Условия договора были просты. В случае начала войны Франции или России с Германией или Австро-Венгрией союзник обязан выставить не позднее месяца такие-то войска. Французы выставили. Ровно столько, сколько было оговорено. На германской границе. И даже её перешли, обозначив своё присутствие. Но на этом всё. Просто всё. Никаких боевых действий они не вели. Поэтому Германия и Австро-Венгрия всей своей мощью навалились на Россию. Свинство? Несправедливость? Нет. Просто политика. Никому из европейских игроков не была нужна сильная Россия. А она стала слишком сильной в последнее время. Это пугало и настораживало. Впрочем, если положить руку на сердце, то никому в этом мире не был нужен кто-либо сильный, кроме них самих. Всё остальное – просто риторика лицемеров или ситуативные решения. Николай вышагивал и думал. Италия выбирала. Турция выбирала. Испания хотела бы поучаствовать, изначально, но теперь вряд ли просто так вступит. Осторожничать будет. Великобритания? О да – этот монстр тоже выбирал: за кого и как вступить. По сути, никакой внятной армии у Туманного Альбиона не было. Но – и это важно – у неё имелись чудовищные по размеру колонии с огромным населением. И что-что, а поднять толпы туземцев, кое-как их вооружить и отправить воевать они могли. Хуже того, они могли воспользоваться ситуацией и начать «решать вопросы» у персов или абиссинцев. Ведь Россия прямо сейчас их не сможет защитить. Англичане в этой войне были главными выгодоприобретателями. Пока. Имелись ещё и США, но после поражения в Испано-Американской войне они сидели очень тихо. И боялись связываться с европейскими армиями. Просто боялись. Урок на Кубе и Филиппинах оказался для них очень болезненным и унизительным. Дипломаты Императора делали всё возможное, чтобы предотвратить вступление в войну Турции и Италии. Но результат был не очень хорошим. И та, и другая сторона преследовали свои цели и ждали, когда война качнётся в сторону победителя. Падение Перемышля стало очень громким событием. В считаные дни фотографии дымящихся руин на месте некогда грозной крепости облетели весь мир. И породили панику. Ведь что мешало русским так проутюжить, например, столицу своих неприятелей? Газеты просто ревели о «небесной угрозе» и «варварских методах ведения войны». Дескать, «русский медведь» разбушевался. В том числе и во Франции. Николай вышагивал и думал. Его мысли лихорадочно крутились в голове, балансируя на грани паники. Он не хотел проводить тотальную мобилизацию. Да, она позволит в сжатые сроки поставить под ружьё несколько миллионов относительно неплохо подготовленных человек. Да, она позволит достаточно уверенно разгромить и Германию, и Австро-Венгрию, показав остальному миру ТАКИЕ клыки, что многие на годы задумаются о том, нужно ли с Россией связываться. Но тогда экономика страны просто рухнет в пропасть. Всё, что он столько лет так старательно делал, окажется уничтожено, сгорев в пожаре войны. Мировой войны. Да и народ может сломаться. При этом ни Россия, ни её народ от такой победы не выигрывали ничего. Вообще ничего. Ну, если свести дебет с кредитом и посмотреть на общий итог, он получался бы чудовищным минусом. И при формальной победе это было бы поражением. Страшным поражением. Его, конечно, можно компенсировать. Можно. Но нужно ли? Ведь русским войскам придётся оккупировать земли противника и самым отчаянным образом их ограбить. Всё, что можно будет унести – вынести. От излишков продовольствия до редких, ценных зданий: их нужно будет разобрать, перевезти и собрать на новом месте. Да и людей тоже придётся забирать. Молодых и здоровых юношей и девушек вырывать из региона и насильно перегонять в Россию на поселение. И на работы. Поселяя не кучно, а вперемежку с местными. Для пригляда. Всё это можно было делать. Но нужно ли? Каковы будут последствия таких поступков? Геополитические последствия. Душно. Слишком душно. Николай расстегнул воротник. Не помогло. Распахнул окно. Вдохнул свежий ночной воздух, чуть освежённый недавним