Крюк задрожал. – Я в-в-всегда с т-т-тобой хорошо обращался, – сказал он. – В-в-всегда отпускал т-т-тебя на святые д-д-дни… Дорфл снова к нему обернулся. Это просто красный свет, сказал себе Крюк, просто красный свет… Но теперь взгляд голема казался более осмысленным. И красный свет как будто проникал прямо в душу. Голем оттолкнул мясника и отправился к загонам для скота. Крюк выдохнул. Големы же никогда не оказывают сопротивления, верно? Они просто не могут. Так уж созданы эти чертовы истуканы. Он обвел взглядом своих работников – людей и троллей. – Чего стоите? За ним! Кое-кто заколебался. Очень уж большой тесак был в руках у голема. Да и в походке Дорфла что-то неуловимо изменилось. Он больше не походил на того, кто не дает сдачи. Но Крюк нанимал людей за мышцы, а не за мозги. И к тому же этот голем никогда никому не нравился. Один из троллей метнул в него топор. Дорфл поймал его на лету, даже не повернув головы, и одним движением пальцев переломил рукоять. Какой-то человек замахнулся молотом – но голем тут же вырвал этот молот у него из рук и швырнул в стену с такой силой, что осталась дыра. После этого они предпочли держаться на безопасном расстоянии от Дорфла. Тот больше не обращал на них внимания. Над загонами стоял пар, мешаясь с туманом. Сотни темных глаз с любопытством провожали Дорфла, пока он шел между загородками. В присутствии голема животные всегда притихали. Он остановился возле одного из самых крупных загонов. Позади зашептались. – Только не говорите, что он сейчас их всех забьет! Как мы их, спрашивается, разделаем до конца смены? – Я слыхал, у одного плотника голем тронулся умом и за ночь сколотил пять тысяч столов. Сбился со счета или вроде того. – Он просто на них смотрит… – Пять сотен столов, вы только представьте! У одного оказалось двадцать семь ножек. У этого голема был какой-то бзик на ножках… Дорфл взмахнул тесаком и сшиб с ворот замок. Коровы наблюдали за големом с тем настороженным выражением, с которым коровы ждут, пока им в голову придет следующая мысль. Следом он направился к овечьим загонам. Их он тоже открыл. То же самое он проделал и с загоном для свиней, и с загоном для птицы. – Неужели он всех забьет? – спросил господин Крюк. Голем, не обращая на зрителей ни малейшего внимания, мерно зашагал обратно на бойню. Вскоре он вышел оттуда, ведя за собой на веревке старого лохматого козла. Голем прошел мимо загонов, где в ожидании толпились животные, и открыл ворота, что вели на улицу. А потом отпустил козла. Тот втянул носом воздух и закатил глаза. Затем, явно решив, что аромат капустных полей за городской стеной куда привлекательнее, чем окружающие его запахи, выбежал на улицу и потрусил прочь. Животные молчаливым потоком хлынули за ним – только копыта постукивали. Посреди этого потока высился Дорфл: он неподвижно стоял и смотрел им вслед. Какая-то перепуганная курица взлетела ему на голову и закудахтала. Крюк в ужасе на все это глядел, но ярость наконец перевесила. – Ты что творишь? – заорал он, пытаясь затолкать пару овец обратно в загон. – Не видишь, что ли, как через эти ворота деньги утекают? Ах ты… Дорфл неожиданно схватил его за горло. Он поднял мясника и, держа на весу, склонил голову, как будто обдумывал свои дальнейшие действия. Наконец он отбросил тесак, поднял руку и достал из-под курицы, которая расселась у него на голове, маленькое коричневое яйцо. Голем торжественно разбил его о голову Крюка и разжал хватку. Бывшие коллеги Дорфла разбежались в стороны, когда он развернулся и направился в здание бойни. У входа в него висела доска учета. Дорфл какое-то время на нее смотрел, потом взял кусок мела и написал: НЕТ ХОЗЯИНА… Мел рассыпался у него в пальцах, и Дорфл вышел в туман. Шелли подняла голову от стола. – Фитиль весь пропитан мышьяковистой кислотой, – сказала она. – Это вы здорово сообразили, сэр! Эта свеча даже весит чуть больше остальных! – Какой коварный способ убийства, – заметила Ангва. – Очень хитрый способ, – подтвердил Ваймс. – Витинари полночи проводит за работой, и к утру свеча догорает. Его отравил свет. Свет – из тех вещей, которые никто замечает. Ну кто будет смотреть на свет? Уж точно не старый неповоротливый стражник. – Не такой уж вы и старый, сэр, – подбодрил его Моркоу. – Но