— Правда? Неужели? Синтия будет ревновать, когда услышит. Ну, может, не ревновать, но самую малость позавидует. — Миссис Ричардсон — поклонница Филлис Уиверн? — Нет, не думаю. Синтия, правда, кузина Стеллы Феррарс, написавшей роман «Крик ворона», по которому будет сниматься фильм. Троюродная кузина, но тем не менее. — Синтия? — Я не верила своим ушам. — Да, трудно поверить, не так ли? Я сам едва верю. Стелла всегда была паршивой овцой в семье, знаешь ли, пока не вышла замуж за лэрда[13] и не обосновалась в вересковых пустошах Шотландии и не начала производить на свет череду халтурных романов, из которых «Крик ворона» — просто самый последний. Синтия надеялась заскочить и дать мисс Уиверн несколько наметок на тему того, как следует играть роль героини. Я чуть не сказала «п-ф-ф-ф!», но удержалась. — Так вот почему вы здесь? Повидать мисс Уиверн? — Ну да, — сказал викарий, — но не по этому поводу. Рождество, как ты уже не раз слышала от меня, — это всегда величайшая возможность не только получать, но и давать, и я надеюсь, что мисс Уиверн ясно видит свой путь, дабы воссоздать для нас парочку сцен из ее величайших триумфов — все во имя благого дела, разумеется. «Кровельный фонд», например, боже ж ты мой… — Хотите, чтобы я вас представила ей? — спросила я. Он чуть не рассыпался на части. Закусил губу и извлек носовой платок, чтобы протереть очки. Когда до него дошло, что он забыл взять их с собой, он высморкался. — Будь добра, — сказал он. Потом добавил, когда мы поднимались по ступенькам: — Надеюсь, мы не помешаем. Ненавижу быть просителем, но иногда выбора нет. Он имел в виду Синтию. — Наше последнее предприятие потерпело крах, не так ли? Так что в этот раз надо постараться. Теперь он, конечно же, подразумевал Руперта Порсона, покойного кукольника, чье представление несколько месяцев назад в приходском зале резко прервалось трагедией[14]. Бан Китс сидела на стуле наверху лестницы, оперев голову на руки. — Боже мой, — сказала она, когда я представила ее викарию. — Я ужасно извиняюсь, кажется, у меня жуткая мигрень. Ее лицо было белым, как снежная корка. — Как печально, — произнес викарий, положив руку ей на плечо. — Сочувствую от всего сердца. Моя жена ужасно страдает от такого же недуга. Синтия? — подумала я. От мигреней? Определенно это многое объясняет. — Она иногда находит, — продолжал он, — что помогает теплый компресс. Уверен, что добрая миссис Мюллет с удовольствием сделает его вам. — Все в порядке… — начала Бан Китс, но викарий был уже на полпути вниз по лестнице. — О! — Она всхлипнула. — Мне следовало остановить его. Я не хочу никому создавать проблемы, но когда я в таком состоянии, то едва могу думать. — Викарий не против, — сказала я. — Он очень хороший человек. Всегда думает о других. На самом деле он зашел узнать, можно ли уговорить мисс Уиверн дать спектакль, чтобы собрать деньги в церковный фонд. Ее лицо стало еще белее, если это возможно. — О нет! — ответила она. — Он не должен ее об этом просить. У нее бзик по поводу благотворительности, терпеть ее не может. Что-то из детства, полагаю. Лучше скажите ему об этом, пока он не затронул эту тему. Иначе наверняка будет жуткая сцена! Викарий уже возвращался, к моему удивлению, прыгая через две ступеньки. — Откиньтесь назад, леди, и закройте глаза, — сказал он таким мягким голосом, которого я доселе у него не слышала. — Мисс Китс сказала, что мисс Уиверн нездорова, — объяснила я, когда он приложил компресс к ее лбу. — Так что, наверное, лучше не упоминать… — Разумеется. Разумеется, — отозвался викарий. Позже я придумаю какое-нибудь безвредное извинение. Голос позади меня произнес: — Бан? Черт возьми… Я резко обернулась. Филлис