— Скажи им, что смерть Лены не столь очевидна, как кажется, и необходимо провести дополнительное расследование, — втолковывала Гретхен Шонесси. Эксперты-криминалисты давно ушли, и Гретхен с Шонесси устроились на Лениной кухне, по-современному обставленной до блеска отполированной безликой хромированной мебелью, от которой причудливыми бликами отражался льющийся сверху свет. Толстой, мясистой рукой Шонесси провел по обвислым щекам. — Но ведь это неправда… — Но ведь об этом никто не знает, кроме нас двоих… Гретхен вздохнула: как все-таки трудно проявлять деликатность, однако оно того стоит. Припомнив слова Шонесси о мэре и комиссаре, Гретхен мотнула подбородком в сторону гостиной: — К тому же от тебя требуют расставить все точки над i, я правильно поняла? — Правильно, — уныло согласился детектив, чувствуя, что его завлекают в ловушку. Дипломатические игры просты до изнеможения. Создаешь видимость силы — и весь мир у тебя в кармане. Гретхен понимала это лучше других. Нельзя утверждать, что подобные игры ей нравились, но она всегда одерживала в них победу. — Тогда скажи им, что расставляешь все точки над i, — лучезарно улыбнулась она. — Лезешь из кожи вон, лишь бы ничего не упустить. — Это даст тебе пару дней, — сощурился Шонесси. — Что за пару дней ты надеешься выяснить? — Без понятия, — призналась Гретхен, раздумывая, а не броситься ли Шонесси прямо в ноги, моля о содействии. Она бы и бросилась, если бы не сомневалась в успехе. Заодно и Шонесси выставила бы полным идиотом. Гордость по боку, когда надо добиться того, чего хочешь. А она хотела чересчур многого. Для того чтобы ее допустили к расследованию в качестве консультанта, требовалось открытое уголовное дело. Закрытое дело о смерти в результате передозировки наркотиков не подходило. Следовательно, ей кровь из носу нужно было получить официальное разрешение на работу от Бостонского полицейского управления, иначе нужные ей двери не приоткрылись бы даже на щелочку. — Сделай мне одолжение, Шонесси. Иначе я с тебя живого не слезу. — Ой, можно подумать, до этого слезала, — грубо хохотнул Шонесси, но резко оборвал себя и пытливо вытаращился на нее. — Ты всерьез считаешь, Лена что-то нарыла? «Я наломала дров, Грета». — Нет, но… — Гретхен часто-часто заморгала и отвела глаза. Порой Шонесси забывал о ее натуре, забывал, что плакать ее заставляли не душевные муки, а невозможность подчинить его своей воле. Смиряясь с поражением, она устало приподняла плечи. — «Виола Кент невиновна» были ее последние слова… Господи, да кого это волнует! — Если мы начнем расследование смерти Лены, доступа к делу Кент ты не получишь, — раздался от двери голос Маркони. Гретхен недовольно скрипнула зубами, прикидывая, как бы ей избавиться от новоиспеченной напарницы Шонесси. Познакомиться с этой выскочкой она не успела, но эта выскочка ей определенно не нравилась. А тот, кто не нравился Гретхен, недолго оставался напарником Шонесси. — Разве я хоть словом обмолвилась, что мне нужен доступ к делу Кент? Гретхен пронзила Маркони холодным и оценивающим взглядом, который долго тренировала перед зеркалом наравне с другими разнообразными выражениями лица, дававшимися ей с огромным трудом, но детектив даже не вздрогнула. — Само собой, нужен, — равнодушно пожала она плечами. — Ты же предполагаешь, что Лена траванулась именно из-за Виолы. Гретхен восхищенно захлопала глазами. Откровенность Маркони застала ее врасплох, хотя удивляться тут, в принципе, было нечему. В Бостоне все говорили то, что думали. Гретхен с ее склонностью резать правду-матку родилась в правильном городе. — Мне нужен не доступ, — заупрямилась она, — а видимость законности. — Законности, облеченной в форму твоего содействия Бостонскому полицейскому управлению? Дурацкий вопрос, разве она сказала не то же самое? Гретхен демонстративно повернулась к Шонесси: — Пару дней. Детектив смерил ее с ног до головы изучающим взглядом и покосился на застывшую у нее за спиной