Однако, несмотря на это, он раз за разом, войну за войной старался избегать прямого удара по руководству противника. Ну, в основном, за исключением отдельных, совсем уж вопиющих эпизодов. Почему? А с кем он потом договариваться будет? Ведь победить собственно в боевых действиях мало. Их нужно закончить вовремя и минимальными усилиями, чтобы получить максимальную выгоду от их ведения. Поэтому внутреннюю организационную структуру у противника желательно не трогать. Во всяком случае, генеральную ее часть. Что не так в этот раз? Да все. Вот просто все от начала до конца. Эта война выглядела «войной за прекращение всех войн», потому что победитель забирал все. Более того, элита проигравшей стороны, скорее всего, была бы в самом лучшем случае лишена власти и имущества. А скорее всего, банально уничтожена физически. От греха подальше. Пусть, может быть, и не просто так, а через суд и имитацию борьбы за права человека. Но не суть. Главное – горе побежденным. Договариваться было не нужно. Незачем. И не с кем. Как в 1945 году. Полную и безоговорочную капитуляцию сможет подписать даже обычный генерал, взятый в плен по ходу дела. Да хоть простой солдат, ибо капитуляция в данном случае – это чистая формальность. Империя Запада проигрывала экономическую гонку, и это нападение, без всякого сомнения, вероломное, было единственным их шансом на успех – на победу, ибо только так она могла выжить. Даже ничья для нее было полным фиаско. Приговором, заменявшим расстрел на месте мучительной смертью на каторге. И все в руководстве обеих стран это прекрасно понимали. Поэтому Генрих и решился на удар по руководству Империи Востока. Он готовился и к покушению на Николая Александровича, и к крупному, хорошо организованному нападению на Гнездо Грифона. Ему тоже было не нужно договариваться. Незачем. Строго говоря, изначально Николай Александрович хотел аккуратно дожать, победив в войне с по-английски благородно снисходительным выражением лица. А потом просто развесить на столбах всю старую элиту Запада, проведя своего рода Нюрнбергский процесс. Но раз сын попросил способа для «быстрой победы», то почему бы ему не пойти навстречу? Почему этот шаг позволял быстро выиграть войну? Потому что запускал «хаос власти» в рядах противника. То есть всецело парализовал управление Альянсом. Как так-то? Ну представьте, что есть маршал, в его подчинении четыре генерала, под ними от пятнадцати до двадцати полковников. А тут раз, и первые два уровня исчезают через гибель маршала и всех четырех генералов. Что произойдет? Правильно. Вся эта толпа полковников начнет люто-бешено драться за власть. А если это не маршал, а министр и условных «полковников» не двадцать, а полсотни или даже больше, что вполне обычно для гражданских структур? Если бы Николай Александрович нанес удар только одной лишь монаршей семье, то хаоса власти не получилось бы. У любого короля, царя и Императора всегда есть какой-нибудь родственничек, которого можно посадить на престол и украсить дорогой шапкой – короной. Главное, аппарат управления останется на месте и, в целом, система устоит. Аналогично будет, если вырезать только министров. Монарх, выступая верховным арбитром, достаточно быстро разрулит кризис в ручном режиме. Да, может быть, не лучшим образом, но не суть. Главное – никакого хаоса власти не получится. А вот если ударить и по монаршей семье, и по верхушке министерств – начнется хаос. В Альянсе освободится несколько сотен высших кресел, и в драку за них вступят тысячи представителей истеблишмента. При этом шансы «прыгнуть выше своей головы» получат даже те, кого раньше и на порог не пустили бы. И разрулить ситуацию «в ручном режиме» будет некому, потому что в монаршей семье будет происходить тот же самый процесс грызни за власть. В сложившейся ситуации такой кризис вел только к одному – хаосу власти и неуправляемому развалу Альянса. Он просто технически не мог устоять в этой грызне. Даже если формально его целостность будет сохраняться, внутреннего взаимодействия попросту не будет. Главное – не оставить никаких явных лидеров, способных в сжатые сроки навести порядок за счет своего авторитета. То есть выступить в роли монарха – как некий верховный арбитр. Поэтому Николай Александрович не гнушался никаких методов и старался бить комплексно, на пределе возможностей… Франц Конрад фон Хётцендорф вышел из автомобиля, поднял голову и улыбнулся. Его ждала его Натали. Вон она стояла на балконе в излишне откровенном наряде, прикрытом для приличия красивым шелковым халатом. Хотя даже так было многое понятно. Взгляд опытного мужчины легко выхватывал силуэт ее тела под мягкими, тонкими тканями. А излишне открытое декольте, по меркам моралистов, дразнило видами