После того как Николай Александрович привёз её в названный ресторан и угостил тем, что она пожелала, Марту попустило. И разговор пошёл интереснее. Дальше они немного выпили. Потом ещё. Ещё. И сами не заметили, как пошли в номера. Николай чувствовал лёгкую нервозность. Он поверил ей и теперь мог быть обладателем целого букета венерических заболеваний[122]. И эта мысль пульсирующими ударами долбилась в его голове, вызывая раздражение и злость на самого себя. Но другая часть его сознания была довольна. В сложившейся обстановке именно это безумие ему требовалось, чтобы отвлечься от той печали, что грозила погрести Императора под ворохом проблем. – Всё-таки Пётр Великий был прав. – Пётр Великий? Кто это? – спросила Марта, легко повернувшись на одних носках и упругой, игривой походкой направившись к постели. – Основатель Российской Империи. – И в чём он был прав? – В том, что взял себе в жены бывшую шлюху. В этом что-то есть. – Ты совсем спятил, – покачала она головой и упала рядом с ним на шёлковое одеяло. – Старый, спятивший мужчина. – Но ты сама меня сюда потащила, не так ли? – А какой с меня спрос? Всем известно, что я лишена здравомыслия. Я человек-безумие. Я и не должна совершать благоразумные поступки. Но это я, а не ты. – Мне давно в жизни стало недоставать этой толики безумия, – улыбнулся Николай. – Всё стало слишком скучно и размеренно. – Но зачем впадать в крайности? – Возраст у меня такой. – А у меня? – А ты и без возраста весёлая девчонка… К тому же мне срочно нужна супруга. Она позволит разрешить назревающий Панамский кризис. Почему не ты? – Я шлюха. Пусть и бывшая. – Тем лучше. Лучшего способа уязвить все эти благородные морды и не найти. Я очень долго не понимал Калигулу. Думал, что он был просто кровожадным, распущенным психом. Но потом проявил больший интерес к его персоне и с удивлением узнал, что на самом деле он был очень толковым Императором. Одна беда: он проиграл, и аристократы, которых он притеснял в интересах народа, постарались замазать его память дерьмом. В его правление шла борьба с хищениями и коррупцией, строились новые дороги и акведуки, наконец-то наполнилась казна из-за того, что, несмотря на поверье, он оказался не такой уж и распущенный товарищ. Во всяком случае, не хуже своих предшественников и преемников. Но больше всего меня впечатлил конь, которого он ввёл в Сенат и сделал консулом. О! Это было просто потрясающе! – Чем же? – Сенаторы-аристократы разрывали Империю на куски своими местечковыми интересами. И не хотели ничего ни видеть, ни слышать. Вот он и показал, что они для Империи ценность имеют меньшую, чем хороший боевой конь. Указал им на их место. Заодно заняв своим конём позицию второго консула[123]. Жаль… как жаль, что он не справился. История бы могла пойти совсем иначе… – Так я для тебя конь, которого ты собираешься ввести в Сенат? – Ты? Нет. Ты намного лучше. Ты мне нужна для того, чтобы показать: вся эта старая аристократия ничего не стоит. Страшные, тупые ублюдки, выродившиеся из-за близкородственных браков. Ты шлюха. В глазах общества – женщина, находящаяся на самой низкой ступени социума. Но даже ты – во сто крат лучше их всех. – А ты? Ты ведь тоже аристократ. – Ну извини, малыш. Со мной тебе придётся смириться. Я хоть и презираю эту всю старую аристократию… эти все уродливые, тупые и заносчивые морды, но не стремлюсь избавить этот мир от своего присутствия. – Лицемер! – фыркнула Марта. – У всех свои недостатки… – пожав плечами произнёс Николай, откинувшись на спину. А девица, чуть помедлив, прижалась к нему своим обнажённым телом… Через три часа они обручились[124] в берлинском кафедральном соборе при минимальном количестве гостей. Буквально на бегу. Купив по пути какие-то подходящие по размеру кольца[125] в ювелирном магазине, находившемся на пути к храму. Глава 8 1914, июль, 15, Санкт-Петербург – Ты рехнулся! – пылая безумным взором, заорала Мария Фёдоровна, когда Николай Александрович вошёл к ней в зал под ручку с Мартой. – А ты, – указала она на неё, – вышла! И