Лукас чувствует, как по его щеке бежит слеза. «Por Toda a Minha Vida» заканчивается. Лукас сидит молча и не шевелясь, позволяя эмоциям успокоиться. — Спасибо, — говорит Лукас. — Ты красиво играешь. — Мыслью посылает фамильяру Жоржи оплату. — Это больше, чем мы условились. — Музыканту не нравится, что ему переплатили? Жоржи приносит футляр и прячет в него гитару. Лукас следит, с какой заботой и любовью он обращается с инструментом: вытирает пот со струн, выдувает пыль из-под конца грифа. Словно укладывает ребенка в колыбель. — Эта комната слишком хороша для меня, — говорит Жоржи. — Эта комната создана для тебя, — отвечает Лукас. — Приходи снова. На следующей неделе. Пожалуйста. — За такие деньги я приду, стоит вам только свистнуть. — Не искушай меня. И вот оно — промелькнувшая улыбка, мимоходом встретившиеся взгляды. — Хорошо найти того, кто ценит классику, — говорит Жоржи. — Хорошо найти того, кто ее понимает, — вторит Лукас. Жоржи поднимает тяжелый футляр с гитарой. Токинью открывает дверь акустической комнаты. Даже приглушенные шаги и поскрипывание гитарного футляра звучат безупречно. Пространство вокруг сражающихся фигур рассекают узкие лучи света, похожие на копья. Холл ножей — туннель из ярких, пыльных солнечных колонн. Двое мужчин, высокий и низенький, делают выпады и танцуют, уклоняются и отвечают ударом на удар; они сражаются босиком на абсорбирующем полу, постоянно перемещаясь из света в тень. Зрелище красивое, как балет. Рэйчел Маккензи следит за ними из маленькой галереи для зрителей у входа. Робсон быстр и отважен, но ему одиннадцать, а Хэдли Маккензи — мужчина. Нет закона на Луне, только консенсус, и консенсусом запрещено кинетическое оружие. Пули несовместимы с герметичной средой и сложной машинерией. Ножи, дубинки, гарроты, изысканные машины и медленные яды, маленькие биологические убийцы, которых так любят Асамоа: таковы инструменты насилия. Война на Луне — все равно что острие ножа у глазного яблока. Рэйчел ненавидит то, что Робсон оказался в Холле ножей. Она еще больше ненавидит то, как он любит сражаться и как быстро усваивает техники, которым его учит Хэдли. Больше всего она ненавидит то, что это необходимо. Пятерым Драконам неспокойно на груде сокровищ. Хэдли — семейный дуэлянт. По «Горнилу» туда-сюда курсируют слухи о том, что Роберт Маккензи отдал такое распоряжение, чтобы удержать в узде амбиции Джейд Сунь и чтобы сохранить наследственную линию Маккензи чистой. Никто лучше него не обучит Робсона стезе ножа, но Рэйчел хотелось бы, чтоб между ним и Хэдли сформировалась другая, лучшая связь. Какой-нибудь вид спорта — вроде гандбола, которым так одержим Рафа, — был бы полезнее и безопаснее, направь Робсон свою энергию на него. Только гляньте на мальчика — легкий, но острый, точно клинок в его правой руке. Бойцовские штаны свисают с худых бедер. Узкая грудь ходит ходуном, но глаза окидывают длинную комнату зорким взглядом. Крик. Робсон пинает, целясь в коленную чашечку, затем наносит рубящий удар — сверху вниз и слева направо. Метит в глаза, в горло. Хэдли увертывается от пинка, ныряет под нож и выворачивает противнику руку. Робсон вскрикивает. Нож падает. Хэдли ловит его на лету. Еще один финт, подсечка — и Робсон оказывается на спине. Хэдли обрушивается на мальчика, точно молот, целясь сразу двумя ножами в горло. — Нет! Лезвия останавливаются в миллиметре от коричневой кожи Робсона. Капля пота падает со лба Хэдли в глаза Робсону. Хэдли ухмыляется. Он даже не услышал крик Рэйчел. Она не остановила его руку. Есть только они двое. Больше ничего не существует. Интимность насилия. — Каково правило, Роббо? Если взял нож… — Убей им. — На этот раз — только на этот раз — я позволю тебе жить. Так в чем же урок? — Никогда не теряй ножа. — Никогда не сдавайся. Используй оружие врага против него, — раздается голос от двери. Рэйчел не видела, как вошел Дункан. Ее отцу чуть за шестьдесят, но у него энергия и осанка мужчины на двадцать лет моложе. Костюм — простой серый, консервативный, однобортный, безупречно скроенный, но неброский. Его фамильяр Эсперанса — простая сфера из серебристой жидкости, поверхность которой украшают лишь пробегающие по ней волны. Ничто в отточенном минимализме и сдержанности Дункана Маккензи не афиширует, что он генеральный директор «Маккензи Металз». Все в Дункане Маккензи заявляет об этом. — Он хорош? — спрашивает