– Так его зовут. Мое, как ты говоришь, полчище – лишь щит против его посягательств. – Был у нас на Островах один такой, – припомнил Лейт. – Большой Седой Балт. Обожал свой щит – двадцать человек им забил до смерти. Длинный Кулак покивал: – Если Ран ил Торнья перейдет Белую, погибнет куда больше людей. Но я не стремлюсь к войне. – Чубуком своей трубки он указал на Валина. – Твой отец это понимал. Знать бы, понимаешь ли ты?.. – Что ты знаешь о моем отце? – возмутился Валин, припомнив недавние слова вождя. – Побольше тебя. Мы ежегодно встречались, чтобы утвердить линию нашей общей границы и обсудить общие цели. В последний раз я спорил с ним всего десять лун назад. У Валина земля ушла из-под ног. Что общего могло быть у Санлитуна уй-Малкениана с этим дикарем? Все идеалы империи – полная противоположность ургульским. И все же… Отец действительно пытался узаконить отношения со степными кочевниками. В последние годы империя была нацелена на удержание границы по Белой, а не на вторжение к северу от нее. – Встречались? Где? – К востоку отсюда. В священном для ургулов месте. – Лжешь, – покачал головой Валин. – Путь туда и обратно отнял бы у него не один месяц. При дворе не могли не заметить его отсутствия. – Как ты уверен, – улыбнулся Длинный Кулак. Он еще не договорил, когда Валин понял, в чем ошибся. Кента. До бегства с Островов он и не слышал об этих вратах, но, если верить Кадену, императоров для того и отдавали на обучение к хин, чтобы дать им доступ к кента – вручить ключ, необходимый, чтобы держать в руках весь Аннур. Если такие врата обнаружились в Костистых горах, они могли стоять и где-то посреди степи – одинокая арка на продуваемом ветрами холме, несокрушимая дуга из материала, не похожего ни на камень, ни на сталь. Такой примитивный народ, как ургулы, вполне мог поклоняться им как святыне. Валин в сотый раз пожалел, что так мало знал отца. Стал бы Санлитун в одиночку пересекать половину материка ради переговоров с перемазанным кровью вождем варваров? Из детских воспоминаний пробивались лишь клочки и обрывки: Санлитун творит суд на Нетесаном троне, указывает пальцем на виновного; Санлитун учит его держать клинок, снова и снова постукивает по костяшкам пальцев, требуя ослабить хват; Санлитун, скрестив ноги, сидит на вершине Копья Интарры – устремил взгляд в океан, не замечает ни треплющего волосы ветра, ни раскинувшегося внизу огромного города, созерцая нечто невидимое и неведомое Валину, ужасающе далекое. Такими были все воспоминания Валина: он мог мысленно увидеть черты отцовского лица, его огненные глаза, наклон плеч, но не знал и не мог знать, какие чувства и мысли за ними лежали. – Твой отец не желал войны с ургулами. Мы разные народы, у нас разные обычаи. Его такое положение устраивало. Но кое-кто в вашей империи мыслит иначе. – Он кивнул на Балендина. – Как видишь. Лич беспокойно шевельнулся, открыл рот для ответа, но в паузу ворвался Валин: – Если вы с отцом были такими друзьями, если ты так почитаешь империю, почему я связан? Почему твои люди чуть не месяц избивали мое крыло? Длинный Кулак искоса взглянул на него: – Если я правильно понял Хуутсуу, это вы без предупреждения напали на нее и вы в долгом пути на запад убивали моих воинов. – Убивали, – огрызнулся Валин, – потому что… Вождь лениво отмахнулся: – Понимаю. Вы воины. Прощаю вас. По его знаку вперед выступила Хуутсуу с ножом в руках. Вождь сказал: «Прощаю», однако Валин почти не сомневался, что клинок вонзится ему в живот, и отшатнулся, заслонившись руками. Женщина презрительно фыркнула: – Стой смирно. Развяжу. Валин, опешив от внезапной свободы, смотрел, как она режет ремни у него на локтях и запястьях. Он еще растирал себе кисти, загоняя кровь в отекшие пальцы, когда свободу получило все его крыло. Нежданная милость Длинного Кулака коснулась даже Пирр. Наемная убийца, пока ургулка ее развязывала, улыбалась Хуутсуу и потом изобразила реверанс, точно знатная дама на балу. – Должен заметить, – заговорил Балендин, когда ремни на остальных были разрезаны, – что я все еще связан. Надеюсь, по недосмотру. Длинный Кулак обратил к нему взгляд терпеливой кошки: – Надейся, конечно, если это тебе поможет. Я же напомню, что ты уже признался в покушении на своего императора. Балендин украдкой облизнул губы, бросил, словно в поисках поддержки, взгляд на Валина, но тот только улыбнулся. Он не понимал, что происходит, что за игру ведет Длинный Кулак, но впервые