Приняв душ, она на ходу выпила чашку чаю, заваренную Морисом, схватила из вазы яблоко и, крикнув: «Я тороплюсь! Позавтракаю в гостях», – домчалась до своей «Волги» и выехала со двора. Морис так ничего и не успел сказать. Лишь минут пять спустя после её отбытия, накладывая в миску сочные кусочки тушёной печени, он спросил у кота: – Ты видел? – Мр, – протянул Дон, бросив на Мориса сочувствующий взор своих янтарно-жёлтых глаз. Поведать ему о вечернем разговоре Мирославы с адвокатом он не смог бы при всём своём желании. Глава 16 Большая часть черёмухи и сирени, высаженной вдоль многополосной дороги, уже отцвела, но некоторые кустики поздно цветущих сортов сливали свой аромат с парковыми розами, и этот благоухающий шлейф влетал в открытые окна машин, мчащихся по шоссе. В городе чувствовалось благоухание зацветающего раннего жасмина, акаций и однолетников, высаженных на аллеях, в скверах и дворах. В это время года смесь ароматов была такой сильной, что перебивала выхлопы автомобилей. Клава, с нетерпением поджидающая Мирославу, увидела её в окно и сразу заторопилась к двери. – Ах, как хорошо, что вы пришли, – не скрывая своей радости, женщина по-родственному чмокнула Мирославу в щёку. – Дорогая, Клавочка, мне нужна ваша помощь, – сказала Мирослава, проходя следом за хозяйкой на кухню. – Всё что угодно ради вас! – воскликнула та. – Но прежде у меня для вас информация. И думаю, что важная. – Какая? – Вы садитесь, ешьте оладьи. А я буду рассказывать. Спорить с гостеприимной хозяйкой было неразумно, и Мирослава принялась за оладьи. Между тем Клава начала рассказывать. Первое, что она сказала: – Вы представляете, Майка вчера поссорилась со свёкром. – Вот так? – Вы ешьте, ешьте. Они орали так, что соседям было слышно. Стенки-то тонкие, ещё и балконы, окна открыты. – А в чём причина ссоры? – Скорее всего, в обиде и в деньгах. – Я не очень понимаю, – проговорила Мирослава. – Окунев-старший, видимо, прознал о том, что его невестка не была верна его сыну. Он крыл её матом, как простой грузчик, и требовал, чтобы она убиралась из его квартиры. А невестке, видимо, шлея под хвост попала, и она орала, что половина квартиры и даже больше принадлежит ей. – Ага, в принципе, да. – Может, и так. Но отец Филиппа сказал, что у него есть подозрения, что это она укокошила его сыночка. И грозился найти доказательства этого. – А невестка? – Обозвала его циником! Хлопнула дверью и была такова. – Значит, сбежала с поля боя, – констатировала Мирослава. Клава отмахнулась: – По-моему, это временная капитуляция. Она придёт в себя и ещё покажет ему кузькину мать! Мирослава невольно улыбнулась и спросила: – Это всё? – Не совсем. Оставшись один, отец убитого стал названивать своей дочери. – Почему вы решили, что дочери? – Потому что он орал в трубку: «Сына убили, а дочь дома не ночует!» Видимо, девушка пыталась его утихомирить и ссылалась на кого-то, так он стал требовать: «Передай трубку немедленно Маре! Но если она тебя покрывает…» Вероятно, девушка передала трубку этой Маре, как и просил отец. Но дальнейший разговор мне расслышать не удалось, так как он сразу же снизил тон. – Вероятно, эта Мара умеет укрощать сорвавшихся с цепи мужчин, – предположила Мирослава. – Видимо, так, – согласилась с ней Клава. А Мирослава вспомнила, что Марой Ильиничной, судя по сведениям, собранным Морисом в Сети, зовут старшую сестру Евгения Юрьевича Окунева, и подумала о том, что неплохо было бы навестить её. Потом детектив обратилась к Клаве: – Клава, вы поможете мне уговорить бабу Тоню держать язык за зубами? – Запросто, – отозвалась та и спросила заинтересованно: – А зачем? – Чтобы не подставлять Анжелу, да и самого Долгоносикова. Я же обещала ему. Помните? – О, да! И что должна сказать баба Тоня? – Что она увидела Долгоносикова в тот день в первый раз в жизни. Сначала она удивилась тому, что мужчина среди бела дня лезет по пожарной лестнице, и даже испугалась, а потом увидела его спускающимся с котом и успокоилась. – В этом убедить её мне будет нетрудно. – Вы уверены? – с некоторым сомнением спросила детектив. – На все сто! – заверила Клава. Проводив Мирославу, женщина спустилась к соседке и проинструктировала её. И надо сказать, что сделала она это вовремя. Баба Тоня обещала не подвести. Во второй половине дня приехала полиция во главе со следователем. Наполеонов решил лично выяснить, видела ли на самом деле старая женщина на пожарной лестнице в день убийства Долгоносикова с котом. На звонки в дверь старушка не отвечала, поэтому Наполеонов решил обойти соседей, так он вышел на Клаву, которая сказала, что у неё есть ключ от квартиры соседей. Но оставить их наедине со старой женщиной она не может, поэтому откроет дверь только при условии, что ей разрешат присутствовать при разговоре. – Чёрт с вами, присутствуйте! – в сердцах обронил Наполеонов. Они спустились вниз, Клава открыла дверь, нашла слуховой аппарат бабы Тони и объяснила, кто это такие и зачем пришли. «Старуха-то, оказывается, глухая, – подумал Наполеонов. – Хорошо, что мы взяли соседку. А то уехали бы несолоно хлебавши». – Уважаемая Антонина Самсоновна! – начал свою вступительную речь Наполеонов. – Баба Тоня я, – прервала его старушка. – Хорошо, – согласился следователь, – мы полагаем, что вы являетесь важным свидетелем по делу об убийстве вашего соседа, Филиппа Евгеньевича Окунева. – Милок, говори толком, чего тебе от меня надо? – попросила баба Тоня. – Вы помните тот день, когда был убит ваш сосед? – Ну, помню, склерозом я не страдаю, разве что малость девичьей памятью, – кокетливо хихикнула баба Тоня. Следователь решил не реагировать на причуды старушки и, напустив на себя строгий вид, спросил: – Вы видели кого-нибудь из посторонних в день убийства Окунева? – Я из дому в этот день не выходила, – ответила старушка невозмутимо. – А в окно вы смотрели? – Смотрела, – кивнула старая женщина и спросила, хитро прищурившись: – А разве это запрещено законом? – Нет, – серьёзно ответил Наполеонов, – законом это даже поощряется. Если старушка и удивилась его словам, то никак этого не выразила, и Наполеонов спросил: – Так вы видели что-нибудь за окном в тот день? – За окном видала, – кивнула баба Тоня. – Расскажите об этом поподробнее.