Самым учтивым тут было бы соврать, однако в ответ на прямоту Коры у меня само собой вырвалось: – Ну… да, немножко. Но мне вовсе не следовало злиться. Что же до перевода, для подготовки к нему, как правило, требуются многие годы учебы. Однако кое-какие дела ты вполне можешь взять на себя, и я, сказать честно, буду этому рада. Твой дядюшка хочет, чтобы работа была завершена очень и очень быстро, и если кто-нибудь избавит меня от сопутствующих задач, это здорово облегчит мне жизнь. Ничуть не удивленная, Кора согласно кивнула: – Когда эти таблички привезли к нам, дядюшка сказал, что они изменят всё. Скажу откровенно, дневник: лорд Гленли весьма высокого мнения о своей находке, и я уже начинаю гадать, отчего. Ну, хорошо, он обнаружил длинный повествовательный текст, и для тех, кто всерьез интересуется древней цивилизацией дракониан, это просто восторг: до сих пор нам удалось отыскать несколько стихотворений, несколько коротких мифических сказок, кое-какие фрагменты хроник, но сравнимого масштаба – ничего. Не сомневаюсь, из этого текста мы сможем почерпнуть великое множество новых знаний о драконианском обществе. Но утверждать, будто он изменит всё? Как-то это безосновательно, учитывая, что о содержании нам пока ничего неизвестно. Отсюда вопрос: может, он что-то знает? Вот только представить себе не могу, откуда! Если общий смысл налоговых записей можно уловить с первого взгляда, то повествования в этом отношении гораздо сложнее, а уж тут… Приглядевшись, поизучав текст всего пару минут, я поняла: да, это – всем задачам задача! Язык архаичен настолько, что людей, которые знают, как к нему подступиться, по пальцам можно пересчитать, причем просто пробежать его взглядом и сразу сказать, о чем речь, не сумеют даже лучшие. Я обещала лорду Гленли переводить по две таблички в месяц… и теперь всерьез опасаюсь, что не смогу сдержать обещания. На каких основаниях он, вероятно, даже не знающий, что такое детерминатив[1], берется предсказывать эффект публикации? Уф. Что-то у меня хвост впереди дракона тут получается. У лорда Гленли просто весьма раздутое самомнение – естественно, все, что он ни отыщет, невероятно важно! Разумеется, Коре я обо всем этом не сказала ни слова – не настолько же у меня куриные мозги. Сказала всего лишь: – Ну что ж, поживем – увидим. Прежде, чем мы сможем составить суждение о содержании, работы придется проделать немало. То же самое я повторила и вечером, за ужином, чтоб поглядеть, как воспримет это лорд Гленли. Увы, реакции не последовало никакой. Ужинали мы вдвоем, без Коры, а когда я спросила, отчего, он только и ответил, что Кора компании за столом не любит, после чего, всеми порами источая неодобрение, сказал: – Я слышал, вы всю вторую половину дня провели в саду. Решил, будто я от работы увиливаю! – Да, – подтвердила я, – потому что сегодня начала снимать копии. И обнаружила, что лучше всего разбираю письмена при естественном освещении. Не знаю уж, отчего, но… При свете ламп просто все по-другому. – «Копии»? – переспросил он, даже не пытаясь скрыть подозрения. – Большая часть табличек, – со вздохом, в самом что ни на есть дипломатическом тоне заговорила я, – возможно, и в неплохой сохранности, но если я буду постоянно вертеть их в руках, это ненадолго. Работать гораздо лучше с копиями, с точными зарисовками знаков, начертанных писцом, а к оригиналу обращаться, лишь заподозрив ошибку. Покончив с этим, я транскрибирую текст… На лице лорда отразилось полное непонимание. – Запишу слова нашей азбукой, звуковой, – пояснила я. – Уверяю, милорд, без этих шагов не обойтись. Спросите любого переводчика, и вам ответят в точности то же самое. На это лорд Гленли небрежно махнул рукой. – Нет-нет, вы совершенно правы, мисс Кэмхерст. Я вовсе не ставлю под сомнение ваши методы. (Конечно, дело обстояло как раз наоборот… однако указывать ему на это я не стала.) Тут лакей подал суп. Одно в пользу лорда Гленли скажу: стол у него превосходный. Вот, правда, за супом я вечно боюсь начать чавкать, хлюпать и осрамиться. Сам эрл управлялся с кушаньем почти беззвучно, а после смягчился настолько, что задал вопрос: – И как же у вас, э-э… продвигается? – Ну, за сегодняшний день я, так сказать, неплохо продвинулась в копировании первой таблички, – со смехом ответила я. – Хотя могла бы сделать гораздо больше, если бы не мешали ваши садовники и лакеи, поминутно предлагавшие зонтик. Я же объяснила им, что для работы необходимо прямое освещение, но они продолжали настаивать! – Они всего лишь заботились о вашем здоровье, – возразил лорд. А также, не сомневаюсь, и о цвете лица, как будто с этим у меня, по ширландским понятиям, еще не все потеряно. Но, помилуйте, здесь же не Эрига и не пустыни Ахии! Здешнее солнце вряд ли обожжет меня