Пять часов назад я вошла в игру. В прошлом столетии люди победили СПИД. Нашли лекарство от рака. В Нижнем Нова Соуле – так называют те сточные канавы на нулевых уровнях города, где живут производители, – всё ещё болеют корью и сифилисом, но мы, потребители, выше этого. Мы прививаемся и предохраняемся. Наш генетический материал чистится от случайных ошибок и промахов. Но иногда бывают осечки. Четыре часа назад я съездила по физиономии Йена Сэджика и покинула офис, в котором проработала почти пять лет. Может, господин Абра Хо и пришлёт антидот для своего драгоценного джойкегури, но меня лечить уже поздно. ЗППНИ – заболевания, полученные путём нативных игр – редкая и весьма мерзкая группа болячек. Чаще всего они возникают, когда в паре игрок – джойкегури наступает дисбаланс. Тогда клетки тела человека начинают атаковать своего хозяина, и в этой борьбе он сгорает словно спичка. Это называется аутоиммунной реакцией. Два часа назад я побывала в клинике и сдала анализы на вирус ЗППНИ. А десять минут назад – получила результаты. Иммуноглобулин J оказался повышенным, а это явный признак заражения. Вместе с неутешительным (да что там – катастрофическим!) результатом мне выдали короткую инструкцию, которая вызвала у меня приступ нервного смеха: «Не вступайте в контакт с людьми. Не используйте порт для нативных игр! Оставайтесь дома и ожидайте дальнейших указаний». Ожидайте дальнейших указаний! В сети я нашла всего три случая ЗППНИ вирусной этиологии. Всего три за пять лет! Лечения нет, диагностика затруднена. Понятно, почему врачи на ушах стоят. Хорошо хоть меня не изолировали на месте, а дали спокойно добраться до дома. «Не вступайте в контакт с людьми». Полная чушь. Фраза для галочки. Гибридный вирус, появившийся на свет божий в результате слияния генотипа человека и джойкегури, не передаётся ни воздушно-капельным, ни половым путем. Я безопасна для окружающих, пока не использую порт или не пью чужую кровь. Если без крови я и могу прожить, то без игр… Без игр я теперь никто. Умышленно или нет, но господин Хо забрал у меня смысл существования. Ни один порт не сможет стопроцентно защитить джойкегури от вируса ЗППНИ, а это значит, что ни одна мало-мальски приличная компания не возьмёт меня тестировщиком. Нет, я не умру от голода, оставшись без работы. Большинство потребителей ведут праздный образ жизни, получая за это деньги от производителей. В какой-то степени это свинство, но таково их право по рождению. Кто я, чтобы осуждать модель поведения, сформированную в наших умах на протяжении столетий? Беда в том, что без игр моя жизнь превратится в ничто. Реальность – это жмых, оставшийся от фруктов, тогда как игры – самый сок. Все сферы нашего общества замешаны на нативках, а без них я очень быстро стану изгоем. Вспомнив кое о чём, я метнулась в ванную. Ну конечно: в тайничке за зеркалом лежала последняя упаковка флуоксетанга. Не то, чтобы я сидела на нём, просто… да чёрт возьми, кого я обманываю! Уже два года я принимала его регулярно, превышая рекомендуемую дозу. Брала на работе, но теперь, после увольнения… Вряд ли Мэй настолько любит меня, чтобы привозить флуоксетанг мне на дом. Я попала. Серьёзно влипла. Кроме всего прочего, теперь ещё и ломка станет моей верной спутницей. Отыскав сигареты, оставшиеся от последнего бойфренда, я вышла на балкон и закурила. Как же давно я не была здесь! Не смотрела в лицо этому равнодушному, нестерпимо громкому и невыносимо яркому городу. С моего сто второго этажа землю было почти не видно. Только неоновые вывески и голограммы, проплывающие мимо окон потребителей, живущих на этом уровне. Но я знала, что где-то там, внизу, тоже есть жизнь, есть торговцы, религиозные фанатики, приверженцы культа отказа от биопортов и имплантатов. Выдохнув ментоловый дым в лицо вечно смеющемуся Нова Соулю, я твердо сказала себе, что не примкну ко всем этим отбросам, что бы ни случилось. Ночь принесла с собой лихорадку и бредовые сновидения, закольцованные, словно змея, кусающая свой хвост. В каждом из них я безуспешно пыталась перерезать пуповину, соединяющую меня с Рин, но младенец рос и рос, пока не превращался в мою точную копию. И вот уже не пуповина соединяла нас, а петля, наброшенная на мою шею. Я проснулась от собственного крика. Дверь на балкон осталась приоткрытой, и оттуда валил тяжёлый, пропитанный выхлопными газами воздух. Ревели двигатели антигравитаторов, развозивших по домам пьяных офисных работников. Им вставать через пару часов, а они только что закончили выпивать с боссом. Какая-то девчонка громко смеялась, и этот смех был похож на лай шакала. Закрыв дверь, я