— Как? — Когнитивная поведенческая терапия, — разлив вино, сказала Ярдли. — Я занималась клинической психологией. Хотя и предположить не могла, что мне придется применять полученные знания в отношении своего ребенка. — Жизнь выписывает сумасшедшие повороты, правда? — Они чокнулись. — Но, по крайней мере, мы можем получать во время этого сумасшествия удовольствие, так? * * * После нескольких бокалов вина, половины мороженого и телешоу про женщину, готовую выйти замуж за того, кто выполнит все ее пожелания — например, прокатится в бочке со змеями или прошерстит канализационную трубу в поисках кольца, — Ярдли и Ривер сидели на балконе, созерцая ночное небо. Допивая вино, они слушали негромкую приятную музыку. — Мне нравится здесь, на окраине, — сказала Ривер. — Тут стоит такая тишина, какой в городе не бывает. Там всегда шумно, даже в два-три часа ночи. Как ты думаешь, это может делать людей несчастными? Ну, если мы не созданы для того, чтобы постоянно слушать шум? — Не знаю. В обществе беспрецедентный уровень беспокойства и подавленности. Возможно, это также нужно принимать в расчет. Ривер всмотрелась ей в лицо. — Ее больше нет. — Чего? — У тебя была складка на лбу, словно ты постоянно сосредоточена. Напряжена. Сейчас ее нет. Без нее твое лицо стало светлее. Покраснев, Ярдли отвернулась. — Тебе приходится носить маску, да? — продолжала Ривер. — Мой дядя служил в полиции. Я знаю, что это такое. Полицейские должны постоянно быть твердыми, не выказывать свои чувства. Прокуроры тоже такие? — Бывают. Многие прокуроры-мужчины считают, что женщины чересчур эмоциональны, чтобы быть хорошими прокурорами. Как будто мужчины способны откладывать свои чувства в сторону, словно роботы. — Полагаю, миллион лет войн опровергает эту теорию. — Ривер отпила глоток вина. — Можешь не говорить, но мне просто до смерти хочется спросить… каким он был? Ярдли сразу поняла, кого она имеет в виду. Сначала ее пугало то, что Ривер может спросить о самом жутком, что было в ее жизни, особенно если учесть, что они так мало знакомы, но затем она рассудила, что, наверное, это нормально. Ярдли не умела налаживать дружеские отношения, не знала, как это делать, но, возможно, именно в этом и заключается дружба: говорить о чем-то таком, о чем больше ни с кем не говоришь. — Со мной Эдди был мягким и добрым. По несколько раз в неделю он оставлял мне записки на кухонном столе или на ночном столике в спальне. Не стихи там или что-то эдакое, а просто записки, в которых он давал знать, что думает обо мне. Ривер покачала головой. — Не могу даже представить себе, что ты почувствовала, когда все узнала. Какой поток дерьма! Честное слово, я поражена тем, что ты не просто держишься на ногах, а еще и помогаешь другим. Откинув голову на спинку кресла, Ярдли устремила взор на звезды. — Можно вопрос? — Спрашивай. — Когда мы только познакомились, ты сказала, что у меня вдребезги разбито сердце. Что ты имела в виду? Ривер залпом допила вино, словно это была вода. — Определенно, мои слова произвели на тебя впечатление, раз ты их запомнила… А ты как думаешь, что я имела в виду? Ярдли уставилась на свой бокал, на отражающийся от него лунный свет. — Я думаю, это относится к тем, кто больше никогда не сможет снова полюбить. Эти люди так сломлены, что не могут собрать воедино свое сердце, чтобы отдать его кому-то другому. — Ты знаешь, что в санскрите есть слово для обозначения трещин, которые появляются со временем на чашках и тарелках? — улыбнулась Ривер. — Оно переводится как «неповторимая красота». Смысл его в том, что, вместо того чтобы пытаться заделать трещины, нужно ими восхищаться, потому что они делают посуду неповторимой. Может