Харриет чешет затылок в месте, где запутались её кудряшки. Её удивляет, что Андерссоны обратились за едой в службу по уходу на дому. Если бы она была такой богатой, как Дуглас Андерссон, то заказывала бы еду из ресторана «Ревень и Краб». Ресторан, правда, скромный, но зато там подают самые вкусные мидии, которые только можно себе представить. Раньше, прежде чем Пол, Ева-Лена и их дети начали каждое лето «оккупировать» дом отца, Эушен частенько туда наведывался. Сидел на веранде до самого закрытия, потягивал коньячок и смотрел на проходящие по проливу корабли. А если к нему присоединялась Ивонн, то на десерт они заказывали пирог с ревенем. – Тут они посыпают пирог крошками миндальных орехов, вкуснятина, не удержаться, – оправдывалась Ивонн, доедая и тот кусок пирога, который полагался Эушену. У папы никогда не было слабости к сладкому. Харриет набирает номер телефона Бритт-Мари. На линии какой-то треск, но после третьего сигнала в трубке слышится голос только что проснувшегося человека. – Здравствуйте, Бритт-Мари, меня зовут Харриет, я следователь. Вы можете прийти к нам после обеда? Это касается того, что случилось в усадьбе Сундгудсет. В трубке стало тихо. – Это не я. Честное слово, я была дома все выходные и ни с кем не разговаривала. – Кажется, что голос вот-вот прервётся слезами. – Что вы хотите сказать? – спрашивает Харриет. – Да не я это, не я позвонила в газету «Квелльспостен». – Бритт-Мари тяжело дышит в трубку. Харриет прикрывает глаза и пытается заглушить рвущийся из груди вздох. – Я звоню, потому что мы бы хотели, чтобы вы пришли в полицейский участок и рассказали подробнее о том, что случилось, когда вы пришли на то место. Вам удобно в два часа? – продолжает Харриет. Стало тихо, потом Бритт-Мари отвечает. Гораздо спокойнее. – В два часа мне как раз подходит. Они заканчивают разговор, и Харриет смотрит на часы в уголке монитора. Ещё есть время просмотреть все базы данных на Лауру и Дугласа до допроса Бритт-Мари. Она прокрадывается к кофейному автомату за чашкой кофе. Когда она идёт мимо кабинета Маргареты, дверь туда закрыта, и слышно, что та говорит по телефону. Харриет наливает две чашки и идёт обратно. Надо взбодриться. Стул комфортный, она усаживается поудобнее и делает большой глоток. На самом деле ей бы хотелось ещё раз съездить на место преступления, но после ночных событий там, скорее всего, опять навешали заграждения для дополнительного исследования контейнера криминалистами. Она закрывает глаза и мысленно прослеживает события. Площадка перед домом, сад, движение в кустах, ветер и темнота. Мысли уплывают вдаль. Резкий стук в дверь будит её. Экран компьютера погас. Значит, она уснула? Ручка двери нажимается, и через несколько секунд в двери показывается седая грива Маргареты со стрижкой под пажа. – Я ухожу, увидимся на допросе после обеда. У тебя есть полномочия на проведение допросов? Ты извини, я не помню, какие именно полномочия у тех, кто не учился в школе полиции. Харриет вытягивается и прячет зевок под рукавом футболки. – Да, у меня есть опыт ведения допросов. – Хорошо. Тогда посидишь рядом. Это не требует особой подготовки, когда всего один свидетель, – говорит Маргарета и испытующе смотрит на пустые чашки из-под кофе. Как только её лицо скрывается за дверью, Харриет нажимает на клавиши компьютера. Стрелка часов уже миновала одиннадцать, оказывается, она потеряла всю первую половину дня. Надо спешить. Экран быстро наполняется данными, Харриет берёт ручку и начинает выписывать. В базе данных зарегистрированных преступлений и судимостей обнаруживается Дуглас в связи с нанесением побоев Лауре Андерссон. Есть он и в деле о мошенничестве в 1990-е годы, трижды был судим за налоговые преступления. Всё кончилось штрафными санкциями и дополнительными налогами, но не было ни запрета на предпринимательскую деятельность, ни обвинительных приговоров. О Дугласе также довольно часто писали в еженедельниках Veckans Affärer[4] и Dagens industri[5]. Все данные она систематизирует и сортирует, а лиц, которых потенциально стоило было бы допросить, записывает в блокнот. Конрад должен помочь и принять прокурорское решение, чтобы она получила допуск к банковским счетам и транзакциям, а ещё надо не забыть позвонить криминалистам-техникам насчёт предметов, взятых на месте преступления. Если есть альбом с фотографиями, письма или дневники, это было бы хорошим началом. – В большинстве тяжких преступлений против личности обычно обнаруживаются предыдущие отношения между жертвой и преступником. Если преступление было предумышленным, планировалось, то всегда есть мотив. Найдите его, – говаривала её бывшая начальница в тех случаях, когда в её руки попадали подобные дела. Сейчас её слова «найдите мотив» звучат как приказ. Она так увлеклась поиском данных о Дугласе и Лауре, что прозевала ланч, и когда с ресепшн позвонила Лена и сказала, что в вестибюле сидит и ждёт нервная женщина, ей уже срочно надо было идти в кабинет Маргареты. Дверь закрыта, но голос Маргареты доносится изнутри. Она смеётся. Харриет осторожно стучит в дверь, но