– О боже! – ахнула королева. – Что значит потрошили? – захлопав глазами, переспросила принцесса. – Им вспарывали животы и извлекали внутренние органы. Живьём. А чтобы девушки жили как можно дольше, их опаивали наркотиками, притупляющими боль. И прошу вас, не просите мне демонстрировать фотокарточки. Они ужасны. Хотя Эдуард Грей собирал и их, подготавливая доказательства. Большая часть погибла в огне, но он кое-что хранил и дома. Девушка побледнела… позеленела… и, не удержав завтрак, поделилась им прямо с дорогим ковром. Но никто её не осуждал. Королева сама была не сильно лучше. А король… он хоть и сидел бледный, но даже у него уши горели от стыда. – Ты знал, чем этот мерзавец занимается? – холодно спросила королева у супруга. Тот промолчал. – ТЫ ЗНАЛ?! – рявкнула она, вставая. Но добиться ответа ей не удалось. Просто не успела. Едва заметно скрипнула дверь, и в помещение вошли какие-то люди в форме полицейских. Причём двое тащили обоих бойцов охраны, что стояли недалеко от комнаты. Точнее, их тела. Потому что, войдя в помещение и расслабив хватку, они позволили трупам соскользнуть с кинжалов. Третий быстро и ловко прикрыл двустворчатую дверь. А четвёртый и пятый уронили на пол какие-то свёртки, выступающие лишь прикрытием для оружия. Странного оружия. Этакие револьверы со слишком длинными и толстыми стволами. – Кто вы такие?! – воскликнул премьер-министр. И получил пулю в лоб. Молча. Без каких-либо комментариев. После чего спокойно и без промедления один боец расстрелял боеприпасы в барабане своего оружия, перебив практически всех детей Георга V. Осталась только Мария и её младший брат Джон. Второй же – тот, что тоже стоял с револьвером – тем временем был на подстраховке, готовый положить любого, кто дёрнется. Ведь людей в помещении хватало. – Выжить должен только младший сын, – безучастно посмотрев на парализованного от страха малыша, произнёс тот боец, что стрелял. И, наведя свой револьвер на Марию, нажал на спусковой крючок. Боёк щёлкнул. Но выстрела не произошло. Патроны кончились. Чему он явно не удивился. И даже, едва заметно улыбнувшись своей чудовищной шутке и пожав плечами, добавил: – И дочь. – Из помещения не выходить, – произнёс второй стрелок, тот, что контролировал ситуацию. – Оно заминировано. Будете сидеть тихо – выживете. После чего они вышли, аккуратно прикрыв дверь. На всё про всё ушла минута от силы. Раз, и всё. А по полу растекаются лужи крови из свежих трупов. Королева медленно, мелкими крошечными рывками, больше похожими на дрожание, повела головой по сторонам. Фиксируя, что четырёх её сыновей только что застрелили. И рухнула в обморок. За ней следом отправилась и Мария, пережившая ещё больший стресс. А король медленно осел на колени и, упав на тело старшего сына, зарыдал. Младший же – Джон – лишь икал, не в силах совладать с волной ужаса и страха. Присутствовавшие при всём этом действе родственники были просто в ступоре. Они, когда зашла пятёрка странных полисменов, замерли и старались не отсвечивать. Вот и сейчас сидели, словно парализованные, пытаясь переварить услышанное и произошедшее. Ведь что, по сути, произошло? Впервые в истории кто-то взял и сурово, без лишних слов, покарал Великобританию за то, что она излишне увлеклась своими играми… И как покарал! Демонстративно. Просто зашёл к ней в дом и подчёркнуто дерзко указал на то, что никто теперь не сможет быть в безопасности… и что за свои деяния можно и ответить. И принимать решение об ответственности будет не свой собственный суд или монарх, а кто-то за пределами Туманного Альбиона… Эта новость была жуткой. Кошмарной просто. Ломающей в их головах старый мир… старое мировоззрение… Глава 7 1914, июль, 12, Берлин Николай Александрович тихо брел по Унтер ден Линден – одной из самых примечательных улиц Берлина. Уже его Берлина. По договору. Окончательно всё утрясли и оформили. Но радости это не добавляло. Потому что события минувших дней говорили: ничего ещё не закончилось… всё только начинается… Сначала подвёл Вильгельм. Этот усатый кадр просто взял и умер. Вместе со всей своей семьёй. После встречи с Императором 1 июля он отправился в Потсдам, чтобы подготовиться к переговорам. Вильгельм был окрылён, предвкушая, как прогуляется по Парижу… своему Парижу. Однако… всё закончилось печально. Та ночь была довольно прохладной, около девяти градусов. Поэтому ещё с вечера, озябнув, он распорядился протопить дворец. Вот ночью кто-то и провёл диверсию – прикрыл задвижки на дымоходах и подбросил дровишек в печки да камины. Эффект оказался фатальный. Вся семья Вильгельма II преставилась, угорев. Да и слуги частью погибли. А те, что выжили, разбежались, опасаясь