Маркони. — Идет. Победа! Сладостно опьяняющая победа расцвела и тут же увяла, когда Шонесси ткнул в Гретхен пухлым пальцем. — Я приставлю к тебе «няньку». Тихий стон одновременно сорвался с губ Маркони и Гретхен, правда Гретхен хватило приличия подавить свой в зародыше. — Напрасная трата средств, — отмахнулась она, понимая, что возражать бесполезно. Шонесси, наслаждаясь ее замешательством, расплылся в плотоядной ухмылке: — Ничего, выдюжим. Ты всегда так печешься о нашем… — он с видимым удовольствием покрутил на языке замысловатую фразу, — дефицитном и урезанном бюджете. Гретхен отклонилась назад: — А с чего ты взял, что я ее не прикончу? На лице Шонесси, как и предполагала Гретхен, появилась тупая, самодовольная улыбка. — Она положит тебя на обе лопатки. С отточенной годами томностью Гретхен оценивающе скользнула глазами по телу Маркони сначала вверх, потом вниз и пожала плечами: — Пусть попытается. Я не против. Маркони приподняла брови, но ничего не сказала. Гретхен недовольно поморщилась: она обожала словесные перепалки. — Пару дней, Грета, — предупредил ее Шонесси, и в его голосе промелькнули нотки совершенно несвойственной ему жалости. — Пару дней — и баста. — Мне хватит, — спокойно отозвалась Гретхен, любуясь Маркони. После вырвавшегося ненароком стона та будто окаменела. — Да поможет нам Бог, — пробормотал Шонесси. Грозно щелкнув пальцами, словно о чем-то предупреждая, — но кого и о чем, осталось для Гретхен тайной, покрытой мраком, — он вышел, не попрощавшись. — Сильно, — проворчала Гретхен. — Цирк с конями. Маркони довольно фыркнула. — Шонесси, что с него взять, верно? «Любопытно». Маркони втирается к ней в доверие? Гретхен давно уяснила, что общий враг или общее разочарование превосходно сплачивают людей. Она и сама неоднократно прибегала к подобной тактике. — Нам нужны материалы по делу Кент. — Я тебя предупреждала… — качнулась на каблуках Маркони. — Помню, помню, — перебила ее Гретхен, устремляясь в гостиную. — Еще нам надо потолковать с Ридом Кентом. Ее взгляд уперся в диван, на котором раскинулось безжизненное тело Лены. Само по себе насилие Гретхен никогда не прельщало: лично она предпочитала расправляться с врагами, растаптывая их чувства и сражая наповал острым, как бритва, интеллектом. Однако мрачный антураж насильственной смерти манил ее необычайно. Вывернутые конечности, пустые глаза, выпотрошенная плоть, сломанные кости… — А он ведь не шутил, да? — прошелестела Маркони у нее за плечом. — Ты и вправду социопат. Оторвавшись от созерцания разметавшихся рук Лены, Гретхен бросилась к двери: — Ты и понятия не имеешь, что это слово значит или что я из себя представляю. — Так объясни мне, — фыркнула Маркони, устремляясь за ней. — Мне за это не платят. Пора завязывать с просвещением Маркони, иначе Гретхен точно заскучает и выкинет какой-нибудь дурацкий и совершенно непредсказуемый фортель. Лучше пресечь это поползновение на корню и избежать таким образом тяжелых последствий. Досадно, конечно, что ни одна живая душа не способна по достоинству оценить ее потуги держать в узде свой строптивый нрав. Ведь даже не склонные к насилию социопаты порой закусывают удила так, что людям, не привычным к их чудачествам, небо с овчинку кажется. Шонесси, как никто другой, понимал это. За что ей и нравился. — Материалы по делу Кент не откроют тебе ничего нового, — забубнила Маркони, когда они подошли к лифту. — По кабельному осветили каждую деталь преступления. Да и адвокатом девчонки была твоя… э-э-э… подруга… — Представь себе, у социопатов тоже есть друзья, — бросила Гретхен. Заминка Маркони и рассердила ее, и позабавила. Они быстро пересекли вестибюль и выбрались на улицу. За желтой полицейской лентой, ограждавшей место преступления, засверкали беспорядочные вспышки фотоаппаратов. Стервятники-журналисты, готовые продать души за один только взгляд в их сторону, подлетели к ним, клянча комментарии. Гретхен и Маркони, уставившись в землю, промаршировали мимо. — Зачем они вам?