Мерех понял, что должен сделать. Он погладил Волчка у ворот, чтоб не гавкал попусту, и выскользнул в ночь. Шумел огромный имперский лагерь, мимо которого пробрался юный горец. Журчала в темноте Джура, ухала в перелеске огромная страшная птица. Каменные дорожные плиты белели в лунном свете, указывая путь, и вскоре Мерех увидел вдали очертания Голубиной башни на звездном небе. Новая вилла! Туда-то ему и надо… Нужно срочно поговорить со старым голубятником Горахом – мальчик вновь повторил про себя прочитанное послание, которое увез Ойкон. – Декурион в огне, – нараспев повторил мальчик. Так начиналось письмо! Декурион в огне – эти слова давным-давно перед битвой произнес славный Домарха, его предок… И он, Мерех, спасет честь даипа, не запятнает памяти первого князя долины… Мальчишка перебрался через ограду, хоронясь в тени елей, и юркнул в невысокий домишко у основания башни. Внимательный наблюдатель увидел бы, как в глубине домика заметался слабый огонек лучины. Вскоре мальчик выскользнул прочь, никем не замеченный, и растаял в ночи. Слабый огонек лучины сменился ровным светом лампы… И уж это-то не прошло мимо внимания домочадцев: уж больно непростые люди сейчас гостили в Новой вилле! Когда задумчивый старик вывел оседланного ослика через заднюю калитку, кивнув заспанному сторожу-знакомцу, голубятник и не заметил, как следом скользнула неприметная тень. Горах до конца еще не проснулся. Он повторял про себя слова послания, которые передал Мерех. Кто бы мог подумать – мадровский внучок вызвался помочь! Голубятник повторял и повторял про себя важные слова, чтобы они намертво зацепились друг за друга, утвердились в памяти и чтобы он в истинном виде доставил их дану Рокону. «Декурион в огне…» – в сотый раз повторил Горах, ступая на мостик, когда ему навстречу вышли люди в коротких плащах. Горах с испугом огляделся – и увидел имперцев, подходящих сзади… Крепко же он задумался! – Далеко собрался? – добродушно улыбаясь, приблизился один из подручных Сплетника. – Ага, и посреди ночи-то? – раздалось позади. – Пойдем с нами, горяченького попьем, поведаешь нам о своих печалях, – недобро скалясь, передний взял ослика под уздцы. Горах понял, что эти страшные люди будут спрашивать так, что он все расскажет. «Декурион в огне», – ожесточил свое сердце старый голубятник. Горах был беден. Он никогда не голодал, почти всю жизнь проработав на Вилле, но богатств не скопил. И потому никогда не держал в руках ни меча, ни копья – слишком дороги. Но у любого горца, даже самого бедного, есть нож. С молодости родичи учат недорослей ухваткам и основам ножевого боя. А уж если потом, когда-нибудь, вдруг настает нужда для горца взять в руки меч или копье, – то поверх ножа хорошо ложится любое оружие… Нож у старого горца был. Неловко спешиваясь и запутавшись в попоне, Горах незаметно достал верный клинок. Тень в плаще держала поводья, с улыбкой глядя на испуганного старика. Горах покачнулся и резким ударом пронзил врага под мышку. Позади раздался предупредительный вскрик, но Горах схватил раненого имперца и перевалился с ним через низенький парапет в родные объятия журчащей внизу Джуры. Глава 3 – Сволочь! – Ножницы звонко щелкнули, и первая прядь опустилась на пол. – Толстая скотина, негодяй, мерзавец! – клацали лезвия, и остриженные косички падали одна за другой. Наула неумело дернула рукой, прихватив волосы, и на глазах выступили слезы. Больно! Девочка упрямо посмотрела в начищенную медь зеркала и вытерла слезы. Ну уж нет! Плакать она не будет – слишком много чести! Она вспомнила, как упрашивала отца, а он… Жирная гадина! Сивен орал на все имение – что не нужна ему такая дочь. Наула поджала губы и подняла руку с ножницами. Ну и ей такой отец не нужен! Теперь будет знать. Почти седмицу каждый день вымаливала – а все напрасно. – Пьяница! Безродный выскочка! Толстобрюхий боров! – От матери Наула слышала много ругательств. Косичек у нее осталось явно меньше, чем жалоб сиятельнейшей Элсы Эттик на своего непутевого мужа… Виданное ли дело – намедни наместник допился до того, что лично выкармливал двух оставшихся крикливых глупых чаек, а когда те все-таки сдохли – собственноручно хоронил их. Последняя косичка наконец поддалась, и теперь на Наулу из зеркала смотрел худенький, коротко стриженный мальчишка с торчащими во все стороны патлами. Хмыкнув, Наула повязала косынку, чтобы раньше времени не привлекать внимания. Слуг она благоразумно отослала, строго-настрого велев им не показываться на глаза. Дочь наместника взяла приготовленную заранее корзинку с провизией и подняла кувшин с