никто не отвечает. «Ничего не поделать, я вынуждена побеспокоить её», – думает Харриет и нажимает на дверную ручку. Маргарета вскакивает и смотрит на неё с удивлением. – Это Конрад, – говорит она и указывает на мужчину, сидящего на диване. Тучный, лет за пятьдесят, он одет в рубашку, пиджак в мелкую клетку с кожаными вставками на локтях и в бордовые вельветовые брюки. – Это ты тут пополнение? – спрашивает он, встаёт, подходит к Харриет и пожимает ей руку. – Я буду возглавлять предварительное следствие. Запах лосьона для бритья шибанул в нос Харриет так, что она инстинктивно делает шаг назад. Рубашка у Конрада мятая, а когда он садится обратно, то видно, что на животе не хватает пуговицы. – Конрад, как и я, работал тут с самого начала, – говорит Маргарета, похлопывая Конрада по плечу. – Бритт-Мари Перссон пришла, – говорит Харриет, держась за дверную раму. Не надо было закреплять волосы карандашом, она чувствует, как при малейшем движении головы узел начинает слабеть и разваливаться. – Это свидетельница, которая обнаружила тело Лауры. Я подумала, что лучше вызвать её сразу. Ты можешь взять кофе с собой в смежную комнату для прослушивания, – говорит Маргарета, кивая Конраду. – Я веду предварительное следствие, но всё решает Грета, – отвечает на это Конрад таким резким смехом, что его живот начинает колыхаться под рубашкой. – Конрад – единственный, кто называет меня Гретой, – сухо говорит Маргарета и добавляет: – У прокуроров совсем нет фантазии. Эхо смеха Конрада раскатывается по всему коридору, когда они с Маргаретой идут к кофеварке. Бритт-Мари Перссон сидит напротив Маргареты и Харриет за белым письменным столом, занимающим половину комнаты. Она никак не может решить, что делать с руками, положить на стол, сжать или сунуть в карманы. Между ними стоит магнитофон, на потолке – камера. В остальном комната пуста. Харриет принесла свой ноутбук, чтобы записывать, пока Маргарета будет задавать вопросы. – Мы уже беседовали раньше, и я прочла заявление, записанное полицией, которая прибыла на место в субботу, но я бы всё равно попросила вас рассказать собственными словами, что вы видели, – говорит Маргарета. Бритт-Мари ёрзает на стуле. Она одета в джинсы и вязаную кофту, осветлённые волосы отросли и явно видны их тёмные корни. – Принимать решение об оказании помощи должна была Лотта, но она заболела, поэтому туда пошла я. Никто не открыл, когда я звонила, ни в пятницу, ни в субботу. – Значит, в пятницу вы только оставили еду на ручке двери? – спрашивает Маргарета. – Еду? – Бритт-Мари смотрит на них с недоумением. – Ну да, вот тут написано, что еда по-прежнему висела в пакете на ручке двери и поэтому вы забеспокоились. Бритт-Мари всё ещё не понимает. – Да нет, мы не поставляли супругам Андерссонам еду. Пакет действительно висел на двери, но не от нашей Службы, это не мы его там оставили. С нами они договорились о встрече по другому поводу. Речь шла о Лауре. Дугласу нужна была помощь в уходе за ней. Нижняя губа и подбородок дрожат, когда Бритт-Мари начинает говорить. – Мы уже несколько раз беседовали с Дугласом на эту тему. То есть Лотта с ним говорила, и я знала, что Дуглас мог разозлиться. Лотта говорила ему, что наше решение может потребовать от него адаптационных мер. – Каких адаптационных мер? – спрашивает Маргарета. – Ну, нужно было бы, например, построить пандус для въезда инвалидной коляски, установить лифт и внести ещё несколько изменений, чтобы наш персонал мог за ней ухаживать. – Ничего не понимаю. Лауре было всего пятьдесят три, это ведь Дуглас старше её, – настаивает Маргарета. Бритт-Мари совсем озадачена. – Но Лаура же сидела в инвалидной коляске. Она не могла ходить. Маргарета поворачивается к Харриет и награждает её взглядом, который практически невозможно истолковать. – А как было, когда вы пришли туда в субботу? – продолжает допрос Маргарета. Бритт-Мари сжимает руки. – У меня отменилось одно посещение на дому в вечерней смене, и я подумала, что в субботу вечером они должны быть дома. Но пакет так и висел. Я подумала, что это странно, позвонила, но никто не открыл. Вот тогда я почувствовала, что что-то тут не то. Я пошла вокруг дома, но когда услышала, как дверь хлева стучит на ветру, то я… Голос срывается, Бритт-Мари начинает плакать. – Я видела много мёртвых, это как бы часть нашей работы, но это было как… Бритт-Мари не может выдавить ни слова. – Вы вошли в сарай и… – ведёт Маргарета свою линию. – Может быть, хотите чашку кофе? Мы можем сделать паузу. – Харриет придаёт своему голосу всю мягкость, на которую только способна. – Я недавно пила кофе, но всё равно спасибо, – сморкается Бритт-Мари. – Вы понимаете, при моей работе… И снова приступ рыданий. – Где вы её нашли? – продолжает Маргарета, когда Бритт-Мари собралась с силами. – Я увидела ноги, как только открыла дверь. Везде кровь. Я сразу поняла. Она лежала под трактором. На неё что, трактор наехал? Бритт-Мари вопросительно смотрит на Харриет. Тушь потекла у неё с ресниц и размазалась под одним глазом. – А потом что вы сделали? – Маргарета игнорирует вопрос Бритт-Мари.