Воины вокруг забранились, а Сегимий захихикал. – Форксу я срубил башку, а недоноска Равара окунул в бочку с маслом и поджег. Он бегал по полю и визжал как свинья. Сегмат засмеялся, колыхаясь всем телом и утирая слезы. Воины рядом грянули хохотом. – Империи можно клясться, кланяться – все делать, лишь бы подобраться поближе, – прошептал Сегимий, склонившись над мальчиком, – а потом загнать железо в брюхо. – Толгув сделал вид, что бьет Ули ножом в живот. – Месть – путь воина, – прошептал на ухо наследнику Сегимий. От него густо пахло вином, и Ули кивнул. Под раскатистый храп воинов Ултер улегся рядом с Вилеей. Уже засыпая, он вдруг припомнил слова молодого вождя: «Сегимий – вот имя, данное мне отцом!» А следом в голове зазвучал голос жреца Хариса: «Ты носишь чужую одежу, и сила не может найти тебя! Оденься в свое!» – Чужая одежда – это чужое имя… Я ношу имя брата, – пораженно прошептал Ули. – Нужно вернуть свое имя! Он так и уснул с этой мыслью – шумной и колючей, словно беспокойный еж в подполе. Потом еще не единожды за время похода они ночевали в одном шатре. Ули сдружился с немногословным Сегимием – они по-прежнему ехали в одной колеснице. Молодой вождь рассказывал наследнику про службу в имперской армии, про далекую Арну и болотный Амаран, про степи Арзрата и про битву в Дальнем лесу. Первая встреченная деревушка оказалась покинута дикарями – в жалких лачугах ютились лишь изможденные голодом старики и бабы с дитями. От них удалось узнать, что все воины отправились на войну. Сельцо вырезали и двинулись дальше. В каждом последующем местечке их ожидало то же самое. «Если во всех вонючих селах все мужчины ушли на войну… Одолеют ли алайны такую силищу?» – размышлял Ули, трясясь в колеснице. Вилейка дернула за рукав и показала на выворотень у обочины. Рядом шумела речушка. «Да это же то самое место, где мы заночевали!» – восхитился Ули, и вдруг впереди послышались громкие крики. Из-за поворота выскочили, нахлестывая коней, толгувы. Оборачиваясь, они метали дротики. Сегимий завернул скакунов, останавливая колесницу на берегу. Остальные последовали примеру молодого вождя и выстраивались. Ули и Вилейка залезли на упавший ствол, спрятавшись среди растопыренных корней. Лязгая и сыпля проклятиями, войско пыталось утвердиться в узкой ложбине между горами и речушкой. А потом из-за поворота повалили дикари. Вот только воинов среди них почти не оказалось. Это были воющие от страха и ненависти бабы, малолетние молокососы со ржавыми копьями и седые деды. Как безумные, с камнями и палками в руках, они перли на дубовичей и валились под ударами мечей. Толпа голосящих баб в лохмотьях с впалыми щеками и горящими глазами бросилась на ближников Сегимия. Копейщики работали ловко, но безумцы висли на копьях, и пики пришлось отбросить. Засверкало железо. Ултеру казалось, что дикари, как река, так и будут выбегать и выбегать из-за поворота, но вскоре воющий поток иссяк. Ули огляделся вокруг. Везде валялись тела северян, а разгоряченные толгувы перекрикивались друг с другом. Воины радовались легкой разминке. Вскоре дубовичи вновь двинулись вперед, а на исходе дня легкоходы принесли весть: впереди поджидает войско горцев. Сегмат набросил на плечи богатый плащ, водрузил на голову блестящий шлем с венком бронзовых ветвей по ободу и позвал в свою колесницу наследника. Рядом выступал Сегимий с Вилеей, а сопровождали их рослые жрецы-толгувы. – Посмотрим на твоих родичей, моих новых соседей? – подмигнул мальчику Сегмат и посерьезнел. Глава 9 – Ложь, – негромко произнес дан Рокон, и Сплетник затравленно оглянулся. – И снова ложь. На допросе важного пленника об Ултере все позабыли. Мальчик сидел в уголке и не шевелился, чтобы не выгнали. Во все глаза Ули разглядывал присутствующих, словно видел впервые. Важного имперского соглядатая он и впрямь раньше не встречал. Лицо у него было странное, подвижное. Оно постоянно ходило волнами, словно не зная, радуется хозяин или гневается. Сплетник запрокидывал руки за голову, впустую перебирая в воздухе пальцами. Столхед Воительницу Ули тоже видел впервые. Высокая, стройная, красивая… Глаза пронзительные и строгие. Язык не поворачивался звать ее бабкой. Пусть Ули и ее внук, но Дева Алайны не может быть бабкой! Поэтому Ули обращался к ней, как все: «Столхед». Воительница благосклонно кивала и лохматила внуку волосы. Все остальные были близкими и родными – но и они изменились. Изменились настолько, словно не одна зима прошла с последней встречи, а десять. Диду Гимтар помягчел, чаще улыбался, то и дело бросая на Деву Алайны такие взгляды, что Ултеру становилось неловко. Вутц, напротив, стал резким, цепким и собранным. Он припрятал подальше свои смешинки, всегда плясавшие в глазах и морщинках. Теперь Вутц говорил коротко и по делу. Именно старый шут первым не удержался и выскочил на поле, навстречу колесницам с толгувами. Разглядел внучку рядом с Сегимием! А Сегмат не побрезговал – облобызал старого шута, громко смеясь и вспоминая прежние дни! Сейчас избранные дубовичи жили в большом доме в Алайне. Пир гремел второй