водой. Тяжеленный! Девочка неловко пристроила его на плечо. Но ничего, она сильная, она справится… Наула вышла в коридор и двинулась к дворику, где наказывали рабов. «А я-то радовалась, когда Сплетник уехал, – продолжала злиться на отца девочка. – И дышать сразу стало свободней…» Когда паршивый соглядатай покинул Атриан вместе с войском, Наула понадеялась, что сможет уговорить отца и тот пощадит Тумму. Но вместо этого наместник наорал на дочь, чтоб та не лезла не в свое дело. За Наулу вступилась мать, но – невиданное дело – перепало и ей. Высокородная Элса в долгу не осталась. Кричали сиятельнейшие друг на друга долго и с упоением. Безобразную ссору слышала половина имения. Конечно, вечером пьяный Сивен приполз обратно и целовал жене ноги, умоляя простить. Наула презрительно скривила губы. Винился, что сам не свой в последние дни. Все из-за перебоев с поставками масла и походом Крента в горы. Наула углубилась в свои мысли и едва не налетела на кого-то. Подняв глаза, недовольная Наула разглядела двоюродного братца, дубину Дирга. Рыжий придурок вывернул из-за угла и нарочно встал на пути, разглядывая кузину с гаденькой ухмылкой. – Что? – кивнул он на корзину. – Опять идешь Тумму своего подкармливать? Ох и доиграешься ты, Наулка… Наула терпеть не могла, когда ее так называли, и Дирг это прекрасно знал. Он вновь ухмыльнулся и продолжил: – Дождешься ты… Мало тебе от отца досталось? Вот уж я скажу, что ты с корзинами шаришься. Такое поведение не пристало дочери сиятельнейшего наместника провинции Атариан! Пока он бубнил, Наула поставила у стены свою ношу. Подскочив к братцу, с опаской смотревшему на нее, она содрала косынку. Дирг увидел остриженную голову, выпучил глаза и распахнул рот. – Недостойно? А вот это достойно?! Иди-иди давай, бегом – ябедничай… – зашипела она, наступая на Дирга. Тот с опаской пятился спиной вперед. – Кому побежишь жалиться, недоносок? Привыкли с братом, чуть что – Сплетнику шептать на ухо? Теперь нет его. И папеньки тоже нет. Не заметив низенькой ступеньки, Дирг споткнулся и взмахнул руками, ловя равновесие. Он развернулся и скорым шагом двинулся прочь. Отойдя на безопасное расстояние, мальчишка крикнул: – Сумасшедшая! Совсем спятила! Наула рассмеялась в ответ и махнула косынкой. – Давай-давай, дуй отсюда, рыжун несчастный! Гони к братцу своему дуболомному, вдвоем поплачьте. Настроение Наулы улучшилось. Накинув платок, она подобрала корзинку, кувшин и вышла во дворик. Стражники, по двое караулившие у столба наказаний, при виде дочери наместника поскучнели и постарались смотреть куда угодно, только не на приближающуюся девочку. Им строго-настрого приказали задерживать всякого, кто вздумает подойти к Тумме. Вот только связываться с дочерью Элсы Эттик… Да та со свету сживет! Так что дурных нет. Девочка, улыбаясь по-прежнему, прошла мимо стражников и подошла к столбу наказаний. Улыбка мигом увяла, а на глазах выступили слезы. Тумме стало намного хуже. С поднятыми наверх, примотанными к столбу руками и заведенными назад ногами темнокожий лекарь исхудал и сам стал похож на столб: сухой, безжизненный. Щеки впали. А ведь еще вчера его новый глаз непокорно сиял в солнечном свете! Как же Наула обрадовалась, увидев впервые зрячего Тумму! И как же разозлилась, когда отец решил вырезать чудесный глаз!!! Тумма висел в забытьи, уронив голову на грудь. Темная кожа посинела от холода, красная повязка, наискось пересекающая лицо и скрывающая пустую глазную впадину, пропиталась потом. Наула шмыгнула носом, прогоняя непрошеные слезы. Наклонив кувшин, намочила тряпку и подошла к Тумме. Встав на носочки, протерла осунувшееся лицо. Губы пленника зашевелились, но глаз остался закрытым. Наула осторожно напоила узника, а потом принялась кормить жидкой тюрей. – А помнишь, – шепнула она, поднося ложку ко рту великана, – я была маленькой и заболела. Горела так сильно, что боялась, сгорю насовсем… Ты лечил меня, Тумма, и кормил с ложечки, как я тебя сейчас. А потом я устала и задремала… – Гигант вытянул губы трубочкой, и Наула поднесла к ним кружку. – А ты с Либурхом остался на ночь, чтобы я не пугалась и не кричала. Ты рассказывал библиотекарю про твою далекую родину за морем, про огромные деревья до неба и больших змей, про грозную бабку Туомалу, которая дышала дымом и учила тебя древнему ремеслу. И Либурх записывал рассказы в большую книгу. – У Наулы вновь выступили слезы. – Ты меня вылечил, а я… я… Веко Туммы задрожало, и он открыл глаз. – Не плачь, маленькая госпожа. Твое ласковое пламя обжигает меня, – прошептал он и улыбнулся сухими губами. – Мы думали