за долгие недели ему дали свободу – дал тот, от кого он ждал пыток и смерти, а Балендин остался связан и смердел страхом и отчаянием. Валин позволил себе минутку упиваться этим чувством. – Не хочешь ли поподробней рассказать, как пытался убить моего брата? – предложил он. – Да, – кивнул Длинный Кулак, – расскажи. – Что вы хотите услышать? – настороженно отозвался Балендин. Вождь широко развел руками, приглашая к рассказу: – Кто послал вас убить императора? Лич снова покачал головой: – Долгая история. – Ты можешь поделиться ей сейчас, – охотно заметил Длинный Кулак, – или когда я сожму в кулаке твое замирающее сердце. – Давай, – поторопил Валин. – Ты уже обратился против империи и своего ордена. Одно лишнее предательство не слишком отяготит твою совесть. – Дело не в совести. – Балендин отвечал Валину, не спуская глаз с Длинного Кулака. – Тут вопрос практический. Пока у меня есть секреты, я жив. – Жизнь может оказаться не такой уж желанной, когда вся превратится в боль, – заметил Длинный Кулак. – Ты ведь знаешь мой народ? Ты понял, что мы умеем вырезать сердце, не повредив питающих его жил? Дважды в год мы выступаем почтить Квину: данники несут в руках собственные сердца. Я могу оделить тебя болью так, что ты не сможешь бежать в смерть. Он одним пальцем сделал знак Хуутсуу: – Покажи ему. Женщина шагнула вперед. Нож, которым она перерезала путы, все еще был у нее в руке. – Начни с мизинца, – велел шаман. Балендин шагнул назад, но стоявшие за спиной таабе и ксаабе схватили его за плечи и локти, удержали, когда Хуутсуу крепко взяла лича за руку и приставила лезвие к костяшке пальца. В Гнезде Валину доводилось резать кур и свиней – в порядке изучения анатомии, – и он помнил, как легко рассекаются жилы, если нащупать просвет между костями. Хуутсуу не утрудила себя поисками просвета. Она довольно быстро отогнула стиснутый вместе со всем кулаком мизинец и принялась за дело. Пока резала ткани, лич корчился и бранился, потом она целую вечность пилила кость, и наконец нож, словно сам собой, пересек сухожилие. Балендин обмяк в руках стражей, а она подняла палец вверх, к солнцу, разглядывая, как редкостное растение. – Убью, – выдохнул Балендин. – Убью, на хрен. Хуутсуу нахмурилась и обратилась к вождю: – Еще один палец? Шаман покачал головой: – Думаю, пока не надо. – Он обернулся к Балендину. – Я вполне готов разобрать тебя сустав за суставом. Это станет великим жертвоприношением Квине. Если же я сохраню тебя целиком, то только потому, что целый ты сумеешь рассказать то, чего не скажут твои куски. И я снова спрашиваю в надежде на ответ: кто послал тебя убить императора? Балендин помолчал, глядя на хлещущую из обрубка кровь, и сплюнул: – Ран ил Торнья. Валин решил, что ослышался. – Ил Торнья кенаранг, – заговорил он, немного опомнившись. – Его назначил на этот пост мой отец. Императора убил верховный жрец Интарры – Уиниан. Балендин наградил его презрительным взглядом: – Дурень, Уиниана подставил ил Торнья. Уж не поверил ли ты, что святоша, поцелуй его Кент, сумел обставить эдолийскую стражу? – Эдолийская стража в последнее время показала себя в нелучшем свете, – возразил Валин, силясь осмыслить услышанное. – Напомнить тебе нашу встречу с Мисийей Утом в Костистых горах? – Они потому и оказались в Костистых горах, что ил Торнья им доверял. Верных твоему братцу он послать не мог – те отказались бы убивать. Вот тебе еще один намек, если ты понимаешь намеки. Эдолийская гвардия не подчинялась Уиниану. Он не мог никуда послать Ута. – И вас, – медленно осознавая масштаб измены, проговорил Валин. – Кеттрал подчиняются ил Торнье. – А все же непонятно, – хмурясь, проговорил Талал, – зачем было посылать Юрла и Балендина, когда он мог послать Фейна или Шалиль? Или Блоху? Лич на такую глупость только головой покачал. Презрение пробивалось даже сквозь судороги боли. – Да потому, что Блоха и Шалиль служат императору. Ил Торнье нужна была свежая кровь, новое крыло, верное ему, и только ему. – Верность… – сплюнул Валин. – В твоих устах мерзко звучит. – Ты сам спросил! – рявкнул Балендин. – Ты и твой новый ургульский союзничек! Длинный Кулак поднял палец – все замолчали. – Зачем вашему военачальнику понадобилось убивать императора? Чего он хотел? – Как все, – натужно выдавил Балендин. – Власти. Высшей власти. Император мертв, жреца все считают его убийцей… – А теперь и жрец мертв, – подытожил Длинный Кулак. – Суд уже окончен? – удивился Валин.