все-таки неповоротливый? – Тоже не слишком, – быстро добавил Моркоу. – Я всегда говорил, что вы не медлительный, а степенный. Ваймс покосился на него, но Моркоу был сама невинность и доброжелательность. – Мы видим благодаря свету, но на сам свет никогда не смотрим, – сказал Ваймс. – Ну ладно. А теперь, я думаю, пора наведаться на свечную фабрику. Ты, Задранец, тоже пойдешь с нами и захвати… Постой, ты как будто выглядишь выше обычного. – Это все каблуки, сэр, – сказала Шелли. – Я думал, гномы только кованые сапоги… – Так и есть, сэр. Но у меня они на каблуке, сэр. Я его приварила. – Вот как. Ладно. Хорошо. – Ваймс собрался с мыслями. – В общем, если ты с них не падаешь, прихвати всякие алхимические штуки. И надо будет отозвать Детрита из дворца. Никто не управляется с запертыми дверьми лучше Детрита. Он все равно что ходячий лом. Зайдем за ним по дороге. Он зарядил арбалет и чиркнул спичкой. – Ну ладно, – сказал он. – По-современному мы уже действовали, пора прибегнуть к старым дедовским способам. Пришло время… – Надирать уши, сэр? – спешно продолжил Моркоу. – Надирать, – подтвердил Ваймс и выпустил колечко дыма. – Но не уши. Мировоззрение сержанта Колона определенно испытывало серьезный кризис. Едва он твердо решал объявить пережитое худшим моментом в своей жизни, как на это звание появлялся очередной претендент. Сперва труба, за которую он цеплялся, врезалась в противоположную стену. В мире, устроенном более разумно, там могла бы быть пожарная лестница, но в Анк-Морпорке их не существовало как явления, и пожар обычно добирался до самой крыши безо всяких лестниц. После этого Колон заскользил вниз по трубе. И даже этот исход можно было бы назвать благополучным, не будь Колон таким тяжелым: когда он сполз примерно до середины трубы, та прогнулась под его весом, – а чугун имеет обыкновение не гнуться, а трескаться, что немедленно и случилось. Колон упал на что-то мягкое – во всяком случае, на что-то мягче мостовой, – и это что-то под ним замычало. Он скатился на что-то еще, пониже и помягче. Оно заблеяло. Оттуда он свалился на что-то совсем маленькое, покрытое перьями. Оно разъярилось и начало его клевать. Улицу заполонили животные, которые неуверенно переминались с ноги на ногу. Когда животные в чем-то не уверены, они начинают нервничать, и всю улицу будто вымостили свидетельствами их тревоги. Единственный плюс для сержанта Колона заключался в том, что эти свидетельства слегка смягчили его падение. Копыта оттаптывали ему руки. Чьи-то огромные слюнявые морды влажно в него тыкались. У сержанта Колона был не очень богатый опыт взаимодействия с животными, не считая тех, что подавались на тарелках. В детстве у него был розовый плюшевый поросенок по имени Ночной Кошмар, да еще он добрался до шестой главы книги «Уход за вашим хозяйством». В этой книге было много красивых гравюр, но совсем не было упоминаний о жарком зловонном дыхании и о копытах, гремящих, как суповые миски. Если верить книге, коровы говорили «му-у-у». Каждому ребенку известно, что коровы мычат, а не ревут, как неведомые морские чудища, и не брызжут слюной. Он попробовал встать, поскользнулся на очередном проявлении коровьего жизненного кризиса и уселся на овцу. – Бя-а-а-а-а! – сказала овца. Да разве так должны блеять порядочные овцы? Он снова встал и попытался пробраться на обочину. – А ну кыш! Эй вы, бараны, разойдитесь! Брысь отсюда! Какой-то гусь зашипел на него и вытянул пугающе длинную шею. Колон попятился и остановился: что-то уткнулось ему в спину. Это была свинья. Она нисколько не походила на Ночного Кошмара. И на сказочного поросенка, который строил домик из соломы. В сказках не бывает поросят ростом с пони, с торчащей щетиной и здоровенными бивнями. Розовой эту свинью тоже было не назвать, скорее уж иссиня-черной. Ее пятачок – ну хоть пятачок у нее есть, подумал Колон – зловеще подергивался, а маленькие глазки были налиты кровью. Такая свинья построила бы себе шалаш из волчьих костей и обтянула бы волчьей шкурой. Колон повернулся и столкнулся лицом к лицу с огромным быком, больше похожим на шкаф, набитый говядиной. Бык повернул громадную голову, чтобы оба его глаза как следует рассмотрели сержанта Колона, и было ясно, что ни одному из этих глаз он не приглянулся.