– Спасибо. Знаешь, я советую хорошенько обдумать мое предложение. – Пошел на хер. Видеть тебя не желаю. Захарий усмехнулся и открыл дверь каюты. – Боюсь, так легко от меня не отделаться. Я уверен, скоро мы свидимся, а пока что – наидобрейшего тебе вечера. Глава 19 Утром на “Кембридже” не нашлось бы ни одного человека, у кого от неизвестности не сводило живот. Позже прибыл нарочный со срочным сообщением: пять английских боевых кораблей и два парохода, один из них “Немезида”, вышли из Тигриной пасти и двинулись вверх по реке, вскоре они появятся у Первого порога. Всем полегчало, ибо известие о близком бое, к которому так долго готовились, внесло определенность. Кое-кто еще надеялся, что мелководья и перемещающиеся отмели Жемчужной преградят путь боевым кораблям. Но из последующих донесений стало ясно, что этого не случится, поскольку англичане разработали систему преодоления речных препятствий: во главе строя шла “Немезида” с высокой осадкой и, замеряя глубину, прокладывала безопасный курс остальным. С приближением кораблей донесения зачастили: англичане в двадцати пяти ли, теперь в двадцати… В начале Часа лошади[100] орудийные расчеты встали по местам и повторили свои обязанности; каждый командир проверил готовность орудия к первому выстрелу: запальное отверстие заправлено порохом, ядро с зарядным картузом в стволе и забито пыжом из обрезков пенькового каната. День выдался жарким, к полудню на баке уже было настоящее пекло. Островерхие шляпы не спасали от жгучих лучей, и пушкари соорудили парусиновый навес. Солнце палило нещадно, взмокшие ласкары разделись, оставшись в рубахах и клетчатых шарфах. В середине дня пал штиль, воздух стал недвижим. Поступило сообщение, что английские корабли замерли в девяти ли от Первого порога, и только “Немезида” продолжает движение. Пушкари приободрились: если “бесовское корыто” угодит под перекрестный огонь форта и “Кембриджа”, есть шанс его потопить. Окрыленные надеждой, расчеты не сводили глаз с речного русла, и через какое-то время вдали возникли клубы черного дыма, а потом донесся нарастающий шум паровых машин. В укреплениях на другом берегу тоже ждали появления корабля. Форт располагал лучшим обзором реки, и его наблюдатели первыми увидели пароход. Тотчас был подан сигнал, извещавший о нем команду “Кембриджа”, а через минуту и Джоду показал вдаль: – Вон он! Сквозь заросли акаций и бамбука Нил разглядел дымящую трубу. Перед речной излучиной “Немезида” сбросила скорость. Она уже почти подошла на расстояние выстрела, и пушкари “Кембриджа” смогли хорошенько рассмотреть ее длинный черный корпус и два огромных колеса с лопастями. На палубе высился широкий настил с готовыми к запуску ракетами Конгрива. Пароход изменился с тех пор, как Нил его видел последний раз: на боковинах носа сияли свежей краской два больших глаза, исполненных в азиатской манере. Казалось невероятным, что сей знакомый символ выглядит столь зловеще и угрожающе. Разглядывая “Немезиду”, Джоду так насупился, что его рассеченная бровь сошлась с другой в одну линию. – Вон там у него котлы, – сказал он, показав в основание дымовой трубы. – Если туда шарахнуть, ему каюк. Пароходные пушки на вертлюгах пришли в движение: одна развернулась к форту, другая к “Кембриджу”. Внезапно тишину разорвал орудийный гром, и было не ясно, кто выстрелил первым, но уже через секунду пароход и форт обменялись залпами. “Кембридж” выжидал, когда пароход подойдет на расстояние выстрела. Но вот прозвучала команда “к бою”, и Нил вместе со своим расчетом бросился к станинам лафета. Разом навалившись, они подкатили пушку к фальшборту, дуло ее выглянуло из бойницы. Глядя через ствол, Джоду наводил орудие на цель, остальные, вооружившись ломами, исполняли его команды. Покончив с прицеливанием, Джоду подставил колоду под ствол, зафиксировав его положение. Затем взмахом отогнал бойцов и поднес горящий фитиль к запальному отверстию. Лишь за мгновенье до выстрела Нил сообразил, что “Немезида” тоже открыла огонь, и свист над его головой издает шрапнель, пущенная с парохода. Восьмифунтовая пушка рявкнула и в откате отпрыгнула назад, но ее удержали брюк-стропы, притороченные к рымам лафета. Теперь думать о чем-либо еще, кроме перезарядки пушки, было некогда. Окунув банник в ведро с морской водой, Нил сунул его в дуло, гася тлеющие остатки прежнего заряда. Затем ласкар Чхоту Миан, “пороховая мартышка”, вложил новый зарядный картуз и забил его пыжом. Банник утрамбовал все это вплоть до пороховой камеры, после чего заряжающий втолкнул ядро в ствол, потом вновь трамбовка и еще один пыж. На сей раз Джоду целился долго и тщательно. Он скинул рубаху, обнажив мускулистый, блестящий от пота загорелый торс, и с помощью лома сноровисто начал придавать стволу нужный наклон, то и дело слегка его подправляя. – Куда ты целишься? – спросил Нил. – В машину, куда ж еще? – буркнул Джоду. Прошептав молитву, он поджег запал и отскочил в сторону. В следующее мгновенье “Немезиду” качнуло, и в том месте палубы, под которым предполагалось машинное отделение, появилась зазубренная пробоина. – Есть! – заорал