– Я всего знать не могу, – ушла от ответа Лей-сан. – Я думаю, что сбежал твой француз от тех, кто его там держал, и от тебя. – А мне в это с трудом верится. Как же он мог меня бросить одну?! Ведь не только он один был в беде, но и я тоже. – Я тебе говорю, а ты совершенно меня не слышишь. Он не верил ни единому твоему слову. Он думал, что ты с ними. – Тогда где же он сейчас? – В гостинице или уже вылетел в Париж. А быть может, в милиции. Слова моей подруги подтолкнули меня к решительным действиям, и я тут же взяла телефонную трубку. Набрав номер отеля, в котором остановился Жан, я назвала номер его комнаты и попросила с ним соединить, но на том конце передо мной вежливо извинились и сказали, что ключи от номера находятся на рецепции, а в самом номере никого нет. – Его там нет. – Я отодвинула телефон и ударила кулаком по столу. – Его там ни черта нет! – А я в этом не сомневалась. Только ты по столу не стучи. У нас у всех нервы ни к чёрту, но надо уметь держаться. Я знала, что его нет в отеле. – Почему? – Возможно, он уже в Париже. – Да ни в каком он не в Париже! Нет его там! – Он весь избит и еле передвигался. Да если бы он даже и смог уйти, то трассу бы не нашёл. Это для него нереально. – Да для него всё реально. Жить захочешь, не до трассы, до Парижа дойдёшь. – У него вещи все в гостинице. Как бы он в таком виде приехал в аэропорт? Им бы сразу милиция заинтересовалась. Что-то тут всё-таки не так. Чует моё сердце, что наши с тобой мысли не в том направлении движутся. – Может, твоё сердце сможет рассказать тебе, где твой Жан? – По этому поводу оно пока молчит. – Ну, если заговорит, то дай мне знать. Я закрыла глаза и в который раз представила Жана. Господи, как же хорошо было ещё совсем недавно. Ничто не предвещало беды, и я находилась под защитой его жарких объятий. Всё рухнуло в один миг. Наша любовь, наша надежда и наша спокойная жизнь. Меня охватило жуткое чувство одиночества, обречённости и даже бессилия. Несмотря на своё тяжелое внутреннее состояние, я попыталась не упасть духом окончательно и взять себя в руки. – Знаешь, а может, мне в милицию пойти и рассказать всё, как было? – Я задала свой вопрос шёпотом, несмотря на то, что мы были в квартире одни. – Зачем? – Затем, что у меня нет другого выхода. Не могу же я жить в бегах и не знать, где мой любимый человек. – Как ты пойдёшь в милицию, ты же убила человека? – Пусть меня за это осудят, – проговорила я и ощутила, как меня замутило. – Что значит осудят? Ты в тюрьму, что ли, хочешь сесть? – Нет, – предельно честно ответила я. – Тогда зачем говоришь такие вещи? – Я подумала о том, что, как ни крути, меня всё равно найдут. Так, может, лучше мне самой явиться с повинной. Глядишь, срок меньше дадут. – Срок?! – Лейсан закашлялась и налила себе полный стакан воды. – Ты хоть можешь себе представить, что такое срок? – Могу, – убийственным голосом ответила я и потерла рукой мокрый от пота лоб. – Ну и что это такое? – Это потеря нескольких лет жизни. – В том-то и дело. Жизнь такая короткая. Это кажется, что она длинная, а не успеешь оглянуться, она уже к концу подходит. И несколько лет жизни ты просто теряешь. Ты собралась сознательно укоротить себе жизнь. Ты молодая, интересная девушка. Получила превосходное образование и хорошее место на фирме. Ты всегда всего добивалась сама. А теперь ты решила всё это перечеркнуть и загреметь в тюрягу?! Всё, чего ты достигла, взять и послать коту под хвост?! Так нельзя! – Что же мне тогда делать? – Найти хорошего адвоката. – На хорошего адвоката нужны хорошие деньги. Я даже свою машину не смогу продать, потому что к собственному дому не могу подойти. Там, вне всякого сомнения, дежурят люди Влада, и у них есть ключи от моей квартиры. Лейсан нервно достала из кухонного шкафа полупустую пачку сигарет и протянула её мне. Не сговариваясь, как по команде, мы одновременно