быть, и разбитое сердце — это нечто неповторимое, уникальное для каждого человека, и нужно пережить это, чтобы затем можно было восхищаться исцеленным сердцем… Ярдли посмотрела на нее. — Как тебе удается так держаться? Ты перенесла сильнейшую психологическую травму, но, похоже, неуязвима, и все беды просто отскакивают от тебя. Печально усмехнувшись, Ривер прикоснулась к швам на лбу. Затем устремила взгляд в пустыню. — Я не неуязвима. Напротив. Порой мне кажется, что я сделана из стекла. Эта… эта вещь, которая со мной случилась… Я не позволяю себе думать о ней. Когда она всплывает у меня в голове, гоню ее прочь. Пятнадцать лет занималась медитацией и йогой и знаю, как очистить сознание. Ни о чем не думать и сосредоточиться на собственном теле. — Она провела пальцем по краю бокала, не глядя на него. — Мне приходится заниматься этим каждую минуту каждого дня с тех самых пор, как агент Болдуин меня нашел. Ярдли долго молчала. — Извини. Ривер кивнула. — Я говорила с Закари и… тут что-то не так. Думаю, словами это выразить невозможно, но мы оба это чувствуем. Я это знаю. Не могу сказать, как будет дальше. Знаю, что по-другому, но насколько? Будет ли он смотреть на меня так же, как прежде? Будет ли злиться на себя за то, что не смог меня защитить? — Мы порой забываем о том, что близкие жертв психологических травм сами переносят травмы. Возможно, будет лучше для вас обоих, если вы поговорите с психологом. — Почему ты так настойчиво советуешь мне обратиться к психологу? Думаешь, что у меня разовьется какое-нибудь расстройство личности? — Психологические травмы воздействуют на всех по-разному. Шумно вздохнув, Ривер сказала: — Ну, я скажу тебе вот что: все это определенно превращает наши отношения в туманную дымку. Ярдли хихикнула. Ривер внимательно посмотрела на нее. — Тебе следует чаще смеяться. На мой взгляд, ты делаешь это слишком редко. — Временами кажется, что причин для смеха нет. — Причины для смеха есть всегда, Джесс. Мы здесь для того, чтобы радоваться, а не чтобы платить по счетам до тех пор, пока не окажемся на кладбище. Ярдли ничего не ответила. Эдди Кэл говорил ей практически то же самое, и от этого воспоминания по спине у нее пробежала холодная дрожь. — Ммм… думаю, если ты собираешься еще немного задержаться, я принесу бутылку шардоне. — С удовольствием. — Ривер заколебалась. — Я… если честно, я сейчас не хочу оставаться одна. — И я тоже. Глава 14 Повернувшись в кровати, Ярдли почувствовала аромат кофе и бекона. У нее мелькнула мысль, что это Тэра готовит завтрак. Встав, она накинула халат. Ривер стояла у плиты, жаря яичницу с беконом. На столе стояла тарелка с горкой оладий, а рядом с ней — мисочка со взбитыми сливками, похоже, домашнего приготовления. — Привет, — сказала Ривер, увидев Ярдли. — Встала? Надеюсь, я не вышла за рамки дозволенного, но это всего лишь завтрак. — Пахнет восхитительно, — сказала Ярдли, усаживаясь на табурет у стола посреди кухни. — Как спалось в гостях? — Восхитительно. Кровать мягче моей. Мне здесь положительно нравится. Ты такая счастливая… — Она посмотрела Ярдли в лицо. — Я нашла в ящике «Пятьдесят оттенков серого»[11], плохая девчонка! — Это по работе, — прыснула Ярдли. — Я так и поняла. Джессика отправила в рот кусок яичницы. — Объедение! Где ты научилась готовить? — Вынужденная необходимость. Родители рано предоставили мне полную свободу, поэтому, если я хотела есть, приходилось готовить самой. Вошла Тэра, полностью одетая, с волосами, влажными после душа. — Смотрите, кто это у нас так рано встал, — сказала она, проходя к тарелке с оладьями и беря один салфеткой. — Не хочешь посидеть с нами за завтраком? — спросила Ривер.