– Ох, спасибо, господин Чан! Я ваш вечный должник. Китаец погрозил пальцем. – Не благодарите заранее. Имейте в виду, мое содействие зависит от исхода одного маленького дела, что привело меня к вам. – Я к вашим услугам. Захарий терялся в догадках, чем он может быть полезен столь влиятельному человеку, и первые слова того, произнесенные небрежно, чуть ли не равнодушно, еще больше озадачили: – По-моему у вашего судна, этого “Ибиса”, увлекательная история. Учуяв подвох, Захарий ответил осторожно: – Вы говорите о происшествии во время рейса на Маврикий? – Именно. Не ошибаюсь ли я в том, что на борту был узник, китаец-полукровка? Некто по имени А-Фатт. – Да, был. Чан признательно кивнул и продолжил: – Меня уверили, что человек этот мертв. Однако давеча прошел слух, будто он объявился на Гонконге. Я полагаю, он сменил имя и внешность. Последняя реплика не имела формы вопроса, и Захарий счел себя вправе не отвечать. Однако его молчание, похоже, не понравилось Чану, который убрал руку с его плеча и, развернувшись к нему лицом, сказал уже резче: – Видимо, надо пояснить, что человек этот весьма интересует меня, мистер Рейд. – Могу я узнать – почему? – У нас, скажем так, есть одно незаконченное дельце, пустячок. Вы бы очень помогли мне, подтвердив, что он и впрямь в этих краях. Контраст между льстивым тоном и вкрадчивой угрозой, прозвучавшей в этих словах, убедил Захария, что упомянутое незаконченное дело отнюдь не пустячок. Да и кто бы отважился беспокоить пустяками Чана или того же бывшего узника, который, что ни говори, убийца – Захарий своими глазами видел, как он свел счеты с помощником Кроулом. И сейчас лишь одно соображение мешало выдать его Чану: той ночью он пощадил Захария, хотя мог изувечить, а то и убить. – Ну же, мистер Рейд! – Чан легонько подтолкнул Захария. – Мы же партнеры, правда? И должны быть честны друг с другом. Уверьтесь, о том, что вы скажете, буду знать только я. Внезапно Захарий вспомнил намеки и скрытые угрозы, исходившие от Фредди во время их встречи в Сингапуре, и тогда принял решение: этот человек знает слишком много, мир ничего не потеряет, избавившись от него. – Я думаю, вы правы, господин Чан, – сказал он, глядя гостю в глаза. – У меня тоже есть основания считать, что он объявился в Китае. Взгляд Чана оставался цепким. – Часом, не знаете его нынешнего имени? – Он представляется как Фредди Ли. Губы Чана растянулись в улыбке. – Благодарю вас, мистер Рейд, благодарю. Вы весьма облегчили мне задачу. Я рад, что мы так хорошо понимаем друг друга. Долг платежом красен – я озабочусь, чтобы весть от мистера Бернэма не задержалась. Захарий отвесил поклон. – Всегда приятно иметь дело с вами, господин Чан. – Взаимно, мистер Рейд. Чан сдержал слово. В конце недели пришло письмо от мистера Бернэма, освобождавшее Захария от взятых обязательств. Ему надлежало немедленно прибыть в чужеземный анклав Кантона, оставив “Ибис” у Вампоа. Пулю извлекли, но жар и дикая слабость еще долго не покидали Нила. О собственно операции помнилось одно: ее провели китайские и тибетские монахи, вооруженные устрашающего вида инструментами. К счастью, Нил потерял сознание еще до начала действа и очнулся лишь на другой день. Все еще в прерывистом забытье, он обнаружил, что лежит на циновке в комнатке с низким потолком. В углу высилась стопка его книг и дневников, которые он оставил на сохранение Таранатх-джи. Позже, поднакопив сил, он стал читать и делать заметки. В лихорадочные сны его частенько проникала отдаленная ружейная и орудийная стрельба. Иногда в горячечном тумане возникали знакомые лица Таранатх-джи, Комптона, Бабурао, и в те моменты, когда сознание его прояснялось, он слушал рассказы о том, что творится в городе. Объявлено перемирие, говорили гости, английские корабли заняли всю акваторию Гуанчжоу; пароходы и канонерки курсируют по реке, уничтожая любые укрепления и обстреливая всякое подозрительное судно. В чужеземном анклаве вновь поднят британский флаг над английской факторией, многие купцы вернулись, ибо торговля насильственно возобновлена. Генерал сэр Хью Гоф принял командование английскими войсками и вместе с капитаном Эллиоттом издал серию деклараций и ультиматумов с требованиями императорской подписи под актом о передаче Гонконга, немедленной выплаты шести миллионов серебряных долларов, отмены запрета на опийную торговлю. Ну и так далее. Однако император был непреклонен – он не только отказался от любых уступок, но отправил Цишаня в позорную отставку, повелев ему вернуться в Пекин. Новым кантонским властям во главе со знаменитым генералом император сказал: “Кроме слова “истреблены”, я ничего не приму”. Но по прибытии в Гуанчжоу его новые назначенцы столкнулись с той же проблемой, что их предшественники: открытое противостояние невозможно в силу военной мощи англичан, а для оказания отпора необходима широкомасштабная