самого провокационного толка. Фактический диктатор Австрийского королевства нервно сглотнул комок, подступивший к горлу, и улыбнулся. Натали смотрела игриво и наслаждалась производимым эффектом. Томно улыбнувшись, эта актриса удалилась с балкона, тем самым еще сильнее раздразнив уже немолодого, но все еще пылкого мужчину. Эта актриса, эмигрировавшая уже лет восемь как из Империи Востока, была его страстью. Франц долго ее добивался, несмотря на свое положение. Однако Либорская лишь смеялась над его ухаживаниями, грозя уехать из Вены в Париж, куда ее звали выступать. Что заставляло мужчину развивать еще большие усилия… дарить еще больше подарков… оказывать еще более вызывающие знаки внимания. Франц развелся. Франц сливал на свою пассию огромные средства, превращая их в драгоценности, цветы и прочую романтическую мишуру. Франц поселил обычную актрису в одном из лучших особняков Вены, насмерть разругавшись из-за нее с массой местной аристократии. Но Франц не сожалел. Он с улыбкой счастливого идиота пошел к дверям, а слуги, сопровождавшие его, подхватили корзинки с розами, поспешили следом. Дверь открыл престарелый слуга. Он никогда не нравился Францу. Слишком цепкий и холодный взгляд. Не слуга, а старый солдат. Но Натали ценила этого старика, отмахиваясь от желания Франца приставить к ней свою охрану… – Милая, – томно произнес он и протянул обтянутую темно-лазурным бархатом длинную шкатулку. – Это тебе. Натали открыла ее и игриво поморщилась, словно там была какая-то сущая безделица. – Примерь. Прошу. – Мне не идет зеленый, – капризно надув губки, фыркнула Натали. – Ювелир обещал, что на тебе эти изумруды заиграют особыми красками. – Ты думаешь? – Примерь, малыш. Если тебе не понравится, я затолкаю это колье в глотку тому болтуну, что вздумал меня обмануть. – Хм… – задумчиво произнесла актриса и нехотя достала из шкатулки роскошное колье. Крупные изумруды с удивительно насыщенным цветом были оттенены многочисленными малыми бриллиантами. Из-за чего золотой основы было практически не видно. А вокруг сочных островков зелени сверкало целое море света, переливаясь и искрясь. – Великолепно! – с придыханием произнес Франц, подавшись вперед и приобняв даму, когда она надела украшение и стала красоваться перед большим зеркалом. Колье лежало на ее полуобнаженной груди, мерно колеблющейся от спокойного дыхания. Он не удержался и поцеловал ее. Потом еще раз. И еще. – Шалун, – чуть отстранившись, хихикнула Наталья. – Ты ведь имел в виду мою грудь. А что до колье… – Только слово! Я все сделаю! – Не стоит обижать мастера. Пожалуй, оно действительно недурно. Время от времени его можно будет одевать… Поболтали. Подурачились. Выпили немного дорого игристого вина. Натали сыграла своему любовнику на фортепьяно и спела озорную песенку своим удивительно нежным голосом. При этом ее шелковый халат сполз с плеч, обнажив кружевной пеньюар. Что спровоцировало Франца на более активные действия… Вечер получился дивный. А ночь – тихой и спокойной. Во всяком случае, охрана фактического диктатора Австрии расслабилась. Ну что здесь могло произойти? Их хозяин развлекается с актрисой. Обычное дело. Весьма эффектной, но так и что? А потом наступило утро. Начальник отряда охраны, что сопровождал Франца Конрада фон Хётцендорфа в этой поездке, с трудом разлепил глаза, удивляясь тому, что он заснул. Голова мерзко трещала, словно он вчера самым безбожным образом перепил. Огляделся. Его бойцы также спали. А в помещении была удивительная тишина. И слуг не было ни слышно, ни видно. Хотя с вечера они постоянно мелькали, в особенности та миловидная горничная, угостившая его наливкой. Он вскочил. Осмотрелся. Быстрым шагом вышел в зал. Пусто. Не на шутку испугался. И быстро зашагал в покои Натали. Дверь оказалась закрыта. Он постучался. Тишина. Постучался громче. Снова тишина. Попытался выбить хлипкую на вид дверь. Но не тут-то было. Ее изнутри словно чем-то подперли. Разбежался и врезался в нее плечом, приоткрыв на несколько сантиметров. Прозвучал выстрел. И винтовочная пуля пробила дверь, ранив его в ногу. Не смертельно. Но кровь пустила. Поэтому он, громко матерясь, выхватил свой пистолет и открыл ответный огонь. Прямо сквозь дверь. Выстрел. Второй. Еще один. На этот грохот прибежали проснувшиеся подчиненные начальника охраны. Оттащили своего командира от двери. И лихо разрядили в нее свои пистолеты. А потом, навалившись, выбили, преодолев завал. И обнаружили внутри помещения кошмарный натюрморт. Франц Конрад фон Хётцендорф сидел на стуле прямо напротив двери. Стул был уперт в стену, даже больше – закреплен там, а сам диктатор Австрии плотно к нему привязан. И за руки, и за ноги. Снизу к стулу был прикреплен карабин. Тот