Джоду. – Легечхе, попали! Изумленные пушкари возликовали, боясь поверить в свою удачу, однако через минуту огромные лопасти пароходных колес завращались, извещая, что судно лишь повреждено и вполне способно передвигаться. Но само отступление “Немезиды” уже было немалым делом. Опьяненные успехом, пушкари “Кембриджа” взяли передышку, наслаждаясь моментом. Но радость их была недолгой. “Немезида” еще не скрылась из виду, когда вдали возникли мачты быстро приближавшихся боевых кораблей. Под плотным огнем с форта и “Кембриджа” английский отряд, возглавляемый пароходом “Мадагаскар”, рассредоточился. Не открывая огонь, корабли заняли боевые позиции. Пара судов, пароход и корвет, подошли вплотную к бревенчатому настилу и развернулись бортами к “Кембриджу”. Захлопали деревянные створки бойниц, и Нил вдруг понял, что на него уставились дюжины пушечных жерл. А потом под ним дрогнула палуба от одновременных бортовых залпов двух кораблей. – Пригнись! – перекрывая грохот, рявкнул Джоду. – Они бьют картечью! Переждав свист пуль, Нил поднял голову: парусиновый навес был разодран в клочья, кусок его, размером не больше носового платка, валявшийся на палубе, походил на сито. Пригибаясь, пушкари подкатили пушку к фальшборту, но подготовить к стрельбе не успели, ибо Чхоту Миан с зарядным картузом в руках опрокинулся навзничь, сраженный картечью, – на издырявленной рубахе его расплывались кровавые пятна. – Шевелись! – гаркнул Джоду. – Заряжай! Схватив зарядный картуз, Нил затолкал его в дуло, следом заряжающий впихнул ядро. Джоду велел приготовить новый заряд, и Нил, сообразив, что теперь он заменяет убитую пороховую мартышку, кинулся к трапу на главную палубу, укутанную в дымный саван, и там едва не упал, оскользнувшись на поносной луже, натекшей из смертельно раненого матроса. Повсюду лежали окровавленные тела изрешеченных картечью, других убила срубленная ядром тяжелая рея. Густой дым сделал невидимым квартердек, до которого было всего-то тридцать футов. Оружейника, ведавшего зарядами, чиркнула картечная пуля, он сидел на корточках, отирая струившуюся по лицу кровь, за спиной его высилась груда картузов. Схватив один, Нил бегом вернулся на бак и вновь зарядил свою восьмифунтовую пушку, единственную уцелевшую из всех орудий “Кембриджа”. Пушка еще не закончила откат после выстрела, когда английское ядро, разнесшее фальшборт, перебило ее брюк-стропы, и сквозь пролом она кувыркнулась в воду. Услышав пронзительный вой, Нил поднял взгляд к ясному небу и застыл, увидев ракету, которая по дуге летела, казалось, прямо в него. Наверное, он бы так и стоял, если б не крепкий тумак Джоду: – Лафао, прыгай! На Гонконге Ширин вместе с Фредди прогуливалась по берегу, когда на горизонте возник дым боя у Первого порога, по спирали поднимавшийся к небу. Первым его заметил Фредди. – Похоже, там идет сражение, ла. Только очень далеко, даже не слышно грохота. Может, рядом с Вампоа. Дым выглядел просто кляксой на голубом небе, но Ширин не сомневалась, что источник его происхождения определен верно. – Ты думаешь, потом англичане атакуют Кантон? – спросила. – Теперь уж всенепременно, ла. Тем утром на “Море” разгорелась дискуссия. Многие купцы считали, что наступление на Кантон уж в который раз отложат – мол, Полномочный горшок опять даст слабину, но даже если он совладает с собой, мандарины все равно исхитрятся его одурачить. Тихий день только укрепил их убежденность. В памяти еще было свежо возбуждение от вчерашнего боя в Тигриной пасти, спозаранку заставившее всех выскочить из коек, и контраст между давешним грохотом и нынешним безмолвием воспринимался дурным знаком. Настроение чуть исправилось с первыми залпами салютной пушки, но вновь упало по выяснении, что стрельба эта отнюдь не вестник возобновления боевых действий, но всего лишь дань уважения китайскому адмиралу. Это ж надо! Почти единодушно сеты заключили, что незадачливого капитана Эллиотта вновь обвели вокруг пальца. И только Диньяр сохранял несгибаемый оптимизм. Накануне под грохот канонады в Тигриной пасти он уверенно предрек, что на сей раз англичане не замедлят с атакой на Кантон. Вояки уже распалились, сказал он, и Горшку, при всем желании, их не удержать. Ширин слушала дебаты вполуха, ибо мысли ее целиком были заняты Фредди, она изобретала, как бы им свидеться наедине. К счастью, в тот день у Диньяра имелись дела на острове. Услышав его приказ готовить шлюпку, Ширин надумала предлог поехать вместе с ним – мол, в деревне надо подкупить провизии. И ей повезло – она столкнулась с Фредди, едва ступила на берег. – Знаешь, я искала встречи с тобой по особому поводу, – сказала Ширин. – Вот как? – Я хочу поговорить о… кое-чем важном. – Говорите, – кивнул Фредди и, подметив ее замешательство, улыбнулся: – Не волнуйтесь, я никому ничего не скажу. Ширин набрала воздуху в грудь и скороговоркой выпалила: – Ты должен знать, что господин Карабедьян сделал мне предложение стать его женой. К удивлению Ширин, Фредди воспринял новость походя, в буквальном смысле слова – не сбился с шага и даже не охнул. – И что вы ответили, э?