дождиком. Стало полегче. Закрыв окно и занавески на карте, Император вышел в коридор, взял небольшое охранение и пошёл гулять. Пешком. Ночью. По пустынному спящему Санкт-Петербургу. Тихо дошёл до Спаса на Крови, что у Екатерининского канала, и остановился напротив церкви. Прямо у набережной, облокотившись на парапет. Вода была черна и непроглядна. Словно там текла натурально живая нефть. Вязко. Тягуче. Он знал примерную глубину канала, но сейчас ему казалось, что тот бездонный. Просто бездонный. И какой-то нереальный. Мистический. Где-то сбоку послышался звук подъезжающего автомобиля. Нормального автомобиля с достаточно мощным ДВС, гулко урчащего на низких оборотах. Где-то совсем близко. Хлопнула дверь. Раздались шаги вылезшего на брусчатку человека в явно подкованных сапогах. Николай обернулся на источник звука, но там было пусто. Просто пусто. Фонари освещали набережную хорошо и полностью. Вон – прямо до Невского проспекта. И на ней не было не то что автомобиля, но даже и человека. Кроме пары бойцов охранения, распределившихся по периметру. Безлюдно. Хлопнула дверь храма. Император удивлённо вскинул бровь. Дверь должна быть закрыта на замок. Но никого рядом не было. И главное – бойцы охранения как будто ничего этого не чувствовали. – Допился, что ли? – тихо сам себе прошептал Николай. Помотал головой, отгоняя наваждение, и снова сосредоточился на своих мыслях. Что делать? Он мог выиграть, поставив на кон всё. Но он не хотел так играть. Не хотел совершенно. Отчаянно. Николай потёр лицо руками и вздрогнул. Опять хлопнула дверь храма. Он развернулся и побледнел. От храма какой-то незнакомый мужчина в генеральском мундире тащил труп в дождевике. Достаточно молодой мужчина. У парапета тот остановился. Огляделся. И тоже замер, прищуриваясь, вглядываясь в Николая. Так, словно он его или не видел, или едва различал. Достаточно молодой. Слишком молодой для генеральского мундира. На шее Святой Георгий. Да и вообще – иконостас впечатляющий. Сразу видно – боевой офицер. В принципе – форма и награды Российской Империи, но, приглядевшись, Николай увидел массу отличий и нюансов. Этот незнакомец держал в руках кинжал, поэтому Император невольно извлёк пистолет и наставил его на визави. Но тишина. Тот помотал головой, с явным облегчением выдохнул. И, вспоров живот трупу, выкинул его вместе с дождевиком в канал. Утяжелив парой камней. Заметный всплеск, но охрана Императора даже ухом не повела. Одёрнув форму, этот отмороженно выглядящий незнакомец вернулся в храм. Император, не убирая пистолета, последовал за ним. Подошёл. Протянул руку к кольцу. Потянул и… дверь открылась. Он был уверен, что храм закрывают. Но тот был открыт. Николай вошёл и осмотрелся. Догорали свечи. Тлели лампадки. Было душно и очень сально. Но внутри никого не было. Император прошёлся по довольно небольшому пространству храма, гулко шагая в этой тишине. Заглянул в алтарь. И, взяв там бутылку церковного кагора, сел на ступеньках. Ему было очень не по себе. Впервые в жизни его посещали галлюцинации. Видимо, переутомился. Хлебнул из горла. – Дрянь… – сморщился Николай. Это приторно сладкое вино слишком отчётливо отдавало спиртом. Тряхнул головой. И замер. Перед ним был небольшой постамент с красиво украшенным гробом и толпа каких-то призрачных людей. Кого-то он даже узнал. Где-то едва различимым эхом звучит молебен. Едва-едва. Таким шепотом. И тут крышка гроба отлетела, чуть не придавив какую-то престарелую даму самого унылого вида. И из гроба выбрался тот самый молодой генерал. Выбрался. Прошёлся в алтарь. Прихватил оттуда бутылку кагора. Сделал несколько глотков. – Ну и пойло… – воскликнул этот отмороженный молодчик и отбросил бутылку на пол, расколотив вдребезги. Завязался краткий диалог. А потом этот мужчина запел песню «Норманны» от Княzz: – Причалим ли мы к чужим берегам? Иль сгинем в пучине на радость врагам?..