день, пайгалы играли на канате, веселя народ, а назавтра ожидался Круг Хранителей. Важный день! Хранители! Ули перевел взгляд на Хоара. Охранник Хродвига – глава Хранителей! Ултер до сих пор не привык к такому. Но глаза не обманывали: на боку Хоара не висел верный меч, пропал кинжал, с которым воин не расставался даже во сне. Отныне Хоар носил с собой посох. Вот только он забывал его где ни попадя… Сильнее всех изменился отец. Губы плотно сжаты, глаза тычут иглами в самое нутро. Даже самые свирепые воины не могли выдержать взгляд дана Дорчариан! Вот и Сплетник крутился перед ним, как червяк, пряча взор и отворачиваясь. – Ты лжешь, – вновь тихо повторил дан Рокон. Гимтар выложил на столешницу перед пленным небольшую деревянную решетку с дырочками. – Это нашли у тебя. На шее, – пояснил Гимтар. – А эту, – он выложил поверх первой решетки вторую. Дырочки-окошки совпали точь-в-точь, – сняли с груди татя, который едва не прирезал меня. Такой же амулет был и у Арратоя. Учетчик Колодца рассказал нам о тебе. – И я! – не выдержал Ули. Новость слишком горячая, чтобы держать ее в себе. – И я такую видел! У северян был воин в кольчуге! Они его слушались. Ну… дикари нас преследовали, а толгувы их победили в бою. И у предводителя была такая же решетка! На груди, под кольчугой. Глядя на взъерошенного Ултера, все улыбнулись. Даже отец. Дан медленно кивнул в ответ на слова сына и тихо сказал Сплетнику: – Значит, и к нашествию северян ты приложил руку. Ты подговорил их напасть на алайнов, пока имперцы пробивались с боем к Лону Матери? По лицу пленного вновь пробежала волна, кадык дернулся. Отец кивнул. – Ты. Я вижу. – Кто? – Голос Гимтара сорвался, и танас дернул себя за бороду. – Кто отравил брата? Ты, сволочь? – Нет! – Пленный показал зубы. Громко выкрикнул, с вызовом заглядывая в глаза Рокону. Дан Дорчариан задумчиво покачал головой. Подошел и склонился над связанным, глядя в упор. – Ты дал приказ убийце отравить моего отца? Сплетник отшатнулся, заскулил и попытался завалиться навзничь, но Хоар вмиг вздернул его и усадил на лавку. Гимтар побелел, прикусив губу. Столхед на миг прижалась к танасу. – Говори. Говори все, – приказал дан Дорчариан. – Это слуги Безносого. Они сбежали с Полуденных островов… – заторопился Сплетник. – Повздорили со своими… Просили найти им место. Я дал. Привез пару замотанных умельцев на виллу к Голосу. А ночью они все сделали… Я не знаю как… Но они умеют. – Алиас Фугг знал, зачем ты приехал? Дал тебе приют? Сплетник качнул головой, соглашаясь, но наткнулся на беспощадный взор Рокона и скривился. – Его не было тогда. Он не знал ничего. – Кто и зачем отдал приказ убить дана Дорчариан? – твердо спросил Вутц. – Я не скажу. Не скажу, будьте прокляты, вонючие козопасы! Мучайтесь до конца дней своих, недоумки! – вдруг заорал, брызгая слюной, Сплетник. – Сивен Грис? – хмыкнул Вутц как ни в чем не бывало. – А ему велел Торговый союз? Сплетник дернулся, как от пощечины. – Отец влез в торговлю земляным маслом с ночным хозяином Атариана, с Хриплым. Караваны с маслом порезали неизвестные с замотанными мордами и устроили ночную войну. Остах сумел докопаться до неуловимого умельца в капюшоне, но тот убежал на войну, – наливая вина, поведал всем Рокон. – Остах поведал мне все, что узнал. «Сивен Грис. Торговый союз. Империя», – сделал зарубки в памяти Ултер. Дан Рокон махнул рукой, и Сплетника утащили прочь. Следом удалился глава Хранителей – у него оставалось совсем немного времени до Круга, и нужно было успеть пересказать новости остальным Хранителям. – А ты… дан Дорчариан… – Гимтар дернул себя за бороду. – Дар этот твой новый от Матери – в людях все видеть… Ты теперь во всех ложь видишь? Все видишь, до донышка? И вот теперь Рокон улыбнулся по-прежнему, по-старому: широко, от души. – Нет, дядька. Нет. Тебя не вижу, – облегчение столь явственно проступило на лице Гимтара, что Рокон расхохотался. – Кровь данов, мой танас. Кровь данов. – Значит, и в моей душе ты не можешь читать, сын мой? – склонила голову к плечу Столхед. – Так, Воительница, – согласился дан. – И Хоара, кстати, тоже. – Во всех, в ком течет родная кровь, значит. Вот и проверили нашего байстрючонка, – проворчал Гимтар и прикусил язык, увидев Ултера. Сердито засопев, он вышел из шатра вместе с Воительницей. – Отец? – несмело подал голос Ули, когда они остались одни. – Тебя я тоже не вижу, – продолжил улыбаться Рокон. – Не… Я про другое, – тряхнул гривой Ули. – А диду… он теперь со Столхед? – Верно, – думая о своем, ответил отец. – Гимтар может взять вдову Эндира. Закон гор. – А ты… видел брата, да? А он… Он защищает Лоно, верно? Рокон ругнулся. Он велел слугам притащить еды, усадил сына напротив и поведал ему про засаду и защиту дороги, ведущей к Лону, про голод и чудесное появление каравана с провизией, про Оли и Бареана, про черного колдуна и боларов, про все то, что произошло в долине. Ули слушал внимательно и переспросил лишь единожды, услышав про Мереха, архогского сироту. За столом повисла тишина. Ултер, собирая горкой крошки брынзы, тихо произнес, не поднимая глаз: