Перекатившись вместе со мной, уложил меня на спину. Впившись в мой рот жестоким влажным поцелуем, попробовал на вкус язык и ладонью по бедру добрался до самого чувствительного места у меня между ног. Горячее томление мгновенно лишило меня воли. Я ослабела. С моих губ сошел негромкий откровенный стон. Мне показалось, что таким образом он решил продемонстрировать свою власть надо мной… Но я нечего не смогла поделать, этот сладостный огонь уже разгорелся вовсю, накалив мои нервы и все тело. Как я и боялась все это время, он сумел загнать меня в ловушку, из которой я уже не смогу выбраться. Просто потому что не захочу… * * * Мы провели у него дома все выходные ‒ купались в бассейне со стеклянными панорамными стенами, играли в бильярд, смотрели фильмы в его мини-кинотеатре, даже готовили вместе, как какая-нибудь мирная семейная парочка. Эта влюбленность пьянила до головокружения, до сумасшедших искрящихся солнечных зайчиков в животе! Я тонула в его черных глазах и не могла насмотреться на беспечную улыбку, так часто загоравшуюся на его лице, когда мы были вместе. И с каждой проведенной с Русланом секундой, я все больше хотела сказать ему эти заветные слова, которых он от меня так ждал… Но не говорила. Почему? По тем же причинам, что и раньше. Часть меня все еще не могла поверить, что я удостоилась любви великолепного Руслана Орлова, и опасалась, как бы его влюбленность не выветрилась, словно легкое опьянение от шампанского, разящее быстро и еще быстрее исчезающее без следа. Часть меня не могла не думать о том, как он обращался с другими людьми. Часть все еще боялась этого человека, его несдержанности и жестокости. Все то же. И он был все тем же. Но каким все-таки был Руслан! Я не ошиблась тогда в своих суждениях ‒ он, и правда, очень много читал и предпочтение отдавал классике, вплоть до Гомера и «Эпоса о Гильгамеше». Более того, в чем-то Руслан был даже образованнее меня! Я, например, не читала жизнеописаний Александра Македонского, не изучала с такой скрупулезностью философских трактатов от античности до Макиавелли, Канта и Ницше. Парень без особого труда затыкал меня за пояс в такого рода разговорах, и помочь мне в них могли только мой здравый смысл и незамутненный ум. Зато с ним легко и с удовольствием можно было подискутировать на литературные темы, правда, точек зрения он придерживался жестких и даже циничных, в своем мнении был так же упрям и несгибаем, как и я, а потому наши дискуссии быстро перерастали в жаркие споры. Это было интересно и весело ровно до того момента, как я в сердцах огрела его мокрым полотенцем, а Орлов в отместку скинул меня в бассейн прямо в банном халате и тапочках. В общем, скучать мне в его обществе не приходилось. Порой Руслан веселил меня, а чаще злил, но я уже с трудом представляла, как расстанусь с ним в понедельник. Он рассказывал мне разные интересные, порой пугающие, но всегда захватывающие истории из своей чересчур насыщенной событиями жизни. А еще он больше рассказал мне о своей семье. ― Моя мама была известной пианисткой, выступала в вокально-инструментальном ансамбле, и сама пела, сочиняла, ― сказал, сыграв мне на фортепьяно мелодию The Beatles «Let it Be». ― Давно, очень давно я не играл… Как раз с ее смерти и не играл. Я не знала, как выразить ему свое сочувствие, а потому просто положила ладонь ему на предплечье. ― Так красиво получилось, ― улыбнулась, ― хоть и давно не играл. Музыканты меня всегда поражали. Это же волшебство какое-то! ―Ну, «музыкант», это ты хватила! ― А ты сам не сочиняешь? ― Совершенно бездарен, от мамы мне достались только руки, ― показал на свои длинные пальцы, которые и раньше удивляли меня своим изяществом. ― Если честно, фортепьяно у меня как-то не вяжется с твоим образом. Я бы тебя скорее какой-нибудь звездой рока с бас-гитарой представила! ― А мне казалось, ты уже прекратила вешать на меня ярлыки, ― усмехнулся Руслан. Было слишком тяжело прекратить ‒ уж больно заметный был у него вид. ― А зачем ты набил столько татуировок? ― Знакома с таким понятием, как «самовыражение»? ― И что же ты самовыражаешь этим… …видом босса преступного мира, отсидевшего двадцать лет за решеткой. ― Кто я такой. Чего от меня можно ждать. ― Что ты способен прикончить того, кто на тебя косо посмотрит? ― ляпнула, не