[81] Хлопнула дверь храма, и видение исчезло, словно его сдуло порывом ветра. Последней развеялась эта наглая харя молодого генерала: его выряди в доспехи подходящие – сошёл бы за натурального викинга. Его лицо не то с усмешкой, не то с улыбкой растаяло словно улыбка Чеширского кота. Николай проводил взглядом остатки миража и обратил внимание туда, где гулким перестуком приближались явно женские ножки. – Милый, что случилось? – спросила Клеопатра. – Я испугалась. Мне сказали, что ты пошёл гулять. Среди ночи. Почти без охраны. И… я в растерянности. Ты пьёшь? Но зачем? Тем более эту гадость. – Действительно, – отбросив початую бутылку церковного кагора, произнёс Император. – Нужно обязать все храмы Имперского значения держать хорошее вино. Чтобы не позорить ни меня, ни веру. Чуть отвернёшься – и всё, снова на спичках экономят. – Что случилось? Мне страшно. Ты такой странный. – Я? – Да, и тут мне очень не по себе. Пахнет жжёным мясом и потом. Даже ладан не перебивает. Что происходит? – Путь до той звезды, что светит в небе ярче остальных, смертью нам грозит, но дело того стоит! Один – Бог войны – услышит в небе звон клинков стальных! Буря, лютый шторм нас только раззадорят! У! У-у-у! У-у-у! У-у-у! Норманны! У! У-у-у! У-у-у! У-у-у! Норманны! – Тебе плохо? – со смесью ужаса и участия в глазах произнесла супруга. – Что ты такое говоришь? – Ты знаешь, мне кажется, я слишком увлёкся. Всё хочу сделать правильно, выверенно, умно. Выиграть разумно, малыми силами. Сберечь каждую жизнь, каждую копейку. Я, кажется, забыл изначальный смысл слова «Император». – Ничего подобного! Твоя взвешенность многими очень высоко ценится. Люди любят тебя за то, что ты решаешь их проблемы. – А кто решит мои? – слишком резко и жёстко произнёс он, вставая. Клеопатра промолчала, чуть побледнев. Она НИКОГДА не видела супруга таким. Он казался диким… каким-то безумным… его взгляд пугал… его вид пугал… отчего она сделала несколько шагов назад. Неуверенно, но сделала. – Ты же знаешь, что про меня болтают. Что не Император, а наседка, клушка, что всё квохчет вокруг своих цыпляток. Я о них беспокоюсь, а они – наседка. Дрянь… – процедил он, вкладывая в каждый звук столько эмоций… столько страсти… – Меня называют хитрым византийцем, а сами погрязли в интригах как дворняга в блохах. Врут. Врут. Хитрят. Предают. Твари! А в газетах что пишут? О кровожадном русском медведе, раззевающем свою пасть на Европу. И поливают помоями… непрерывно поливают помоями… Как же мне это всё надоело! Вот тут уже, – провёл он ладонью по горлу. – Милый? – Они хотят увидеть кровожадного русского медведя? Увидят. Хотят иметь дело с хитрым византийцем? Не вопрос. Они всё получат. Всё. Что заказывали. Все они… все… и эти, и эти… – прорычал Николай и быстрым шагом направился к выходу. Супруга отшатнулась. В глазах Императора пылали какие-то совершенно жуткие… чудовищные эмоции… страсти… а от него самого стало даже как-то иначе пахнуть… или не от него? Клеопатра даже чихнула от этих навязчивых запахов жжёного мяса, дешёвого сладкого вина и гари, подмешанных в ладан. Через час по всей Российской Империи была объявлена полная, тотальная мобилизация. Всех и каждого, кто обязан службой, поднимали. Начинали вербовку в добровольческие батальоны охочих людей из союзных стран. А в Мадрид ушла короткая телеграмма: «Будьте готовы. Николай» – Ваше Императорское Вели… чество… – произнёс Великий князь Михаил Николаевич, когда утром зашёл по вызову к Императору. Он его не узнавал. ТАКОЙ взгляд. – Через три дня я выезжаю в войска. – Но… Ваше Императорское Величество, вы же не полководец. – Там хватает полководцев. Боюсь, мы все забыли, что Император – это прежде всего главнокомандующий. И я действительно не полководец. Поэтому не вмешиваюсь в работу ни Главного штаба, ни Ставки. Но я – Император. И я должен быть с солдатами. – Вас могут убить! – Не переживайте. В штыковые я солдат водить не стану. Но и сидеть здесь, в глубоком тылу, когда решается судьба планеты, больше не намерен. – Я… я понимаю… – нехотя произнёс старый мужчина, всем своим видом давая понять, что не разделяет и не принимает такого решения…