– Жить хочешь? – Так точно! Мечтаю, ваше превосходительство. – Герой не видит людей. – Ожидают со вчерашнего вечера, за углом. к/ф «Убить дракона» Глава 1 1904 год, 1 июня, Москва Николай Александрович прогуливался по собственному кабинету, находясь в приподнятом, хоть и несколько нервозном настроении. И было с чего. Успех русских войск во время второго сражения в Желтом море и поражение Камимуры при Цусиме явно и решительно изменили обстановку в Маньчжурии. Особенно после того, как Ренненкампф сумел удержать позиции под Ляо-Яном, отразив многократно превосходящие силы японской пехоты. А Колчак, поддержав десант на Хоккайдо, позволил тому выбить остатки японских войск с острова. Буквально за какую-то неделю изменилось все. Япония из очевидного победителя превратилась в «сельского дурачка», которого заманили в смертельную ловушку. А Россия стала новым фаворитом в этой войне. Конечно, второе сражение в Желтом море было не очень показательным. Ну утонул один броненосец. Но генерального сражения ведь не было и в целом, а формальное превосходство русских над японцами было хоть и значительным, но не подавляющим. Да и вообще – европейские эксперты давали очень противоречивые оценки данному бою. Единственный «цивилизованный» специалист, который присутствовал в том сражении – английский наблюдатель, – погиб. А словам японцев верили далеко не все. Сводя многое к случайности и низким боевым качествам собственно японцев, рейтинг которых после завершения Ляо-Янского сражения упал совершенно. Имея ТАКОЕ численное и тактическое преимущество, проиграть? Такое могли только зулусы или еще какие туземные дикари. Это просто невозможно. Технически. Никак. Что проецировалось и на морские сражения, низводя японцев буквально до статуса типа «обезьяна с гранатой». Дескать, дали дикарям современное оружие, а они взяли и не разобрались, какой стороной оно стреляет… вот и потери большие… Да, если бы Ояма сумел разбить Ренненкампфа, все было бы иначе. У японцев возникала реальная возможность продвинуться по КВЖД до Байкала и засесть там в горах в глухую оборону. А потом спокойно дожать Порт-Артур и Владивосток. Как показала Русско-турецкая война 1877–1878 годов, штурмовать хорошо окопавшегося противника в горах будет категорически сложно. Конечно, оставался еще фактор флота, но линкоры не могут быть всюду. И пока флот Японии не будет разбит, блокада не будет полной. Тем более что при некотором желании японцы могли завозить все необходимое через тот же Китай на китайских же джонках. То есть, даже несмотря на усиление Тихоокеанского флота, японцы вполне могли выиграть эту войну. Если бы Ояма не промахнулся. Но он не смог… Хуже того. Не справился и Камимура, едва доползя до Сасебо. Что совокупно привело к деблокированию Порт-Артура, оставлению Инкоу с Хоккайдо и отходу от Ляо-Яна. Японцы перебрались в Восточную Маньчжурию, под Фын-хуан-чен, где в условиях сложного, сильно пересеченного ландшафта начали готовиться к обороне. Следствием этого крутого поворота фондовый рынок тряхнуло так, что мама дорогая. Акции и облигации многих ключевых российских и пророссийских игроков начали расти, а ценные бумаги японцев и их сторонников полетели в пропасть. Причем Император специально сбрасывал свои пакеты российских бумаг в самом начале игры, скупая их по дешевке на пике падения. А японские акции и облигации, которые он же и выкупал через своих агентов в самом начале, теперь, на пике роста, продал. Очень просто быть успешным биржевым игроком, если ты сам формируешь рыночное поведение. Особенно в таком масштабе! Ведь у Императора, который тщательно готовился к этой войне, были очень приличные запасы свободных средств для того, чтобы «в одну каску» влиять на рынок. Тут же он просто усугублял и без того идущие тренды, усиливая и усугубляя биржевые кризисы и взлеты. И не только за счет рыночной