наказания. Из-за чего установить детали произошедшего стало невозможно. Во всяком случае, в сжатые сроки. Скандал! Николай лишь скрипнул зубами, понимая, что кто-то очень ловко сорвал ему переговоры. Да, оба монарха успели сделать публичные заявления после своей встречи на Эльбе. И кто-то, очевидно, постарался сорвать их планы. Решительно. Жёстко. Быстро. До Николая этот кто-то явно не мог достать, поэтому ударил по Вильгельму. Ведь если в переговорах нет одной из сторон, то как их проводить? А время в сложившихся обстоятельствах играло против Германии и, пожалуй, России. – Англичане? – раздражённо спросил Император у начальника своей разведки. – Мы не знаем, – развёл тот руками. – Мы не занимались прикрытием Кайзера. Только отслеживали его контакты и переговоры. Сработали они достаточно чисто: не только умудрились убить, но и вывели исполнителей. Во дворце, где умер Кайзер, было свыше двухсот слуг. Большая часть из них разбежалась. – Мы можем выйти на заказчика? – Мы можем пытаться, но результата, скорее всего, не будет… Однако Генрих Прусский, младший брат и наследник Вильгельма II, уже 2 июля передал, что готов обсудить вопросы перемирия, завершив начатое братом дело. Через что совершенно обломал задуманное неизвестными. Их встреча произошла уже 3 июля и прошла в куда более конструктивном ключе. Всё-таки Генрих был практичным прагматиком – полной противоположностью своему старшему брату… Однако, едва удалось утрясти переговоры с Генрихом, произошло новое потрясение. Уже дома. Ярослав и Святополк сбежали. Вот так взяли и сбежали. Не средь бела дня, конечно, а под покровом ночи. Но всё же. Аукнулись масштабные инвестиции в развитие и тренировку их интеллекта, проводимые Императором… и теми сектантами, что столько лет в них вкладывались. Скромные интеллектуально от природы, они обладали довольно широким кругозором. Да и заготовок различных решений у них в голове хватало на разные случаи и ситуации. Историю в подробностях Николай Александрович не знал. Только в целом. Оказалось, что у Ярослава и Святополка ещё оставались союзники из числа тех, кого не удалось выявить сразу. Они-то и устроили в Зимнем дворце пожар, отвлекая внимание. Мария Фёдоровна с толпой слуг отправилась вывести в безопасное место посаженных под домашний арест сыновей. Тут-то на неё и напали. Ткнули чем-то острым и бросились бежать. Слуги прыснули в стороны, не ожидая такого поведения. В суете пожара парням и удалось скрыться. Измазались в саже. Накинули на себя тряпки слуг. Подожгли их. И, с дикими криками выбежав из здания, бросились к набережной и выпрыгнули в Неву. А дальше… они просто уплыли. Выгребли на стрелку Васильевского острова возле ростральных колонн – и бежать. Больше их никто не видел. Мария Фёдоровна осталась жива, хоть и потеряла много крови. Врачи успели спасти её, да и парни явно не хотели бить наповал. Служба безопасности лихорадочно проводила проверку. А Николай Александрович получил новую порцию проблем. Очень большую порцию. Такую, что можно и не переварить. Сразу встал в полный рост кризис отношений с Японией и Китаем. Ведь теперь Россия не могла выполнить свои обязательства согласно договору. И по всему выходило, что если следовать букве закона и международного права, то земли, отчуждённые от Китая, требовалось вернуть, так как они шли под видом приданого. Да и договоры являлись более недействительными, нуждаясь в переработке. А с кем их перерабатывать? В 1904–1905 годах в Японии, например, был жив-здоров Император Муцухито. Однако после его смерти в 1912 году в этой стране было введено правление регентского совета в ожидании воцарения наследника. А им, законно, мог быть только ребёнок от младшей дочери Муцухито и старшего сына Николая. Но парень сдёрнул. И если бы он умер, то формально передал бы старшинство следующему и так вплоть до третьего сына. Поэтому можно было выждать ещё время и организовать тому гарем из двух и более благородных дам. Но, увы, парни просто сбежали, через что создали массу неприятностей. Не только в отношениях с Японией и Китаем. Они обеспечили потенциально создание мощной несистемной оппозиции в самой России, вплоть до «правительства в изгнании». Ведь наверняка найдутся желающие так или иначе их поддержать. Но и это ещё не всё! Как поговаривают в популярных ток-шоу и телемагазинах. Оказалось, что его супруга, Клеопатра, известная в прошлом как Клеопатра де Мерод, на днях совершила неописуемую глупость. Она написала отречение от престола[120] и приняла монашеский постриг. О чём мужа и извещала письмом, где просила прощения за всё… и прежде всего за то, что не справилась с воспитанием