подготовка. Посему они продолжили переговоры с захватчиками, а сами тем временем с удвоенной энергией укрепляли свою армию. Город наводнили тысячные войска из других провинций, на тайных верфях строились канонерки по образцу английских, в плавильне под Фошанем отливались пушки, в том числе колоссальные 80-фунтовые. Все понимали, что война вновь разразится, это лишь вопрос времени, и на сей раз полем боя станет Гуанчжоу. Все это порождало большую тревогу, особенно среди тех, кто обитал вовне городских стен: тысячи жителей уже покинули окраины, десятки тысяч собирались последовать их примеру. Кое-где закон и порядок рухнули. Наплыв войск из других провинций усиливал хаос: ходили слухи, что пришлая солдатня насилует местных женщин, и потому происходили стычки между жителями и прибывающими частями. В Гуанчжоу такого кавардака не было с падения династии Мин, произошедшего двести лет назад. Вскоре и друзья Нила стали разъезжаться. В один прекрасный день навестивший его Бабурао сообщил, что перевозит семью на Гонконг. Почти все его родичи уже уехали, ибо нынче Гуанчжоу чересчур опасен для лодочного люда. – Аар экхане амра ки корбо? – печально сказал он на бенгали. – Что нам тут делать? Для таких, как мы, теперь здесь нет места. На Гонконге Аша-диди сможет вновь открыть свое дело и готовить бирьяни, пури, самосу[101] и кебаб, которыми славилась ее кухня; в бухте полно кораблей с командами из ласкаров, и потому не будет недостатка в индийских клиентах. К переезду готовимся уже давно, признался Бабурао, сыновья помогли перетащить пожитки в джонку, через день-другой тронемся в путь. – А как же ваша лодка-дом? – Пока постоит здесь. Может, позже удастся ее забрать. Потом пришел попрощаться Комптон. Решил вернуться на родину, сказал он, но вряд ли там задержусь. В деревне для меня дела нет, придется искать место, где можно заработать на пропитание. – И где оно, это место? – А бог его знает. – Комптон горестно вздохнул. – Если снова открыть печатню, так только там, где потребны тексты на английском языке. – Например? – Скажем, в Макао или даже… – Комптон помолчал и стыдливо закончил: —…на Гонконге. – Вы и на Гонконге? – А что делать, А-Нил? Изменилось все. И мне тоже придется, чтобы выжить. – Печатник грустно усмехнулся. – Может, отныне нам с вами говорить только на английском? Мне нужна практика. На прощанье Нил сказал: – Спасибо вам за вашу помощь, за все, что вы для меня сделали. – Не благодарите, А-Нил. Может, и я еще обращусь к вам за подмогой, кто его знает? И только Джоду ни разу не проведал раненого. Нил спросил о нем, и Таранатх-джи сказал, что ласкар недолго задержался в монастыре, ибо его разыскал свирепого вида чужеземный моряк, у которого рот был измазан красным бетелем. Джоду ушел с ним, и больше его не видели. Уже через полчаса по прибытии на Вампоа Захарий сидел в баркасе, направлявшемся к чужеземному анклаву Кантона. О размерах и населенности Гуанчжоу он был наслышан, однако вид городских стен, как будто протянувшихся до самого окрашенного закатом горизонта, его заворожил. Теперь он понял, почему однажды мистер Холл, капитан “Немезиды”, сказал, что в своей жизни видел два потрясающих зрелища: Ниагарский водопад и город Кантон. С приближением к берегу изумление только нарастало, ибо мозг отказывался воспринять такой разброс жилищ, столь плотное движение по реке и невероятную многолюдность. Захарий нехотя признал, что рядом с этой необъятной метрополией его родной Балтимор, будь он в три, четыре или даже пять раз больше, выглядел бы карликом. Отыскать в сем громадном улье мистера Бернэма казалось неразрешимой задачей. Но едва баркас встал у причала, Захарий легко определил направление поиска: высокий флагшток с развевавшимся британским флагом обозначил английскую факторию, где снимал жилье мистер Бернэм. В фактории Захария препоручили кланяющемуся слуге в халате, который повел его через ряд богато отделанных коридоров, устланных ковровыми дорожками. Картины в золоченых рамах, сияющие канделябры, высокие фарфоровые вазы, дверные ручки из слоновой кости, красочные обои, толстые ковры – от всей этой соблазнительной роскоши разбегались глаза. Вот так и я хочу жить, думал Захарий. Не меньшее великолепие апартаментов мистера Бернэма превращало богато обставленный Вефиль в скромную обитель. Дверь открыл слуга с косицей, облаченный в черный халат, и через отделанный панелями вестибюль препроводил Захария в большой кабинет, где за столом сидел мистер Бернэм. – А, вот и вы, Рейд! – сказал он, встав из кресла розового дерева. – Ну наконец-то! – Здравствуйте, сэр. Я чрезвычайно признателен, что вы устроили мой приезд. – Пустяки. Но прибыли вы очень вовремя. – Правда, сэр? Почему? – Нынче в фактории прием. – Мистер Бернэм сделал паузу, выделяя следующую фразу: – Будет много военных. Захарий тотчас насторожился. – Вот как, сэр?