понизила температуру в комнате до минимальной. Приняла флуоксетанг. Потом ещё. Потом ещё, вместе с жаропонижающим. Нет, недостаточно. Нужно было действовать радикально. Набрав ванну до краёв, я приправила и без того ледяную воду кубиками льда, оставшимися после редких вечеринок в моём доме. Залезла, ощущая, как перехватывает дыхание, а сердце норовит выскочить из грудной клетки через рот. Ну надо же: меня, лучшую тестировщицу во всём Нова Соуле, сломали собственные кошмары. Всю свою жизнь я боролась с тем, кто я есть на самом деле – клон, выращенный в лаборатории, но сегодня моё прошлое прорвалось к свету и запустило чёрные путы в самое сердце. В мой мозг, в мою кровь, испортив её, отравив, сделав грязной и непригодной. Я никогда не боялась чужой фантазии, но кто бы мог подумать, что именно мои страхи однажды погубят меня. Рука потянулась к джойкегури, которого я по привычке носила с собой по дому. Играть было опасно – так гласила инструкция. Но по – другому мне не забыться, не вытравить эту боль из души. – Прости, приятель, – прошептала я, подключая шнур к своему порту. Я знала, что почти наверняка заражу его, своего старика. – Со мной тоже поступили жестоко. Единственный сюжет, который хранил в себе мой джойкегури, изначально задумывался как страшилка. Однако я смогла сделать эту игру своей любимицей, должно быть, в силу тяготения к саморазрушению. Волна жара прокатилась по моему остывшему телу. Я закрыла глаза и через несколько мгновений оказалась на другой планете. Сегодня игровое поле было покрыто густым слоем снега. Он искрился под светом луны, и его ровная гладь лишь изредка перемежалась верхушками сосен, покрытыми снежными шапками. Я же сидела в своей излюбленной позе на одиноком камне. Небо начало розоветь – но это был не восход. С каждой секундой становилось всё теплее, и снег таял, превращаясь в струящиеся ручьи. Талая вода омывала камень, на котором я сидела, пока, наконец, не высохла под жаром летящего астероида. Возможно, кого-то и страшил конец света, но только не меня. Мне нравилось смотреть, как под действием запредельных температур плавятся камни. Ощущать, как моё собственное тело сгорает и рассыпается на атомы, которые потом становятся частью звёздной пыли. Игра не транслировала боль; весь её ужас и одновременно наслаждение заключалось в осознании своей гибели, распада на ничтожные частицы. Каждый раз сценарий смерти был иным, но суть сводилась к одному – уничтожению всего сущего. И вот, паря среди звёзд и чёрных дыр в качестве разобщённых атомов, я вдруг ощутила присутствие постороннего. Кто-то собирал меня, притягивал друг к другу частицы, из которых состояло моё тело. Вирус! Он взломал мою игру и теперь переписывал её по своим правилам. Ужас охватил меня, но, всё ещё оставаясь в виде чистого сознания, я не могла сопротивляться. Тем временем атомы складывались в молекулы, молекулы образовывали нити ДНК… Но это была не я. Вирус внедрил в программу сборки энное число мутаций, и теперь вместо меня на свет должно было появиться не иначе как чудовище. Я закричала, взглянув на свои руки. Совершенно плоские двухмерные развёртки моих рук устремились из одной бесконечности в другую… Не дожидаясь продолжения этого адского превращения, я вышла из игры. – Ты можешь сейчас приехать? – Я звонила своему приятелю, Хвону Чангпу. Тот ответил не сразу: ну конечно, ведь они сегодня «зависали». – Всё в порядке, Лин? – В голосе Хвона слышалось опасение за мою жизнь. – Да… Нет. – На глаза навернулись слёзы. Мне хотелось закричать: «Я в полном отчаянье! Я уничтожена! Я смертельно больна!», но вместо этого я выдала лишь сухое: – У меня проблемы. Не задавая лишних вопросов, парень отключился. А через пятнадцать минут его высокая нескладная фигура возникла у меня на пороге. Чангпу был одним из немногих производителей, пробившихся «в верха» при помощи интеллекта и адского труда. Когда мы только познакомились, всё, что он мог позволить себе, – это снимать пахнущую рыбой комнатушку над доками. Сейчас он жил всего на три уровня ниже меня, и никто и никогда не признал бы в нём производителя. Хвону удалось сбежать от своего происхождения, как и мне. По крайней мере, я думала так ещё утром. Оглядев меня с ног до головы, он вздохнул и покачал головой. – Ты выглядишь не лучше, – огрызнулась я в ответ на его взгляд. Он всё ещё был в vr-костюме, а волосы взмокли от пота. Но до меня ему было далеко. Налив приятелю чаю, я удалилась в ванную, чтобы привести себя в порядок. Мой внешний вид никогда не соответствовал принятым в нашей компании нормам: «рукава», набитые ещё в молодости, асимметричная причёска