детей. – ДУРА! – взревел Император, узнав эту новость. Но было уже поздно. Он не мог бросить переговоры в Берлине и спешно вернуться в Санкт-Петербург наводить порядок. Просто не мог. А Клеопатра, прекрасно понимая, что, вернувшись, Николай может все её публичные акты аннулировать, сдёрнула в Египет, поступив монашкой в один из православных монастырей Александрийского патриархата. И ладно бы её статус соправителя. Чёрт с ним. Беда была больше связана с Панамой. По продавленной там конституции монархом должна быть супруга Императора России. А тут раз – и всё. Междуцарствие. А значит – критический кризис власти, грозящий вырвать из рук России этот геополитически важный межокеанский канал. А он уже введен в строй и полностью функционировал. Причём, в отличие от оригинальной истории, был бесшлюзовым, что категорически облегчало и ускоряло прохождение судов. Всё-таки активное использование взрывотехники для выемки грунта и механизация земляных работ позволили очень многого добиться. Эти же приёмы обеспечили России введение в эксплуатацию глубоководных Беломоро-Балтийского и Волго-Донского каналов и Балто-Волжского судоходного пути, позволяющих пусть и не быстро, и не круглый год, но проводить между Балтийским, Белым, Чёрным и Каспийским морями корабли размером вплоть до перспективных линкоров. Разгруженных и на подведённых баржах, уменьшающих осадку, да на буксире, но проводить, что решало извечную беду России с её дроблением флота на изолированные осколки. Впрочем, не суть. Речь-то шла о Панаме. Она вот таким нехитрым образом утекала из рук Николая. А это не только деньги, но и контроль за одним из двух фундаментальных логистических узлов в мире. Там ведь кроме канала строились склады, терминалы и прочее, прочее, прочее, превращая этот клочок земли в важнейший торгово-транспортный узел на планете. Удар шёл за ударом. Один дурнее другого. Гибель склонной к эпатажу, но максимально предсказуемой «истерички» – Вильгельма – лишала Россию шанса на тихую жизнь после раздела Европы. Вилли ещё много лет купался бы в лучах славы и наслаждался успехом. Генрих был не таким. Прагматик, да ещё с родственными связями в Лондоне. Это боль… это большая боль. Но игнорировать его Николай не мог. Потому что мир с ним давал если не уверенность в долгом мире, то гарантию хотя бы лет десяти передышки. Обновлённая Германия ведь тоже должна была подготовиться к войне. К новой, по-настоящему Большой войне за мировую гегемонию. Бегство Ярослава и Святополка только укрепляло уверенность Николая в том, что эта война неизбежна. Они всплывут. Обязательно всплывут. И потребуют себе корону, опираясь на Генриха: он, безусловно, будет заинтересован в максимальном ослаблении слишком опасного соседа. Кроме того, их бегство ставило под вопрос законность контроля России над Японией и Китаем. Да, удержать их удастся, наверное. Но какой ценой? Уход в монастырь (то есть по сути бегство) Клеопатры выбивал почву из-под ног России в Панаме. Да и её отречение сильно било по престижу Августейшей фамилии, и без того расшатанному последними событиями. Тем более что кое-кто из её членов также посчитал разумным покинуть пределы Империи… вместе с Клеопатрой. Что только подливало масла в огонь будущего грандиозного кризиса власти, способного дойти вплоть до Гражданской войны. Ведь в новой России хватало внутренних конфликтов и противоречий. И религиозных, и политических, и национальных. Местные, территориальные элитки недовольны излишней централизацией. Национальный вопрос, несмотря на все усилия, всё ещё актуален. Особенно сейчас, после включения в состав Империи практически всех польских земель[121] и приличной части германских. Проблем межнациональных будет вагон и маленькая тележка. Как и религиозных. Особенно религиозных, потому что, кроме православия и католичества, существовала целая прорва других религий с куда меньшей степенью консолидации и централизации. А значит, даже оформленный центр их, по сути, не контролировал, и на местах могло твориться одна Кхалиси знает что. Да, все эти проблемы можно было бы преодолеть, будь августейшая фамилия монолитом, выступающим единым фронтом. И достаточно легко преодолеть. Однако… что-то пошло не так. Николай Александрович не был гением. Он не мог одновременно заниматься всем и сразу. Просто не мог. Особенно при таком масштабе работ. И тут либо бегать – курировать экономику с передовыми разработками, либо сидеть наседкой с детьми. Да, он уделял достаточно много времени детям, сосредоточившись на самом слабом их аспекте – интеллектуальном развитии. Однако постоянно он с ними находиться не мог, так как Империя не могла подождать, пока он там