интервенции, но и благодаря средствам массовой дезинформации… эм… информации. Например, он уже на следующий день после сражения в Цусимском проливе опубликовал в ведущих российских газетах достаточно подробные характеристики линкоров, фрегатов и корветов. Именно линкоров, а не батарейных броненосцев, пояснив, что к чему и зачем. Это был взрыв! Катастрофа! Феерия! Эксперты попытались парировать этот удар, высказав свои сомнения. Дескать, Император приукрашивает действительность и банально всех пугает. Но рынок прорвало. Там начался неистовый ураган. То есть то, что Николаю Александровичу и требовалось. Европейские элиты восприняли эти все «шалости» слишком близко к сердцу. Поэтому вдобавок к Австро-Венгрии, которая для маневров уже мобилизовала порядка миллиона человек, присоединилась Германия. Тоже начав учения. Специально для того, чтобы Император не перебрасывал на Дальний Восток войска из европейской части России. Более того, по неофициальным каналам ему шепнули, что если он не поймет намеков, то вынудит уважаемых людей к решительным действиям. Цирк, да и только. Николай Александрович был уверен – ни Германия, ни Австро-Венгрия к войне не готовы. И начинать ее не собираются. Определенный шанс, конечно, оставался, но ради его парирования Имперская разведка готовила операцию «Василек» по подрыву ключевых железнодорожных мостов в этих славных державах. Ну а что? Как еще можно было парировать их уже по факту проведенную мобилизацию? Впрочем, каждый день таких игрищ стоил им денег. А война – это всего лишь продолжение политики другими средствами. Поэтому успокаивать соседей и пытаться найти способ добиться прекращения мобилизации он не стремился. Это у него война шла в рамках плана, сметы и финансовых ожиданий. А у них? Ради чего они теряли эти весьма внушительные средства, срывая работу своих заводов и фабрик? А ведь на дворе был еще и май… посевная… да и вообще… – Идиоты… – тяжело вздыхая, комментировал он обычно поведение своих германских соседей. В приватном кругу, разумеется… И тут вошла Клеопатра, вырывая его из потока собственных мыслей. Император остановился и залюбовался ею. Несмотря на рождение трех сыновей, она все еще была прекрасна. Видимо, сказывались генетика и особый подход к питанию и здоровью. Ведь она продолжала заниматься танцами для себя и мужа. То есть, считай, фитнесом в каком-то роде. В общем – в его глазах она была сказкой. Изящной, ухоженной и очень красивой сказкой. Сегодня был день коронации. Ее коронации. Поэтому она цвела, как весенний сад, переполняемая позитивными эмоциями, что делало ее еще красивее. Ну… не совсем коронации. Ведь Николай уже лично возложил корону на ее головку после венчания. Все дело было в статусе. Ну вот какой статус был у Клеопатры Карловны? Императрица? Да. Формально. Но не как полноценная правительница, как супруга Императора. То есть, по сути своей, принцесса-консорт. И это вкупе с репутацией «царской шлюхи» ставило ее в очень непростое положение среди августейших фамилий уже много лет. Конечно, Николай Александрович протолкнул ее на роль президента Панамы. Но это ничего толком не поменяло. Все-таки президент для любого из монархов – не более чем «еще один чиновник». Так вот, продумывая пути решения этого затруднения уже не первый год, Император решился на один специфический шаг, который не претворял жизнь до недавнего времени. Поводов не было. А тут все к одному. Идея пришла к нему случайно. Он крутил в руках монету и в какой-то момент залип, уставившись на двуглавого орла. И вспомнил, что еще Софья Палеолог начала риторику, что, дескать, Москва – Третий Рим. А значит, что? Правильно. Единственный законный наследник Византии и, как следствие, единой и неделимой Римской империи. Ну, опосредованно. И если с наследием Западной части древней империи были определенные вопросы, то на преемственность от