и цвет волос, меняющийся каждый месяц, от ультрафиолетового до пепельно-розового, рваные джинсы и футболки с персонажами из манхва – на всё это Сэджик закрывал глаза лишь по причине моей незаменимости. Но сейчас, впавшая в отчаяние, я больше напоминала не гениальную тестировщицу нативок, а хостес из Нижнего города. Всклокоченные волосы, размазанная тушь, искусанные костяшки пальцев и неестественно расширенные зрачки – я всё ещё была под воздействием флуоксетанга. После горячего душа последовал долгий разговор. Хвон почти не перебивал, только иногда вскакивал с места и принимался расхаживать по квартире. Я рассказала ему всё, включая события последних часов, когда вирус нарушил ход моей домашней игры. – Ты должна немедленно лететь к этому Хо, – сказал он, когда мой рассказ был окончен. – Пусть лечит тебя, гад он этакий! Иногда Хвон был излишне эмоциональным, но это не мешало ему давать дельные советы. У меня не оставалось выбора, кроме как навестить господина Хо и заставить его (или умолять на коленях) дать мне противоядие. Дождавшись утра (передоз не позволил мне уснуть), я вызвала лайнер на великодушно присланный Сэджиком адрес Абры Хо. Но не тут-то было: программа такси заблочила меня, не дав даже подняться на борт. «Заражение! Заражение! Заражение!» – трещал динамик, пока я не отменила свой полёт, высказав напоследок всё, что я думаю о лайнерах, карантине и в особенности господине Хо. Меня не пустили на борт. Что дальше? Не дадут выйти из дома? Заблокируют двери, оставив меня гнить в четырёх стенах? Но я не собиралась сдаваться. Спустившись на лифте на первый этаж (не помню, чтобы я когда-нибудь это делала), я окунулась прямиком в разношёрстную толпу спешащих на работу производителей. С учётом всех пробок я доберусь до «Чхонджу Геймз» примерно за час… Что ж, могло быть и хуже, живи я где-нибудь за третьей дамбой. Стараясь минимально контактировать с проходящими мимо людьми, я подняла руку, чтобы поймать наземное такси. Но самая большая неприятность ждала впереди. Меня не хотели пускать в здание «Чхонджу Геймз». Но если лайнер с заданной программой я ещё могла простить (точнее, не могла наказать), то упёршийся рогом консьерж знатно взбесил меня. – Хочешь остаться без потомства? – сказала я, злобно зыркнув с высоты своих полутора метров. Да, вышло по-хамски, но я уже потеряла лицо, точнее, сбросила маску достигшей дзена бизнес-леди. Это сработало: консьерж услужливо посторонился и пропустил меня вперёд. Пусть я больше не сотрудник корпорации, авторитет, наработанный за пять лет здесь, всё ещё был при мне. – Я попала под карантин, – произнесла я, врываясь в кабинет Йена Сэджика. – Почему ты здесь, Лин? Разве инструкции не велят тебе сидеть дома? – К моему счастью, Сэджик не нажал на кнопку охраны. С нескрываемым удовольствием я рассматривала его припухшее лицо, по которому вчера проехался мой кулак. Босс не имел права рисковать мной и всё же рискнул. – Что с кегури? – спросила я. Йен молчал, и это взбесило меня. – Что с игрушкой, Сэдж?! – повторила я, балансируя на грани нервного срыва. – Абра прислал антидот, как и обещал. – Сэджик посмотрел мне в глаза. – Сегодня в полдень мы запускаем продажи. Примерно этого я и ожидала. – А обо мне вы не подумали? – Вопрос прозвучал унизительно, с позиции жертвы. – Я ничего не скрывал, когда вызвал тебя вчера, – парировал Сэджик. – Ты знала о рисках, Лин. Просто… тебе не повезло. Вчера я и сама говорила так, но сегодня… Сегодня я, чёрт возьми, хотела всё вернуть! – Мне нужен флуоксетанг, – тихо сказала я. – Ты больше не сотрудник. – Голос Сэджика похолодел. Это было правдой. Я больше не имела права на лекарства, как и права находиться здесь. Мне хотелось кричать, материться, бить стекло и самого Сэджика, который держался как всегда спокойно и уверенно. Я хотела спросить его лишь об одном: как он посмел поступить так со мной. Но ответ на этот вопрос был известен. Потому что ему все равно. Потому что всем плевать на тебя, Лин. Это мир потребителей, и в нём нет незаменимых людей. Никто не прикипает к коллегам и «друзьям» – всё временно, и всё имеет цену. Сегодня моя цена равнялась нулю. – Ладно, – вместо тысячи лишних слов сказала я. – Охрану вызывать не будешь? – Нет. – Сэджик отвернулся к окну и погладил лежащего на руках джойкегури. Постояв ещё три секунды, я развернулась и направилась к дверям. Говорить больше было не о чем. – Лин, – вдруг окликнул меня Сэджик, а затем быстро подошёл и опустил что-то в карман пальто. Уже в коридоре я обнаружила, что это была мятая упаковка флуоксетанга. Последний подарок моего босса оказался унизительным.