наиграется в папашу. Слишком много было неотложных дел, требующих его личного влияния в качестве локомотива, перемалывающего противоречия. Из-за чего вся тяжесть их воспитания всё равно оставалась на матери. Она, очевидно, не справилась. Так-то да, не справился он – как руководитель. Недоглядел, недосмотрел, не сумел предупредить кризис. Но что это меняло? Николай Александрович обессиленно рухнул на скамейку и пустым взглядом уставился на брусчатку перед собой. Ему было тошно. Ему было больно. Ему было обидно. Казалось, будто бы он преодолевает сопротивление всех людей вокруг. Будто бы только ему одному надо объединить всё евразийское пространство, прекратив там бесконечные мелкие войны и обеспечив условия для бурного и продуктивного экономического роста. И ладно бы какие-то элиты на местах могли иметь психологию мелких лавочников и мыслить категориями своей деревни. Но ведь на самом верху всё было то же самое. Хуже того, оказалось, что прогнила за эту четверть века не только его фамилия, уже один раз почищенная им в 1889 году. Оказалось, что заплыли жиром и потеряли бдительность многие структуры. В том числе и связанные с безопасностью. И если по тем направлениям, которых касалось пристальное внимание Императора, они работали ещё неплохо – то в остальных аспектах совершенно потеряли бдительность и адекватность. Ну разгонит он их. Накрутит хвосты. И что дальше? Снова лет на сколько-то? И не факт, что надолго. Так как в этот раз люди начнут лениться умнее. Сразу и не заметишь. Да и «читальные избы» в сложившейся ситуации начинали у него вызывать подозрения. Они пока собирали информацию и агрегировали её, выдавая массу полезных сведений. Но точных ли? Не врут ли? Не ленятся ли? И не только они. Волны подозрения и недоверия накрыли Императора с головой. Не ко всем на свете. Нет. К своим. К тем, кто окружал его. Пожалуй, он только матери доверял, Марии Фёдоровне, да и то только потому, что в её интересах было играть за него, а не против. Или нет? Слишком уж сильно её поведение вызывало вопросы. Да и предавала она его уже один раз, тогда, на заре его правления, когда против Императора выступила Великокняжеская фронда. Николай Александрович потёр виски. Взлёт Империи умудрился плавно перетечь в её кризис. Да, пока его ещё никто не наблюдал, кроме него самого. Но он уже был. И связан прежде всего с тем, что в своё время он опирался на так называемые «ленивые решения», что испокон веков терзали Россию. Например, «не трогай то, что работает». Звучит красиво. Но беда в том, что, когда это перестало работать, трогать уже поздно. Оно ведь сломалось. Оно обвалилось. И нужно в аварийном, авральном режиме, надрывая задницу, устранять беду. Глупая стратегия чуть более чем полностью, но очень популярная. Более того, ею многие гордятся и ставят в пример как образец прагматизма и здравого смысла. Или вот, к примеру, извечное стремление к «секвестрированию» расходов там, где нельзя пустить пыль в глаза начальству. В результате чего «макияж» в делах выходит толковым, и кажется, что всё по уму. А как заглянешь «под капот», так сердце щемит… Но ведь туда обычно никто и не заглядывает, ведь «не трогай то, что работает…» И тут от размышлений Императора отвлёк некий шум. Он словно очнулся из забытья. Один из бойцов внешнего периметра охраны пререкался с миниатюрной дамочкой весьма приятной наружности. Хрупкая, изящная, красивая, но удивительно решительная. Она хотела пройти тут, а её пытались развернуть, отправив на другую сторону бульвара. Особенно контрастировала она с бойцом внешнего периметра – крепким парнем, которого она, казалось, совершенно не опасалась. Это так заинтересовало Николая Александровича, что он встал со скамейки и подошёл к этой скандалистке. – Добрый день, фроляйн, – произнёс он тусклым и каким-то бесцветным голосом. – В чём проблема? – Я хочу здесь пройти! – Что мешает вам сейчас пройти вон там, – махнул он рукой на другую сторону дороги, – а здесь пройти попозже, например, вечером? – Потому что вы не вправе мне этого запрещать! – Вы так думаете? – Да! Вы такой же прохожий, как и я. И то, что на вас работают эти морды, – махнула она своей хрупкой рукой, чуть не задев ею лицо одного из сотрудников службы безопасности, – не делает вас лучше меня! – Как вас зовут? – Марта. Я Марта Бетенфельд. – А как меня зовут? – Какая мне разница? Вы тот, кто мешает мне пройти! Николай Александрович улыбнулся. Достал из кармана золотой империал и, крутанув его пальцами, кинул девице. Та на удивление ловко поймала монету, с подозрением уставившись на Николая. – Посмотрите. – На что? Я знаю, что это золотой империал русских. – Российской Империи.