– А я думала, ты Казань приехал посмотреть. – Я попыталась улыбнуться сквозь слёзы. – Да зачем бы мне сдалась эта Казань, если бы тебя в ней не было?! Тома, я не выношу женских слёз. Успокойся, пожалуйста. Я рядом. Всё хорошо. Ты же знаешь, что я очень стараюсь, чтобы мы виделись чаще. Я делаю для этого всё возможное и невозможное. Ты же рассудительная девушка. Ты должна понимать, что я делаю всё, что в моих силах. – Жан, ты меня действительно не понимаешь или просто делаешь вид? – Я пыталась остановить навалившуюся на меня истерику, но у меня это плохо получалось. – Я больше так не могу. Я умираю без тебя. Я медленно умираю! Наши с тобой разлуки становятся для меня невыносимыми, я больше не могу сдерживаться. Когда ты уезжаешь, я кричу от душевной боли и кусаю губы до крови. Я не знаю, на сколько меня ещё хватит, но мне кажется, что я скоро умру. Когда я остаюсь одна, у меня ощущение, будто меня ножом режут по сердцу. У меня какое-то помутнение рассудка. Мне постоянно кажется, что я тебя теряю. Это какая-то агония, понимаешь?! Ты знаешь, что такое агония? Даже если ты знаешь, ты всё равно меня не поймёшь. Как бы ты мне ни клялся в том, что тебе тоже тяжело, в этой ситуации мне ещё тяжелее. У тебя есть тыл, семья, а я совершенно одна. У меня никого нет, кроме тебя. У меня даже нет мира, потому что этот мир заслонил ты. Мне хочется выть от того, что мы так поздно встретились, и я ничего не могу изменить, хочется биться головой о стену от собственного бессилия. Жан поднял брови, заметно помрачнел, и я увидела в его лице холод. – Тома, с первого дня, как мы с тобой познакомились, я не скрывал от тебя, что женат. Я вообще никогда и ничего от тебя не скрывал. – Я знаю… – Тома, ты хочешь со мной расстаться? – Я не была готова к такому вопросу и впала в полнейшее оцепенение. Я не могла тянуть с ответом и судорожно замотала головой: – Нет. Наоборот. Я хочу с тобой никогда не расставаться. Я хочу… – Тогда зачем ты устроила этот неприятный разговор? – Потому что я больше не могу… – Не верю. Ты всё можешь, потому что ты меня любишь. Жан сел рядом и по-отечески погладил меня по голове. – Тебе не идут слёзы. Мне всегда нравились твои жизнерадостные глаза. Ведь я влюбился сначала в твои глаза, а потом уже полюбил тебя. Когда Жан пошёл в ванную комнату, я попыталась взять себя в руки и успокоиться. Почему же меня так угораздило полюбить? И не какого-нибудь свободного казанского мужчину, а именно женатого француза, с которым нет никаких перспектив и нет даже никакого намека на будущее. Быть с Жаном означало только одно – на всю жизнь остаться любовницей. Хотя… Хотя я всегда немного подозрительно относилась к такому понятию, как брак. Я слишком часто наблюдала за чужими семьями, смотрела на жён, которые заполучили своих мужей, и пыталась понять, чего больше они хотят от своего брака – любви или победы. Конечно, замужество даёт чувство защищенности, но ведь многие люди утверждают, что замужество убивает любовь. Мне вспомнилась родная тётка, которая всегда учила меня быть как можно аккуратнее в своих желаниях, потому что они иногда имеют неосторожность сбываться. Так вот, моя тётка любила одного женатого мужчину. Любила очень долго, тайно мечтая о том, что когда-нибудь он обязательно оценит её чувства, разведётся со своей женой, и они проживут долго и счастливо. Время шло, но её любимый продолжал жить на две семьи, всё время обещая ей развестись. Когда слишком долго чего-то не происходит, устаёшь ждать. Моя тётка поняла, что устала не только она, устали её изможденные чувства и душа. И когда в его семье всё окончательно расклеилось, он пришёл к моей тётке и сообщил ей, что теперь он будет жить с ней, ей не стало от этого радостно. А была только пустота и грусть. Если бы он пришёл раньше… Да если бы он пришёл раньше, она бы бросилась к нему на шею, громко смеясь и плача одновременно! Надела бы своё самое красивое платье и станцевала канкан! И, нарвав себе букет роскошной сирени, провозгласила на весь свет, что она самая счастливая женщина! Но… Но он пришёл тогда, когда его уже не ждали. Они не смогли жить вместе, не стали счастливы и не умерли в один день. Он слишком перетянул, переиграл судьбами двух любящих его женщин, а она… Она поняла, что тяжело вступать в новую жизнь с измождённой и уставшей душой. После этой истории моя тётка всегда говорила и говорит до сих пор о том, что все наши желания должны выполняться своевременно. «Бойся своих желаний, потому что они могут исполниться слишком поздно, в тот момент, когда тебе это уже не будет нужно. Бойся своих желаний…» Слова моей