Уиверн, облаченная в платье цвета орхидеи и в полнейшем здравии, плыла по коридору в нашем направлении. — Она мучается от мигрени, мисс Уиверн, — сказал викарий. — Я только что приложил компресс. — Бан? О моя бедняжка Бан! Бан тихо застонала. Филлис Уиверн выхватила компресс из рук викария и снова приложила его к вискам Бан, собственноручно. — О моя бедная, несчастная Бан! Скажи Филли, где болит. Бан закатила глаза. — Марион! — позвала Филлис Уиверн, щелкнув пальцами, и словно из ниоткуда появилась высокая поразительная женщина в роговых очках, в прошлом, должно быть, выдающаяся красавица. — Отведи Бан в ее комнату. Скажи Доггеру немедленно вызвать доктора. Когда Бан Китс увели, Филлис Уиверн протянула руку. — Я Филлис Уиверн, викарий, — сказала она, сжимая его ладонь двумя руками и легко поглаживая. — Благодарю вас за оказанное внимание. Сегодня трудный день: сначала Патрик Макналти, теперь моя дражайшая Бан. Это так печально, мы все — такая большая счастливая семья, знаете ли. Меня охватило чувство дежавю: где-то я уже видела подобную сцену. Конечно! Это мог быть эпизод из любого фильма Филлис Уиверн. — Я перед вами в долгу, викарий, — продолжала она. — Если бы не вы, она могла бы упасть с лестницы и разбиться. Она драматизировала ситуацию: все было вовсе не так. — Если я могу что-то сделать для вас, чтобы продемонстрировать свою благодарность, только попросите. И тут у викария изо рта полилось — он вывалил почти все. К счастью, он не упомянул об обучающих уроках Синтии. — Видите ли, мисс Уиверн, — подытожил он, — крыша церкви Святого Танкреда находится в опасном состоянии со времен Георга IV, так что время играет существенную роль. Церковный служитель говорит мне, что недавно обнаружил воду в купели, которую не наливали туда в духовных целях, и… Филлис Уиверн прикоснулась к его руке. — Ни слова больше, викарий. Я буду счастлива закатать рукава и взяться за дело. Вот что я вам скажу, мне в голову пришла чудесная идея. Мой партнер по фильму Десмонд Дункан приедет этим вечером. Может быть, вы припоминаете, что мы с Десмондом имели некоторый успех в Вест-Энде и в кино с «Ромео и Джульеттой». Если Десмонд в игре, а я уверена, он не откажет… Она произнесла эти слова с шаловливым подмигиванием и блеском в глазах. — …тогда мы наверняка соберем кое-какие средства на ремонт крыши Святого Танкреда. 5 Я провела так много времени, сидя на середине лестницы, что начала чувствовать себя Кристофером Робином. Я и сейчас там сидела, наблюдая за переполненным вестибюлем, где несколько дюжин членов съемочной группы разбились на маленькие кучки и разговаривали. Я узнала только женщину по имени Марион, которая днем увела Бан Китс. Поскольку Бан нигде не было видно, я предположила, что она все еще отдыхает в своей комнате. — Леди и джентльмены! — окликнул кто-то, хлопая в ладоши, чтобы привлечь внимание. — Леди и джентльмены! Гул разговоров смолк так же резко, как будто его обрезали ножницами. Бледный молодой человек с песочного цвета волосами пробрался к подножию лестницы, поднялся на пару ступенек и повернулся лицом к остальным. — Сейчас к вам обратится мистер Лампман. Чтобы усилить старомодное электрическое освещение Букшоу, принесли несколько неярких ламп. Откуда-то из теней за ними появился крошечный мужчина средних лет и, словно мальчик на сельской дороге, небрежным и медленным шагом пересек вестибюль, как будто в его распоряжении было все время мира. Он был одет в довольно поношенную оливково-зеленую шляпу-федору, черную водолазку и черные брюки. В другой одежде Вэл Лампман вполне сошел бы за эльфа. Он повернулся лицом к аудитории. Я заметила, что он не поднялся ни на одну ступеньку.