Дункан Маккензи. — Может тебя зарезать, — говорит Хэдли. Дункан Маккензи отвечает мрачной кривой ухмылкой. — Возьми его, и идем со мной, Рэйчел, — говорит он. — Я хочу его кое с кем познакомить. — Он будет пять минут в душе, — говорит Рэйчел. — Возьми его, и идем со мной, Рэйчел, — повторяет Дункан Маккензи. Робсон смотрит на мать. Она кивает. Хэдли поднимает нож: приветствие бойца. * * * Рэйчел Маккензи всегда испытывала отвращение к своему дяде Брайсу. Роберт ужасен, но Брайс Маккензи, финансовый директор «Маккензи Металз», — монстр. Он огромен. Высокий даже по меркам второго поколения, неимоверно растолстевший в лунной гравитации. Он тучный человек-гора, балансирующий на странно маленьких ножках. Не жирный — огромный. Но движется с грациозностью и учтивостью, какими часто обладают крупные мужчины. Брайс Маккензи окидывает Робсона взглядом с головы до ног — как скульптуру, как бухгалтерскую отчетность. — Какой милый мальчик. Юный приемыш приносит мятный чай. Официально Брайс Маккензи подбирает своих мальчиков, когда те достигают половой зрелости, и устанавливает над ними опеку, а потом находит им работу в «Маккензи Металз». Многие сочетались браком с кем-то из компании или за ее пределами, некоторые стали отцами. Брайс близок со своими бывшими любовниками и щедро их поддерживает. Не случалось никаких скандалов. Брайс для этого слишком почтителен. Чайный мальчик — один из трех аморов, которые в настоящее время обслуживают Брайса. Их пальцы встречаются над стаканчиком с чаем. Взгляд, улыбка. Рэйчел представляет себе, как этот мальчик оседлывает Брайса, человека-гору. Тыг-дык, тыг-дык. Зад ходит ходуном. — Робсон, познакомься с твоим новым мужем, — говорит Дункан. Глаза Рэйчел распахиваются. — Это Хоан Рам Хун. — Взрослый мужчина, хорошо сложен: двадцать девять — тридцать лет от роду. — Один из твоих мальчиков, — язвит Рэйчел. Брайс оскорбленно надувает мягкие, полные губы. — Рэйчел, — предупреждает Дункан. Хун пожимает плечами с беззаботным видом, но в изгибе его рта прячется намек на обиду. — Вот никах. — Брайс посылает распечатанный контракт через стол, и в тот же миг Камени получает файл. Включается правовой суб-ИИ и сводит контракт к основным тезисам. — Да ты шутишь, — говорит Рэйчел Маккензи. — Это стандартная форма. Ничего опасного, никаких сюрпризов, — говорит Брайс. — Ты спросил Робсона о том, что он предпочитает? — резко спрашивает Рэйчел. — Папа этого хочет, — заявляет Дункан Маккензи. — Что ты сказал? — Рэйчел поворачивается к отцу. Она сожалеет, что создала тот образ чайного мальчика, оседлавшего нагую тушу Брайса. Теперь в ее воображении такие кошмарные картины, что она вынуждена зажимать рот ладонями. — Как Брайс и сказал, это стандартный договор. — Мне нужен день или два. — Да о чем тут думать? — спрашивает Брайс. Рэйчел бессильна. Воля Роберта Маккензи правит «Горнилом», а она в самом сердце его владений. Ей не к кому апеллировать. Джейд Сунь всегда будет придерживаться того же мнения, что и муж. Не имеет значения, окажется ли Хун добрым или жестоким; брак сделает Робсона заложником Маккензи. Дункан снимает колпачок с ручки. Камени преподносит цифровую панель для подписи на виртуальном контракте. — Я тебя никогда не прощу, Брайс. — Принято к сведению, Рэйчел. Два быстрых, решительных удара ручкой, и Рэйчел выколет Брайсу глаза. Но она вздыхает, и Камени печатает ее цифровую «инь». Сделано. — Робсон, сынок, ступай к своему новому мужу, — говорит Дункан. Хун стоит, благожелательно раскинув руки. Рэйчел приседает и прижимает Робсона к себе. — Я тебя люблю, Роббо. Я всегда буду тебя любить и никогда не дам тебя в обиду. Поверь мне. Она за руку ведет мальчика через комнату. Три шага, и мир меняется: из сына в мужья. Рэйчел останавливается возле Хуна и шепчет достаточно громко, чтоб услышали все: — Если ты его обидишь, если хоть прикоснешься; я убью тебя и всех, кого ты когда-то в жизни любил. Усвой это. — Рэйчел обращается к Хуну, но не сводит глаз с Брайса. Влажный полный рот ее дяди искажается в неудовольствии. — Я о нем позабочусь, мисс Маккензи. — Я за этим прослежу. Хун кладет руку Робсону на плечо. Рэйчел хочет сломать каждый палец, по одному за раз. Она шлепком сбивает эту руку с плеча сына. — Я тебя предупредила. Прикосновение к ее руке: отец. — Пойдем, Рэйчел. Дверь офиса открывается, и входят два охранника Дункана.