закурили, молча стряхивая пепел в маленькое блюдце от кофейной чашки. – Томка, – не выдержала Лейсан и в силу своей постоянно болтливости нарушила молчание первая. – Что? – А ты уверена, что твоя бабушка непричастна к исчезновению драгоценностей? – Вполне. – Почему такая уверенность? – Потому что это моя бабушка. – И что? – Ну ты сама посуди. Я у моей бабули была единственной внучкой, в которой она души не чаяла и любила меня такой бесконечной любовью, делая всё возможное, чтобы мне было хорошо и спокойно. О такой бабуле можно только мечтать. Да моя бабушка никогда и ничего не могла бы спрятать. Она бы мне последнее отдала. Никаких сумасшедших денег у нас отродясь не было. Ты же сама знаешь, что мы не жировали. Конечно, она на гаданиях и приворотах зарабатывала и нам с мамой, чем могла, помогала, но в роскоши мы не купались и ничем особенным среди других семей не выделялись. Даже если предположить, что она и в самом деле чужие драгоценности забрала, то куда бы она их дела? Она не могла умереть и ничего мне о них не рассказать. Тогда на кой чёрт они ей сдались, если она сама ими не пользовалась и другим не давала? Я слишком хорошо знаю свою бабулю. Она никогда ничего не брала. Просто люди её недолюбливали, боялись и часто на неё наговаривали. – Тогда всё понятно. – Что тебе понятно? – Влад всё это сочинил. – Лейсан сделала окончательный вывод и затушила свою сигарету. – Что именно он сочинил? – Да всю эту байку про драгоценности. От начала до самого конца. – Зачем? – Затем, что им была нужна причина для того, чтобы зайти в твою квартиру и навести в ней свои порядки. – Я не пойму, о чём ты. – О том, что им просто нужен был Жан. Видимо, они его уже давно ждали. Знали, что ты встречаешься с французом, навели про него справки и ждали приезда. Всё, что им нужно, – так это хлопнуть его на деньги. А драгоценности – это так… Для отвода глаз, чтобы заодно и ты была у них на крючке. На твою бабушку сейчас какие угодно грехи списать можно. Если бы она оставила тебе такие сумасшедшие драгоценности, то ты бы уже давно себе навороченную усадьбу неподалёку от кремля прикупила, прямо на берегу реки. Чтобы берег реки у тебя был свой личный и никто на нём загорать не смел. Охраны наняла бы и жила в своё удовольствие. Деньги для того и существуют, чтобы их тратить. – Вот это ты правильно говоришь. У моей бабушки не было драгоценностей, а у меня нет усадьбы рядом с кремлём и собственного берега. – Подожди, а может, когда и будет. Вдруг ты по карьерной лестнице пойдёшь. – Лейсан, я не знаю, как прожить сегодняшний день, а ты мне говоришь о завтрашнем. – Тома, а у тебя есть домашний телефон Жана? – Ты имеешь в виду его телефон в Париже? – Ну да. Или домашний, или рабочий. – Рабочего нет. Мы с ним всегда общались по мобильному, но сейчас он отключён. А домашний… Да, есть. Он несколько раз мне с него звонил, когда его семья к родственникам уезжала. – Вот и хорошо. – Что хорошего-то? – Позвони ему на домашний. – С чего бы это? – Узнай, как там обстановка. Не объявлялся ли он, не звонил, и заявила ли его жена в полицию. Если заявила, то значит, что его уже и здесь ищут. Я слушала свою подругу и не верила в то, что она может произносить вслух подобные мысли. – Лейсан, ты хоть иногда думаешь, что говоришь? – Я всегда думаю, что говорю, – обиделась та. – А мне кажется, что не всегда. Как я могу звонить жене Жана, в качестве кого? Да она вообще не подозревает о моём существовании! Ты хочешь, чтобы я одним звонком разрушила чужую семейную жизнь?! – Да от одного звонка никакая семейная жизнь не разрушится, чтобы её разрушить, в неё надо на танке заехать и в течение долгого времени вдоль и поперёк бороздить! И зачем тебе звонить и представляться любовницей Жана? Что за необходимость? Он же жене сказал, что в Казань по работе поехал. Мужики все свои отлучки работой называют. Так?