Византии и на ее наследие обычно претендовали только османы. То есть никто не претендовал, так как османы в этом плане были для России не конкуренты по ряду причин. Тут и статус единственной в мире ортодоксальной христианской державы, и перебравшийся в Москву Вселенский Патриарх, и вековая культурная традиция, и многое другое. Вот Николай Александрович и задумался, а не формализовать ли всю эту публичную риторику? Ну а что? Наследник? Наследник. Значит, нужно как-то это все оформлять и вступать в права… Клеопатра была уже одета и полностью готова к церемонии. На ней был костюм, стилизованный под древний греческий образец. Но только стилизованный. В целом же он был предельно эффектен и подчеркивал ее красоту, будучи в некоторой степени провокационным и вызывающим. Золото, драгоценные камни, шелка, проступающие фрагменты стройного, подтянутого и очень изящного тела. Целомудрие? Нет, не слышали. Весь ее вид был вызовом. Провокацией. Цепляющей взгляд и дразнящей красотой с явным эротизмом и грацией. Сам Николай был также облачен в костюм, стилизованный под античность. Но если Клеопатра спекулировала на образе Афродиты, то Император находился в облике, близком к тому, в котором пребывал Ален Делон в фильме «Астерикс на Олимпийских играх». Даже золоченую мускульную кирасу надел. Разве что, в отличие от облика Цезаря из фильма, он был еще опоясан мечом с изящным листовидным лезвием – ксифосом. Цирк? Маскарад? Может быть. Но почему нет? В конце концов, мир меняют не скромники и серые мышки. Николай взял ее под руку и неспешной походкой отправился на выход. Чисто выбритое его лицо, слегка самодовольная улыбка и холодный, жесткий взгляд дополняли задуманный театральный образ. А дальше началось шоу. Фееричное шоу, созданное по канонам XXI века, но на технологической базе начала XX. С некоторыми поправками, но не суть. Здесь было все, что супруги смогли придумать. И музыка, подаваемая через электрические усилители с колонками. И фейерверк с салютом. И фаэр-шоу. И факельное шествие. И большие народные гуляния, которые скрытно и потихоньку готовили уже больше года, потихоньку, так как перелом в войне был не определен по срокам. И уличные представления… Вместо позднего строгого и глубоко религиозного обряда Николай Александрович вместе с Клеопатрой попытались создать ритуальное шоу, с одной стороны, предельно публичное, а с другой – красочное и ориентированное максимально на светскую составляющую, на толпу, на простых людей. Откуда и маскарад. Откуда и весь связанный с ним цирк. Вступление было безобидно. Вселенский Патриарх в новом Кафедральном соборе Святой Софии на Воробьевых горах в Москве провел Литургию. Император и Императрица присутствовали на них, укрывшись балахонами из власяницы[68] с глубокими капюшонами, которые укрывали их с головы до пят. А потом началось… Патриарх начал проповедь, рассказывая о славных делах Империи ромеев. Очень нетипичная ситуация для Православной церкви, для которой культура проповедей к началу XX века была совершенно нехарактерной. Особенно на таких мероприятиях. А тут – «нате на лопате». Да какую странную проповедь! Присутствовавшие гости сильно удивились. Ведь очень многие просто не знали о том, что именно готовится, и ожидали чего-то иного. Ну праздник какой-то. Ну были объявлены выходные с оплатой их за чаем Императора. Везде, кроме зоны Чрезвычайной Ситуации, где работники просто получали дополнительную, единовременную выплату. Ну так и что? Отработав на новогодних торжествах 1904 года, были задействованы громкоговорители с большим масштабом – их применили уже во всех крупных или очень важных городах империи. Даже во Владивостоке и Порт-Артуре. Туда передавалась проповедь, оформляясь словами диктора, который после нее продолжил вести первую трансляцию в истории, описывая все происходящее. С музыкальными паузами, потому как ему