тогда, ты спишь. А ты подслушивала, маленькая госпожа… – Тумма! – вскрикнула Наула и вытерла глаза. – Ты… Я… Я не госпожа! Я Желтый Огонечек, ты что, забыл? – обиделась она и легонько стукнула Тумму. – Ой, извини. – Девочка испугалась и прижала руки к груди. – Ничего, – выдохнул Тумма. – Не больно… Мне уже не больно, Желтый Огонечек… Он попытался вновь улыбнуться, но лишь жалкая гримаса исказила лицо. – Пепел… Пепел съел живые угли… Почти съел… Серый пепел. – Глаз великана закатился и Тумма забормотал себе под нос на незнакомом языке. – Я!.. я!.. – Слезы вновь полились ручьем, и девочка уткнулась лбом в живот Туммы. – Я тебя спасу! Я придумаю! Обязательно спасу! Ты не умирай только! – Наула ткнула висящего пленника кулачком под ребра, но голова обессиленного лекаря безжизненно мотнулась. Внезапно над двориком пролетела, громко и возмущенно стрекоча, наглая сорока. Наула проводила шумную птицу бессмысленным взглядом. И вдруг подпрыгнула, хлопнув от радости в ладоши. – Тумма! – ласково позвала она. – Тумма! Веко связанного дрогнуло. – Обещай не умирать до рассвета, – попросила девочка. – До рассвета… до рассвета углей хватит, – чуть слышно согласился пленник. – Обещаю, Желтый Огонечек. Наула вскочила, спрятала корзину и кувшин в кустах, росших ровной подстриженной шеренгой по границе дворика, и поспешила прочь из имения. Если бы хмурившая брови дочь наместника не торопилась так сильно, то обязательно приметила бы две рыжие шевелюры, торчащие из соседних зарослей. Но Науле было не до них. Промчавшись по садовым дорожкам, Наула подбежала к дому на трех хозяев, где жили почетные ученики. Остановившись, она узнала полянку, где впервые повстречала горского наследника Олтера. Здесь он накостылял братцам Гвинду и Диргу. Хихикнув, Наула поспешила к калитке. Пусто! Стражников, которых приставили к сыну рекса, не видно – значит, и самого Олтера нет… Сейчас заприметить наследника издалека проще простого: после начала войны мальчишку везде сопровождали воины Внутренней стражи. Глаз с него не сводят, лишь бы чего не вышло. Наула на миг задумалась. Как же поможет ей Олтер, если он под такой неусыпной опекой? Но затем тряхнула головой: Олтер умный, он придумает и выкрутится… Наула помчалась прочь. Вскоре неугомонная девчонка выбежала к библиотечному крыльцу. Ага! Вот и они! На ступенях примостились воины Внутренней стражи. Признав девочку, бойцы вскочили и расступились. Наула пронеслась между ними и оказалась в читальном зале. Никого! Пробежав мимо пустующих скамей и столов, она юркнула в служебный проход и остановилась перед входом в комнатку старого библиотекаря. Отдышавшись и поправив косынку, Наула толкнула дверь, и та бесшумно отворилась. За рабочим столом сидел Либурх в привычной позе: склоняясь над книгой и сжимая в руке свинцовый карандаш. Рядом в удобном кресле сидел горский охранник наследника. Прихлебывая дымящийся взвар из кружки, он глядел в окно. – А еще, говорят, слово «Пайгала» на прежнем языке означает «первый луч», – неспешно произнес горец. Имперская речь охранника показалась Науле такой забавной, что она не выдержала и прыснула. Охранник подпрыгнул на месте, плеснув на себя горячим питьем. Либурх поднял голову и отложил карандаш в сторону. – Наула, девочка моя! – обрадовался библиотекарь. – Пришла проведать старика! Пришла наконец-то! – Здравствуй, Либурх! – Не обращая внимания на ошарашенный вид горца, девочка подбежала к старику и обняла. Старик погладил ее и прошептал: – Как ты выросла, красавица моя! – Охранник поперхнулся, и старик улыбнулся, любуясь отошедшей на пару шагов девочкой. – Наула сама захотела, чтобы я научил ее читать и писать, – пояснил он горцу. – Давненько это было. Наула кивнула. – Ох и красивая же ты, – вновь покрутил головой Либурх. – Скоро женихов полон дом будет… – Ой! Про женихов… – лукаво улыбнулась Наула. – Мне Олтер нужен! Охранник вновь дернулся и пролил на себя остатки взвара. Наула махнула на него рукой, успокаивая. – Да не в женихи… Про школу новость узнала. Хочу рассказать. – Наула выразительно посмотрела на библиотекаря и покосилась на горца. Либурх мягко усадил Барата обратно в кресло, взял Наулу за руку и вышел в коридор. – Ты чего? – шепнул он, едва дверь закрылась. – Мне он и вправду нужен… – прошептала Наула. – Очень-очень нужен. Стражники на крыльце здесь. Я думала, и Олтер у тебя. – Ох, сердце ты мое, – проговорил Либурх, выходя в зал. Наула торопилась следом. – Олтер! Олтер! К тебе пришли! – негромко позвал он, повернувшись к дальнему углу. Учитель отодвинул скамью. – Садись, садись. Сейчас выйдет.