тётки часто звучали в моей голове, и я ловила себя на мысли о том, что сейчас ещё пока не поздно. Не поздно… Сейчас наши отношения находятся на самом пике. И пока ещё не поздно. Пока я очень сильно этого хочу и очень сильно об этом мечтаю. Зачастую в нашей жизни не всем нашим желаниям суждено сбыться. Не всем… Ни своевременно, ни запоздало. – Тома, немедленно возьми себя в руки, – шёпотом сказала я себе и со всей силы сжала свои кулаки. – Любить – это ещё не значит обладать. Чувства – это не торг. Говорят, что настоящая любовь проявляется именно тогда, когда человек любит и ничего не просит взамен. Значит, я должна просто любить… Просто любить…» Глава 3 Когда Жан вышел из ванной, я была уже совершенно спокойна и смотрела на него глазами, в которых больше не было слёз. – Такая ты мне нравишься больше, – одобрительно сказал он и принялся одеваться. – Извини. Сама не знаю, что на меня нашло. – Я попыталась хоть как-то оправдать свое состояние и даже смогла улыбнуться, правда, улыбка получилась неестественной и была похожа скорее на какую-то гримасу. Несмотря на жуткую грязь, нам всё же удалось погулять у кремля без резиновых сапог. Жан обнимал меня за плечи и, не обращая внимания на любопытство разглядывающих нас многочисленных строителей и рабочих, с присущей ему одержимостью фотографировал всё, что видел: кремль, мечеть, резиденцию президента, храм и памятник зодчим казанского кремля. – Тебе здесь нравится?! – Я старалась перекричать шум работающей техники. – Красиво! – как ни в чём не бывало отвечал мой француз, стараясь по возможности обходить грязь. Вечером мы прошлись по казанскому «Арбату» и поехали ко мне домой, потому что Жан просто изнывал от любопытства посмотреть мою квартиру. – Ты живёшь не на улице Чернышевского? – с иронией спросил он сразу, как только мы сели в машину. – Нет. Я живу на улице Горького, – деловито ответила я и даже не подумала улыбнуться. – Тома, а почему ты не захотела, чтобы я остановился у тебя? – Жан задал вопрос, от которого мне стало почему-то не по себе. – Наверное, по той же причине, по которой ты не захотел, чтобы я остановилась в твоём доме в Париже. – В моём доме в Париже живёт моя семья. – И что? – А то, что не стоит задавать глупые вопросы. Ты же сама знаешь, что это невозможно. Я живу не один, а в своей казанской квартире ты живёшь одна. Твоя мать живёт в другом месте. – Жан, я действительно живу одна, но не думаю, что тебе было бы у меня намного лучше, чем в гостинице. У меня очень любопытные соседи. Зачем нам ненужные слухи? – Ты хочешь сказать, что это нехорошо, когда к тебе в гости приезжает иностранец? – В принципе ничего плохого в этом нет, времена сейчас совсем другие, не такие, как были раньше, но всё же нас призывают поддерживать отечественного производителя. – Ты о чём? – не понял меня француз. – Да так, о своём, о девичьем. Я жила в небольшой двухкомнатной квартире, которая досталась мне в наследство от моей обожаемой бабушки. Вот уже пять лет, как она покинула этот мир, и при воспоминаниях о её нежной и трепетной любви на мои глаза наворачиваются слёзы. Её портрет висит на стене и освещает своей лучезарной улыбкой самую большую комнату. С тех пор как бабушки не стало, я ощущаю, как же сильно мне её не хватает. Из моей жизни исчезла надёжная опора, добрые и нужные мне слова, чрезмерная любовь и даже незабываемые пельмени, которые она всегда лепила вручную. Моя бабушка никогда не боялась старости. Она вообще никогда и ничего не боялась. Всё, что происходило с ней при жизни, она всегда воспринимала как нормальный закономерный процесс. Бог даст, и я доживу до старости, и хотелось бы встретить её совершенно спокойно и даже достойно, так, как встретила её моя бабушка, с высоко поднятой головой и дерзкой, открытой улыбкой на липе. Я хотела бы походить на неё. А ещё… Ещё я бы очень хотела, чтобы мои дети и внуки боготворили меня так же, как мою бабушку боготворит наша семья. Когда она была рядом, я часто забывала сказать ей о том, что безумно её люблю. А однажды стало слишком поздно. Я не успела. Не успела… Она умерла. По ночам, когда мне особенно одиноко, я люблю перебирать её фотографии. Я смотрю на молодую и изящную девушку, которая потом стала моей бабушкой, и прижимаю фотографию к щеке, вытирая выступившие слёзы Для меня она никогда не была старой и навсегда останется настоящей красавицей, которая кружила головы многочисленным поклонникам и дарила всем, кто её знал, блаженную и счастливую улыбку. – Проходи, – немного взволнованно произнесла я и открыла входную дверь. – Только у меня здесь небольшой