даже за целое лето, а уж тем более – посреди зимы. И тут лорд Гленли, откашлявшись, спросил: – А что же насчет самого содержания? Помню-помню: как вы и сказали, вначале – копирование и эти… прочие предварительные шаги… но все же? Дай ему волю – ведь не уймется, пока не заставит все перевернуть вверх тормашками вместо того, чтоб работать, как принято. Нет уж, не позволю – тем более, на то имеются веские причины. – Трудно сказать. Как вам, несомненно, известно, – надо заметить, насчет «несомненно» я сильно покривила душой, – в драконианском письме для отделения слова от слова служит особый знак, эквивалент нашего пробела. Так вот, это новшество появилось в их письменности довольно поздно. В ранних текстах его не встречается, а наш текст, определенно, из ранних. Посему отдельные слова я изредка, кое-где, различаю, но остальные, большая часть, сливаются в сплошную строку, и что там написано – «зашу киберра» или «зашуки берра», сказать с уверенностью нельзя. Боюсь, поделиться с вами чем-то определенным мне удастся нескоро. – А Кора не может помочь? Она над табличками трудится со дня их прибытия. Очевидно, ее работой он до сих пор не интересовался, иначе ответ знал бы сам. Нет, рассказывать, как нас обеих рассмешили ее достижения, я вовсе не собиралась. Сказала просто: – Посмотрим, – и на том разговор завершила. (Перечитывая написанное, так и слышу, как гранмамá укоризненно цокает языком. «Ох, молодежь, молодежь… сразу же и по имени, и на «ты»! Трех минут не прошло, а вы уже обращаетесь друг к дружке, будто ближайшие подруги». Но нет, не собираюсь я всякий раз, упоминая о Коре, писать «мисс Фицартур» – тем более, что сама Кора, кажется, не возражает. Судя по фамилии и по тому, что зовет лорда Гленли дядюшкой, она, должно быть, дочь его брата. Надо же, а я даже не подозревала, что у него имеется брат… Нет, правда, просто потрясающе, как мало я знаю о ширландской знати – а между тем собираюсь со временем унаследовать от гранмамá баронский титул!) Из дневника Одри Кэмхерст 6 плювиса Будь прокляты ширландские зимы! Весь день моросил мелкий дождик. Нет, промокнуть я не боюсь – плохо, что освещение для работы с табличками не годится. Интересно, не удастся ли убедить лорда Гленли перевезти меня в Тринк-Лиранц, или, скажем, в Куррат – одним словом, в какие-нибудь солнечные края – на время работы над текстом? Нет, я же обещала Лотте быть рядом, если вдруг ей понадоблюсь, хотя чем могу помочь ее Сезону, учитывая, с каким треском провалила собственный, даже не представляю. Нет, придется мне, видно, работать при лампах, или придумать, чем занять себя во время скверной погоды. Начну, пожалуй, транскрипцию того, что уже скопировала. Позднее Транскрибирование пошло медленнее, чем обычно, но это потому, что я взялась за обучение Коры. Очевидно следующее: часть ошибок в ее переводе сделана оттого, что она путает знаки «ша» и «ма», а также «гил» и «сук» – весьма расхожие оплошности начинающих; отсюда и всякие «ветви деревьев», и прочее в том же духе. Ох, не стоило бы доверять это бумаге! Гранпапá то и дело твердит: надо-де все шаги выполнять по порядку: вначале копирование, затем транскрипция, и только затем, по ее завершении – перевод. (И всякий раз, как он читает эти нравоучения, гранмамá отпускает едкую остроту о его «сатанинском терпении», а после рассказывает о той самой иструхлявевшей двери в Сердце Стражей, которую дед велел ей зарисовать во всех деталях, прежде чем пустил кого-либо дальше, взглянуть, что там, за нею.) Однако мое терпение далеко не так прочно, и первая часть перевода уже… Впрочем, все остальные давным-давно спят, и этот маленький секрет, мой дневник, останется между нами. Табличка I. Вступление переведено Корой Фицартур Слушайте с крыльями вашими в канавах и с камнями во всех углах. Через меня я говорю, как была сделана глина, и грязь, и вода, и потолок, и ветер, и зерна, и животные земли, и камбалы, и неба, три сердца тростника и четыре, которые позже были тремя. Сделайте камнем слова мои на будущий год, потому что записи мысли – те, что всегда настоящие. Когда этот выводок записан, мы живем с ними, и благодать их сокровищ заставит грядущие поколения делать вещи. Один был красен от солнца и имел форму многих железных рук. Два были зеленой водой и росли оттого, что спали высокими. Три были небесно-синими и бойко шли со своими ветвями деревьев. Четыре, которые были мужчинами, покрытыми черным, были впервые записаны. Четверо вместе разбили одно яйцо, чего никто еще прежде не делал. Вместе они спускались и поднимались и становились тьмой через свет. Табличка I. Колофон переведено Одри Кэмхерст Внемлите, расправьте же крылья и слушайте, слушайте все, в глубоких каньонах и среди горных вершин, во всех уголках мира.