чтобы духу твоего здесь не было! – Вы не Император, – побледнев и подобравшись, произнесла Марта. – Мама, ты в себе? – Это же я хотела спросить у тебя? Ты что творишь? – Я творю? – Да, ты! Как ты посмел притащить эту дрянь к нам во дворец? – Скажи мне, мама, а кто отвечал за воспитание моих сыновей? – Твоя супруга. И я говорила, что это плохая идея! – А кто занимался воспитанием моей супруги? – ЧТО?! ТЫ ОБВИНЯЕШЬ МЕНЯ?! – Сядь. – Не указывай мне! – СЯДЬ! – рявкнул он и резко шагнул вперёд, из-за чего Мария Фёдоровна отшатнулась и села в кресло, откуда только что поднялась. – Мама. То, что произошло – это кошмар. Это коллапс. Это катастрофа. Ты разве этого не понимаешь? – Ты сам к этому шёл. И сынок, пусть она выйдет. – Нет. – Она шлюха! Ты понимаешь? – Что это меняет? – Это меняет всё! – Мама. Вот скажи, добрые и светлые аристократы, за которых ты так радеешь, разве не оказались замешаны в том жутком дерьме с сектантами? И ладно бы просто аристократы, а твои внуки. Нет? – Сектантами? – удивилась Марта, которая была не в курсе. – Да, – кивнул Николай. – Так вот, мама. Разве они поступали хорошо? Разве моя бывшая супруга не упустила этот вопрос их воспитания? Шутка ли? Она на полном серьёзе считала, что раз они дети Императора, то им позволено творить всё, что им заблагорассудится. Разве ты не упустила вопрос воспитания Клеопатры? – Это не то. – Это то, мама. То самое. – Я не могу и не хочу видеть её рядом с тобой. Если ты не отменишь помолвку, я уеду. Куда угодно. Да хоть в тот же монастырь, что и Клеопатра. Или к своим родственникам в Лондон. – Ты так не поступишь. – Ну ты же посмел плюнуть мне в душу этой выходкой, – махнула она рукой в сторону Марты. – А ты мне посмела плюнуть в душу выходкой с Клеопатрой и сыновьями. А ещё вспомни: ты меня уже однажды сдавала бунтовщикам. Тебе не кажется, что мой поступок не идёт ни в какое сравнение с тем, что себе позволяешь ты? Клеопатра, когда я её привёл в дом, была юна и полна надежд. Что сделала ты? Ты разве воспитала из неё Императрицу? Ты сделала из неё безвольную, запуганную клушу, потакающую тебе и своим сыновьям. Да всем вокруг. А когда она осознала, что натворила, то просто сбежала от проблем. Спрятала голову в песок. – А эта будет лучше? – скривилась Мария Фёдоровна, уязвлённая словами сына. – Эта хотя бы тебе не подчиняется. Я её сразу предупредил, что моя жена будет подчиняться только мне. – Сынок… это безумие… от тебя все отвернутся… – Из-за тебя, мама. Я доверился тебе, надеялся, что ты сможешь прикрыть этот крайне важный участок работ. Что ты сможешь не упустить воспитание Клеопатры и детей. А что в итоге? Ты пыталась их сломать под себя. Чтобы они пресмыкались перед твоей волей. Только Император – я. А ты это забыла. И что теперь? Обвиняешь меня. Ты серьёзно? Она шлюха. Но она хотя бы честно делала свою работу. А ты? А остальные члены Августейшей фамилии? – Не ставь меня рядом с ней! – прошипела Мария Фёдоровна. – Присаживайся, – произнёс Николай Александрович Марте, кивая на кресло, что стояло рядом с Марией Фёдоровне. – Не смей! – рявкнула Вдовствующая Императрица на эту девицу. От чего та аж вздрогнула. Но, чуть помедлив, улыбнулась и, пройдя эффектной изящной походкой, шлёпнулась в кресло и с удовольствием вытянула ноги. – Она подчиняется только мне, мама. Я здесь Император. Я. Не ты. И меня всё это достало. – Ты не один живёшь, – холодно процедила Вдовствующая Императрица. – Не один. Ты права. И я ошибся, когда послушал тебя. Мне нужно было виновных казнить в тот же день. На месте. А потом передушить всех, кто против. Но ты проявила мудрость, вынудив меня совершить глупость. И что теперь? Династический кризис. Всеволод ещё подросток. И других детей у меня нет. Остальной дом практически разбит. Александровичи вымерли, как и прочие ветви. Кое-что осталось только от Константиновичей и Михайловичей. Но там нет никого, кого готовили бы к престолу. Умри я сейчас – и всё. Дело всей моей жизни рухнет как колосс на глиняных ногах. – Ты сам резал династию!