самый, который и выстрелил, приведенный в действие тягой – обычной жесткой рейкой, надавившей на спусковой крючок при открытии двери. К моменту открытия огня Франц был уже мертв несколько часов как. Его отравили хлороформом. Банальной передозировкой. Однако его охранники этого не знали. И убивались самым натуральным образом. Ведь его тело было изрешечено пулями. Два, может быть, даже три десятка лишних дырок совершенно сбивали их с толку. Натали же и ее слуг нигде не было видно. Как и денег с драгоценностями. А их тут было столько, что впору называть ее спальню сокровищницей… В ту ночь в Вене погибло еще двадцать семь высокопоставленных чиновников, а также вся немногочисленная королевская семья, которую банально отравили в летнем домике, где они отдыхали. Просто неизвестный открыл вентиль на баллоне со сжиженным углекислым газом, который довольно быстро «решил вопрос» с монаршей семьей, совершенно проветрившись к утру. Что породило массу пересудов… Глава 4 1925 год, 16 июля Наутро после того, как была обезглавлена гидра Альянса, войска Империи перешли в движение. В статичном состоянии могущество этого грозного противника было еще очень велико. Но только в статичном. Если же все постараться привести в движение, то все должно обрушиться точно так же, как и колосс на глиняных ногах. Поэтому Главный штаб подготовил ряд операций, требующих активности от противника на уровне высокорангового управления. Того самого, которого пока не имелось. Не откладывая в долгий ящик, начали на следующее утро после операции. С банальности. С форсирования Эльбы. Рано утром через реку перелетели штурмовики с истребителями и ударили по зениткам, выявленным ранее. Без потерь не обошлось, но довольно скромных. Сказалось и раннее утро, и особенность самолетов, адаптированных к борьбе с опасными целями. Истребители барражировали в некоем отдалении от штурмовиков. Прикрывали их от вражеских истребителей, способных создать проблемы. А ударные, бронированные летающие крепости прошлись на бреющем и разбили все узлы ПВО, которые войска Альянса развернули на этом направлении. Плотность их была невысока. Преимущественно зенитные пушки для защиты от дирижаблей и легкие автоматы. То здесь, то там дымящийся штурмовик уходил к земле, активируя пиропатроны, производящие катапультирование экипажа. Центральная часть фюзеляжа достаточно хорошо держала удар. А вот плоскости крыла – нет. Отрывались. И хвосты. Но и средства ПВО тоже таяли. И намного быстрее, что штурмовики. Тем более, когда на тот или иной узел заходили сразу с нескольких сторон. После того как штурмовики сделали свое дело, вылетела новая волна истребителей, чтобы подменить те, что уже какое-то время болтались в воздухе. А следом за ними пошли дирижабли с десантом. Обычные старые дирижабли. Те самые, водородные, которые служили в качестве противолодочных средств на Балтике. Их забили воздушно-десантными войсками, вывезли за линию фронта и выбросили достаточно кучно в районе штаба армии Альянса. Штаба, которого уже полчаса спустя не было. В отличие от высадки под Парижем – здесь была высадка именно что воздушного десанта. Аппарель была открыта прямо в воздухе. И бойцы ВДВ веселой и задорной гурьбой высыпали из нее, буквально засеяв небо белоснежными куполами парашютов. А следом, чуть погодя, сбрасывались и контейнеры с грузами. С гранатами, боеприпасами, медикаментами и прочим. Прямо на поля. В войсках Альянса не боялись таких высадок и не готовились к ним. Они знали, что дирижабли Империи умеют «парковаться» даже в чистом поле для выгрузки и погрузки. Эта информация просочилась. К такой опасности готовились. Поэтому все поля в глубоком тылу оборонительных позиций на Эльбе были украшены мощными стальными шестами с острыми коваными клинками наверху. И конструкция каждой такой «пики» была достаточной для того, чтобы вспороть обшивку дирижабля. А вот против обычного десанта никакой обороны развернуто не было. В новинку все это пока еще было. Нигде и никогда Империя не практиковала массовую именно что парашютную десантную операцию, предпочитая планеры и дирижабли. Почему? Потому что Николай Александрович не спешил использовать этот козырь. Высадились бойцы ВДВ. И понеслась жара. Сначала, с наскока, «погасили» штаб армии. А дальше, развернувшись в боевые порядки, эта легкая пехота атаковала глубоко эшелонированную оборону противника вдоль Эльбы с тыла. С вооружением у них было все скудно. Только автоматические штурмовые карабины, снайперские винтовки, единые пулеметы, огнеметы и гранаты… много гранат. И все. Никакой артиллерии или техники. Во всяком случае, в первой волне. Что сами захватят – все их… Взвод десантников подходил к очередному доту, и начиналось представление.