подумав. ― Да, что-то вроде того. Если при виде меня у людей поджилки не трясутся, значит, я что-то делаю не так. Положение обязывает, ― хмыкнул Орлов. ― Но зачем? Зачем тебе пугать людей? Какое удовольствие ты от этого получаешь? ― Это до нелепого наивный вопрос, Птичка. Зачем мне быть в своем кругу самым главным? Это моя базовая потребность, как человека и мужчины. ― Главным можно быть, и не собирая хулиганских банд… ― Ну, когда откроешь свой способ, можешь им со мной поделиться, ибо другого я не знаю. Вот именно поэтому я не могла сказать ему этих простых, самых главных слов! Потому что при всех его достоинствах, уме и начитанности, он по-прежнему оставался тем же самым человеком, который в первый день нашего знакомства назвал меня «грязью под его ботинками». Оставался высокомерным мажором, считающим, что окружающие люди должны беспрекословно повиноваться ему абсолютно во всем. Глава 31. Сердце голубки Проснувшись в понедельник по будильнику, тут же вскочила на ноги и отправилась в ванную. Быстро приведя себя в порядок, накинула одежду и выскочила, было, за дверь… ― Куда это ты так бежишь? ― поймав меня в охапку на пороге, Руслан прошел в комнату вместе со мной. Его губы коснулись моей шеи, горячие ладони беззастенчиво проникли под тонкое платье. ― В школу… ― прерывисто вздохнула я. ― Никуда ты не пойдешь! ― хрипло шепнул, проводя руками по моим бедрам. ― Десять часов мы этого не делали, и десять часов я только о том и думал. Есть у тебя сердце или нет? ― У нас нет времени… ― безуспешно попробовала вырваться из его железных объятий. ― Боже, Птичка, прекращай уже сопротивляться! Времени, и правда, не было ‒ до начала занятий я должна была успеть получить новую комнату, форму, учебники… Отличница внутри меня отчаянно сражалась с этим безумным искушением, острым и сладким. ― Руслан… ― совсем ослабела в его руках, но все еще пыталась призвать себя к порядку. ― Именно так, хочу услышать, как ты выкрикиваешь мое имя! Кроме спортивных штанов на нем больше ничего не было. Прикосновение его оголенной кожи, этих рельефных мускулов, литых мышц обжигало, словно открытое пламя. Исходящий от него запах кружил голову, пробуждал грешные мысли и непреодолимые желания. ― Остановись, ― прошептала без уверенности. ― Скажи мне три простых слова, и может быть, тогда остановлюсь, ― внезапно сказал парень. На протяжении всех выходных Руслан продолжал выпытывать у меня признание в любви, время от времени поднимая этот вопрос, подбираясь к нему то с одной, то с другой стороны. Я не знала, почему для него это было так важно ‒ может быть потому, что он не терпел сопротивления, ждал от меня абсолютной покорности (по крайней мере, мне казалось, что именно поэтому). И чтобы получить желаемое, Руслан Орлов, как и раньше, был готов пойти на что угодно. Стащив с меня платье, парень провел языком по моей обнаженной груди. Я издала негромкий чувственный стон. Нет, мне вовсе не хотелось, чтобы он остановился, прекратил меня касаться. Наоборот, теперь мне казалось, что самое жестокое, самое ужасное, что он мог сделать ‒ это перестать целовать и ласкать мое распаленное тело. Руслан уложил меня на кровать, так же продолжая водить языком по моей коже. Я ощутила нежное движение его пальцев между своих раздвинутых ног. Задышала чаще. Не сдержала еще одного тихого прерывистого стона. И тут, словно услышав мои мысли, парень слегка отстранился от меня. ― Скажи это, Птичка, или я все прекращу! ― его лицо находилось так близко от моего ‒ красивые губы, ямочки на щеках, насмешка в пылающем взгляде угольно-черных глаз. Настойчивое давление его пальцев сводило с ума. Эти прикосновения были слишком жаркими, неописуемо приятными и все равно недостаточными. Мое желание стало непереносимым. Я изгибалась в его руках, ворочалась, содрогаясь от этих ощущений. Приоткрыв рот, застонала громче, протяжнее. ― Скажи мне, ― мою кожу опалило его горячее дыхание. В этот момент я готова была сказать что угодно, лишь бы не прекращалась эта мучительная ласка. На несколько мгновений потребность чувствовать его внутри себя стала отчаянной, безумной… и тут внезапно все мое существо буквально сотряслось от невыносимых конвульсий. Ногтями вцепившись в его спину, издала тягучий длинный стон, громкий крик болезненного удовольствия…