Крики младенца доносились через радио няню, чем разбудили меня, когда часы на прикроватной тумбочке показывали 2:40. Темнота за окнами подтверждала, что сейчас середина ночи или, точнее, раннее утро. В возрасте двух недель Рене просыпалась каждые четыре-пять часов, и хотя я была измотана, ребенок в детской рядом с нашей спальней уже украл мое сердце. Скатившись с кровати, я оставила Байрона спать в нашей кровати и направилась в детскую. Использование новых имен было самой трудной частью этого задания Наш новый дом был всем, что нам обещали, и даже больше. Три спальни и две ванные комнаты, всё это располагалось в тихом прекрасном районе, настоящая мечта. Жизнь в Маунт-проспект, штат Иллинойс, северо-западном пригороде Чикаго, пригороде с девизом «где дружелюбие — это образ жизни» — была совсем не похожа на жизнь в нашей квартире в Южном Чикаго. Пока еще стоял март и было холодно, соседи гуляли по улицам, выгуливали собак и расчищали тротуары. Многие даже подошли к нашей двери, чтобы поприветствовать нас в этом районе. Мои щеки все еще были в синяках от пластической операции, как и глаза. К счастью, теперь я могла скрыть это косметикой в любой момент. Мои волосы сменили цвет с каштанового на насыщенный черный и были подстрижены по последней моде, длинные пряди спереди, короткие сзади. Я скучала по длинным волосам, но, по общему признанию, с такой стрижкой было легче справиться с новорожденным. Последние две с половиной недели были сплошным ураганом. Рене родилась раньше срока в маленькой больнице пригорода Висконсина. Я старалась не думать слишком много о том, что произошло, как они убедили женщину, что ее ребенок умер, или даже где они нашли тело младенца, чтобы она могла его подержать. Я опустила руку в кроватку, и золотой браслет на моем запястье отразил свет ночника в углу. Я не могла объяснить, что заставило меня надеть браслет. Возможно, это была дань уважения той женщине, способ для меня почувствовать связь с ней, а для нее — с Рене. Она хотела похоронить его вместе с дочерью. Ей казалось правильным держать его поближе к ней. — Ну-ну, моя милая Рене. Ты у мамы, — проворковала я, прижимая ее крошечное тело к груди и поддерживая головку. Мои пальцы нежно пробежались по мягкому ореолу светлого пушка, такого легкого, что он был почти невидим. — Ты такая сильная. Она выгнула спину и подняла головку, спустя мгновение снова упав на меня. Через несколько секунд она расслабилась, больше не суетясь, пока я напевала колыбельную, которую смутно припоминала. Положив малышку на пеленальный столик, я продолжала говорить, рассказывая ей то, что не хотела забывать, что знала, что не смогу сказать, когда она станет старше. — Рене, твое настоящее имя Арания. Мы зовем тебя Рене для краткости. Я не знаю точно, почему мы получили тебя, кроме того, что ты наш подарок, но мы считаем, что это было сделано, чтобы защитить тебя. Однажды ты станешь сильнее и умнее. Мы тебе не понадобимся, но до этого дня, милая девочка, я здесь, и папа тоже. Всегда знай, что тебя любили. Я боролась с желанием заплакать, думая о женщине, которая никогда ее не обнимет. Я не могла изменить этого, но могла дать Рене понять, что она всегда желанна и всегда любима. Байрон смог собрать воедино гипотезу — свою теорию. Ни для кого не было секретом, что в Чикаго произошло что-то серьезное с адвокатом, который работал на Аллистера Спарроу и Рубио МакФаддена. Это было во всех новостях. ФБР обыскало его офис и дом. Его имя, Дэниел МакКри, мелькнуло в нижней части экрана телевизора. А потом мы увидели некролог: Семья МакКри, Дэниел МакКри и его жена, достопочтенная судья Аннабель Ландерс, с прискорбием сообщают о печальной потере своей дочери Арании МакКри. Младенец скончался менее чем через час после рождения. Семья решила, что никакого публичного прощания не будет. Соболезнования могут быть выражены в форме пожертвований от имени их дочери в юридическую школу Чикагского университета. Это было имя, то самое имя, которым женщина в больнице назвала свою дочь. Оно было не обычным, как Мэри или Сьюзен. Такое имя невозможно не узнать. Именно Аранией назвала девочку женщина в больнице. Мы не могли списать это на совпадение. Ребенок, находившийся на нашем попечении, принадлежал адвокату и судье в Чикаго. Причина, по которой Аллистер Спарроу приложил столько усилий, чтобы спрятать этого ребенка у всех на виду, до сих пор ускользала от нас. Все, что мы знали, это то, что нас втянули в эту паутину. Нам был предоставлен дар заботиться о девочке и растить ее. Маленькие ножки Рене радостно дрыгались, пока я укладывала девочку обратно в розовую кроватку. Ее карие глаза смотрели вверх, пока я щелкала маленькими застежками, одевая теплее ее этим холодным весенним утром. Подняв, я прижала ее к своей груди и направилась на кухню. Когда я повернула за угол, Нил — нет, Байрон — уже был там. — Что ты делаешь? Тебе же скоро на работу. Тебе нужно поспать. Ему дали отсрочку, время на то, чтобы восстановиться после операции. На его губах появилась улыбка. — Я грею бутылочку. — Да? Он подошел ближе и нежно поцеловал Рене в макушку, а потом меня в губы. — Мы же команда. Мы сделаем это и спасем ее от того, что сделали ее родители. В горле у меня образовался комок. — Думаешь, мы сможем? — Настоящая работа, та, что в «Боинге», стоит настоящих денег. — Он огляделся по сторонам. — Дом уже оплачен. Сейчас наша единственная обязанность перед Спарроу — держать его в курсе событий о Рене. Если однажды он смог превратить нас в новых людей, мы сможем сделать то же самое. Я положила Рене на сгиб руки. — Ты слышала, милая девочка? Все будет хорошо. Микроволновка подала сигнал, и Байрон открыл дверцу, поднял бутылку и осторожно выдавил содержимое. — Кажется, то, что надо. Я начала было садиться в кресло в гостиной, но вдруг остановилась. — Ты хочешь ее покормить? — спросила я. Байрон широко раскрыл глаза. — Ты не сломаешь ее, обещаю. Байрон тревожно сглотнул, когда сел и протянул руки. Он уложил ее на сгиб своего локтя и поднес бутылку к ее губам, в моей груди заныло от осознания, что мы, наконец, получили то, что всегда хотели, и от понимания того, какой ценой мы получили это чудо. Глава 13 Стерлинг — Нам нужно подтверждение, что Луиза в безопасности, — сказал я в телефон, когда Гарретт повез нас с Аранией к квартире подальше от яхт-клуба. Глянув налево, видя страх в глазах Арании с тех пор, как я рассказал ей, что происходит, я был готов выпрыгнуть из собственной гребаной кожи. Я потянулся и накрыл ее руку своей, сдерживая гнев и пытаясь предложить ей то, в чем она нуждалась. Ее шоколадные глаза, остекленевшие от слез, повернулись в мою сторону. — Все будет хорошо, — прошептал я одними губами. — Поскольку сообщения приходили через мессенджер, через реальных людей, а не технологии, у нас пока нет способа ответить, — сказал Патрик в мой телефон. — Рид отследил каждую посылку, но сведения об отправителе разнообразны и ведут в тупик. — Откуда они? — Из Денвера. Я вздохнул. — Это хороший знак, они не увезли ее далеко. Глаза Арании расширились, когда она посмотрела в мою сторону. — Что? — спросил я ее. — О Боже, Стерлинг, они не могут увезти ее далеко. А что, если у нее начнутся схватки? — Именно поэтому мы и работаем над этим, — ответил я, а затем снова заговорил в трубку и спросил Патрика: — Винни с тобой? — Да. Его голос стал тише. — Боюсь, если я оставлю ее, она сделает что-нибудь, что ухудшит положение. — Я хочу поговорить с ней, — сказала Арания. — Дай ей телефон. Арания хочет поговорить с ней. В его ответе прозвучала неуверенность. — Патрик, она знает, что происходит. Она просто хочет убедиться, что хотя бы с одним из ее друзей все в порядке. — Ты здесь главный. Я передал трубку Арании. Как только я это сделал, машина, в которой мы сидели, накренилась вперед, бросив нас грудью на ремни безопасности. — Какого хрена? Сквозь защитные стекла наших окон доносилось эхо визжащих шин. Лицо Гаррета побледнело. — Простите, сэр. Эта машина. Я качал головой, не веря происходящему, пока черный внедорожник мчался по перпендикулярной к нам улице с дымом из-под шин. Светофор перед нами был зеленым, автомобили позади хором сигналили.