беспорядок. Не обращай внимания. На самом деле я тщательно убралась, начистила до блеска паркет, вытерла пыль и перемыла все фарфоровые статуэтки. Я знала, что Жан обязательно захочет посмотреть моё жилище, и жутко переживала, что оно может ему не понравиться. – У тебя идеальный порядок, – тут же успокоил меня мой француз и улыбнулся. Мне показалось, что он догадывается о моих переживаниях. – У тебя очень мило. – Спасибо. Я люблю свою квартиру. Когда была жива бабушка, я любила бывать у неё. Вечерами она садилась напротив меня, включала приглушённый свет, лёгкую, манящую музыку и вот на этом круглом столе раскладывала карты. – Я помню. Когда мы с тобой познакомились, ты много мне про неё рассказывала. Ты говорила, что она была гадалкой. – Она была не просто гадалкой. Она считала себя колдуньей. В этот дом всегда приходили люди. Бабушка предсказывала им жизнь по картам, прогнозировала события, снимала порчу, возвращала любимых и даже наказывала обидчиков. А ещё она гадала на кофейной гуще. Люди рассказывали о ней друг другу, приводили своих родных и близких, писали ей письма и даже приезжали из других городов. Бабушка никогда не была одна. В этот дом всегда шли люди. Я постаралась ничего не менять в этой квартире, а сохранить всё так, как было при ней. Даже сейчас, спустя пять лет, я чувствую незримое присутствие своей бабушки и ощущаю в этой квартире её дух. – Ой, тогда ты очень опасная женщина. Ты внучка колдуньи. – Жан с опаской посмотрел на круглый, с несколькими подсвечниками антикварный стол, стоящий посреди комнаты. – Ты любишь зажигать свечи? – Обожаю. Мне нравится запах горящих свечей. Мне вообще нравятся зажжённые свечи. Особенно когда они расставлены по всей комнате. – Остановив свой взгляд на портрете в дорогой позолоченной рамке, я грустно вздохнула и продолжила: – Бабушка очень тяжело умирала. Говорят, что у тех, кто занимается колдовством, долгая и мучительная смерть. Она умирала в загородном доме. Это было страшное зрелище. Бабушка умирала две недели. Она кричала от боли и корчилась в муках. Мы с родителями плакали и не знали, как ей помочь. Вся деревня приходила к нашему дому и молилась за бабушку. Все знали, что у колдуньи слишком страшная и мучительная смерть, и каждый мысленно просил о том, чтобы ей стало легче и эти мучения закончились. А однажды вечером, когда мы с мамой сидели на крыльце, к нам подошла незнакомая женщина в чёрном и сказала, чтобы мой отец пробил отверстие на крыше, чтобы получилась так называемая дверь в небо. Тогда дух сможет быстро уйти, и бабушкины мучения закончатся. Эта женщина исчезла сразу, и больше мы её никогда не видели. Папа тут же пошёл на чердак и пробил в потолке дыру. Бабушка моментально перестала кричать, облегчённо вздохнула и, сказав нам всем о том, что очень сильно любит нас, умерла с блаженной улыбкой на устах. – А я и не знал, что колдуньи так тяжело умирают, – заинтересовался моим рассказом Жан. – Тяжело – это слишком мягко сказано. Ты даже представить себе не можешь, какая же это была долгая и мучительная смерть. – И ты не боишься здесь жить? – Жан задал вопрос, очень сильно удививший меня. – Как я могу бояться свою родную бабушку? – Я имел в виду, что не боишься ли ты того, чем она занималась? В этой квартире достаточно много странных вещей. Почему ты не хочешь поменять эти обои на более светлые или убрать эти амулеты и совершенно непонятные статуэтки? – У меня просто не поднимется на это рука. Я же уже говорила тебе о том, что я постаралась сохранить здесь присутствие бабушки. – А тебе что-нибудь от неё передалось? – Эта квартира, – не поняла я вопроса. – Нет. Я имел в виду её дар. – Не знаю. – Я тут же ушла от ответа, потому что сама неоднократно задавалась всё тем же вопросом. – Иногда мне кажется, что я не замечаю в себе ничего особенного. А иногда я нахожу в себе столько странного… А ещё… Ещё я точно знаю, что моя бабушка меня охраняет. Когда на меня наваливаются какие-нибудь проблемы или приходит беда, кто-то незримо делает всё возможное, чтобы я не пострадала. Это дух моей бабушки. Я знаю точно, что она и есть мой ангел-хранитель. – А она когда-нибудь говорила о том, как сложится твоя судьба? – Да. – И что же она говорила? – Глаза Жана возбуждённо заблестели. – Зачем тебе это? – Мне интересно. – Бабушка сказала, что у меня впереди длинный и достаточно трудный путь и она всегда будет рядом и никогда не даст меня в обиду, а все, кто попробуют причинить мне хоть какое-то зло, будут жестоко наказаны. А ещё она сказала, что мне не надо никого бояться, потому что я внучка колдуньи, и этим всё сказано.