приходилось переходить с одной рабочей площадки на другую, дабы иметь возможность комментировать. Ну так вот. Вселенский Патриарх долго и со страстью рассказывал о славных делах державы ромеев, что безвременно покинула этот бренный мир. Когда же он закончил, вперед вышел Николай Александрович и, встав на правое колено, торжественно возвестил, что с сего момента Россия объявляется наследницей и преемницей Византии, принимая на себя все ее права и обязательства – финансовые, дипломатические, духовные, юридические, духовные, территориальные и прочее, прочее, прочее. – Что скажешь, брат? – обратился Вселенский Патриарх к высшему иерарху Александрийского патриархата. – Любо сердцу моему слышать слова такие, – ответил тот. Потом также были опрошены антиохийский патриарх и иерусалимский, благо что все руководители востока древней Пентархии присутствовали на церемонии. И все сказали – любо. Так что Вселенский Патриарх, завершив этот вопрос, повернулся к Николаю Александровичу и произнес: – Встань, сын мой. Встань и делай сказанное. Я же от имени всех древних иерархов славной державы ромеев благословляю тебя. И, по праву пастыря духовного, прославляю древними титулами. Встань, Император. Встань, принцепс. Встань, трибун плебса. Встань, доминус державы. Встань, Август. Николай Александрович встал. Стоявшие рядом сподручные легко скинули с него власяницу, и он предстал во всей красе своего костюма. Патриарх подошел и, протянув Императору копье, выполненное наподобие копья гоплита – дори, произнес: – Веди нас. Потом Патриарх вручил Николаю позолоченный щит, созданный по аналогии с щитом гоплита – асписом, произнес: – Защищай нас. И, наконец, надев на голову золотой лавровый венец, завершил формулу словами: – Властвуй над нами! Картина маслом! Клоун на каникулах! Но никто не смеялся. Для той, насквозь пропитанной мистикой эпохи это все было очень серьезно. По всей Европе бегали толпы магов, экстрасенсов, старцев и прочих шарлатанов, а игрища с заряжанием воды у телевизора в 90-е были детским лепетом по сравнению с той мистической истерией, что охватывала весь Старый Свет. А тут раз – и наследник Византии. Причем ранней, а не поздней. Эффектный резонансный ход, направленный на общественное сознание, одержимое всяким бредом. А дальше Николай совершил очередной неожиданный шаг, целью которого было уже прямое унижение августейших фамилий Европы. Он провозгласил свою супругу своим соправителем. Считай, объявил цезарем в старой Имперской терминологии. То есть поднял из статуса «просто женщины, которая рожает Императору детей», до монарха-соправителя одной из Великих держав. Решило ли это вопрос шуточек в духе «царской шлюхи»? Отчасти. Ведь он провел весь ритуал, так что перед лицом верующих людей все было чисто и правильно. А в глазах августейших фамилий это был шаг, равный вводу Калигулой коня в Сенат. Не потому, что Клеопатра была чем-то плоха. Нет. Она, в отличие от грязных языков, оказалась очень порядочной девушкой… Однако, несмотря на раздражение и категорическое недовольство, августейшие фамилии Европы теперь были вынуждены с ней считаться из-за изменившегося статуса. Просто так игнорировать ее было нельзя. Они вышли из Кафедрального собора Святой Софии и остановились на его верхней ступеньке. Сотни фотографов защелками камерами. Плюс работало несколько кинокамер, которые, кстати, и в соборе присутствовали. Да и вообще – по всему городу, так как Николай Александрович планировал потом смонтировать из всего этого агитационный фильм. Дав возможность папарацци сделать свое дело, августейшая чета под звуки Имперского марша[69] проследовала к стоящей у нижней ступеньки храма белой, позолоченной колеснице-квадриги. И поехала в сопровождении почетного эскорта по Москве. Дабы посетить разные места для гуляний, где уже начиналось торжество… Глава 2 1904 год, 2 июня, Москва