно: из опыта общения с камеронианцами он знал, что те не слишком обрадуются объединению с сипаями, и потому неизбежно возникнут трения. Все остальное – тщательная тактическая разработка, подробная карта, скрупулезный расчет численности войск – говорило о детально спланированной операции в духе британцев и вселяло уверенность в победе. Может статься, этим боем закончится вся кампания, и тогда сипаи, получив достойное вознаграждение, вернутся домой. – Когда погрузка на десантные суда, сэр? – Завтра в час пополудни. Кесри удивился необычному сроку начала большой операции. – Почему так поздно, сэр? – Никак ты забыл, хавильдар? – усмехнулся капитан. – Завтра – 24 мая, день рождения королевы Виктории. В полдень будет салют. Кесри, и впрямь запамятовавший знаменательную дату, обрадовался напоминанию, поскольку в праздники сипаям полагалось особое “жидкое довольствие” в виде грога. Похоронами Фредди пришлось заняться Ширин и Задиг-бею, поскольку больше было некому. Они сразу решили, что погребение пройдет по китайскому обряду, как того, уверил Задиг, желал бы покойный. Что касаемо места, Ширин предложила похоронить Фредди рядом с отцом. – А что скажут Диньяр и другие парсы? – Задиг недоуменно вскинул бровь. – Вдруг они будут против, поскольку Фредди не из их общины? – Пускай возражают. Главное, Бахрам был бы доволен. Хоть после смерти он признает Фредди сыном, чего не мог сделать при жизни. Будет правильно, если мальчик упокоится рядом с ним. – Верно, – согласился Задиг. – Такова была бы воля Бахрам-бхая. Они решили устроить похороны в тот же день. Тело долго пролежало в воде, и жара не позволяла оттягивать с погребением. Кроме того, завтра на острове будут отмечать день рождения королевы, и поди знай, какие возникнут осложнения. Поскольку Задиг и Ширин ничего не знали о китайском обряде, организационные хлопоты легли на плечи старика, квартирного хозяина Фредди. Он раздобыл гроб, который обклеил желтой и белой бумагой[102], нанял тележку, могильщиков и плакальщиц. На подготовку ушло время, и гроб с надлежаще прибранным покойником закрыли только к вечеру. Солнце уже валилось за горизонт, когда процессия вышла из деревни. По дороге Задиг обратился к Полетт: – Нет ли вестей от Дрозда? – Недавно получила письмо, он в Индии, – кивнула Полетт. – На Чусане Дрозд сильно захворал, и его переправили в Калькутту… – Она осеклась и показала на баркас, причаливший к берегу: – Смотрите-ка, миссис Бернэм… Тележку отправили вперед, а Задиг, Полетт и Ширин дождались гостью.