– Деньги они спрятали в проклятой усадьбе, не опасаясь, что кто-нибудь из местных их найдет. – Когда? – Еще в жовтене. А в начале груденя произошло что-то, что заставило нашу парочку ускориться. Я пока не выяснила, что именно. Они убили Блохина, неловко изобразили самоубийство… И это тоже странно, Гриня. Почему так неаккуратно? Грегори оскалился: – Одно из последствий употребления опия, кроме эйфории, ощущение своего всевластия и абсолютного ума. И мадам Мими, и Сергей Павлович до зелья этого весьма охочи. Припомнив постоянно бегающие глаза господина Чикова, я хмыкнула: – Логично. Еще мне кажется, что Блохина убила именно Мишкина. Он успел сказать Шандору, что «опасности от бабы не ждал», а мадам наша ловко с ножом управляется, говорят, обоих своих котов прирезала самолично. Теперь немедленно надобно нам эту мещанку Мишкину арестовать и допросить пристрастно. Зевок я прикрыла ладошкой, но Григорий Ильич его заметил. – Немедленно? Ты совсем без сил, утром уже займемся. – А эксгумацию? – Тоже завтра, распоряжения служивые от меня получили, отмашки только ждут. – Перфектно. У нас будет труп с колотой раной и арестантка для допроса. Через нее дернем Чикова, от него ниточка тянется к заказчику Бобруйскому. На каторгу последнему пока не хватит, но… – Барышня. - Заглянула в спальню Дунька. - Сейчас мужики париться пойдут, мы во вторую очередь. А вас, ваш бродь, уже просили в баньку проследовать. Волков притворно вздохнул: – За границей все абсолютно уверены, что берендийцы парятся в своих срубах совместно без разделения на пол, предаваясь блуду. – А сами… – Поискала я в памяти что-нибудь, чтоб уязвить инородцев,и не нашла. – Лягушек жрут! – Пришла на помощь Дунька. - Тьфу. Пакость. Григорий Ильич согласился, что да, пакость, поклонился,и ушел, шлепая задниками тапок. – Вот еще, барышня.– Девица достала из кармашка передничка картонный прямоугольник. - Костик говорит, еще утром почтальон доставил. Телеграмма была из Мокошь-града, отправленная не из приказа, а с городского почтамта. Разобравшись со всеми «вскл», «тчк» и «зпт», я уяснила, что эксгумировать тело Блохина мне строго настрого запрещается,и что через три дня ожидается в уездный Крыжовень визит ещё одного столичного сыскаря. Судя по подписи Мамаева,именно его мне в помощь снарядили. Захотелось расплакаться от обиды. За что же такое недоверие? Потому что о результатах до сих пор не отчиталась? Так неделя всего прошла, минус дорога. Они же сами велели осторожничать, сразу быка за рога не хватать, сперва осмотреться. К открытию на телеграф пойду, гневный ответ посылать. Не нужны мне здесь надсмотрщики! Настенные часы показывали четыре часа утра. Попарюсь и пойду. Я снова посмотрела на циферблат. Эльдар Давидович уже рассыпал в вагоне ресторане вечернюю порцию «букашечек» попутчицам и почивает под колесный перестук. Прибудет в Крыжовень он вечером третьего дня. Запоздали мои гневные отповеди. Ну и ладно,и пожалуйста. А эксгумацию запретили, потому что знают, что я покойников боюсь? Какое гадкое мужское высокомерие. А ещё коллеги! Настроение мое настолько испортилось, что от бани я отказалась,и даже легла спать, ну,то есть, притворилась спящей глубоким сном, лежала с закрытыми глазами и злилась. В гостиной до самого рассвета чаевничали, дружески беседовали, отправив обоих пацанов в горницу Дуняши, провидица Зара гадала всем на картах, Волков травил байки из заграничной жизни, а когда до меня донесся гитарный перебор, я накрыла голову подушкой. Наверное, от духоты меня наконец и сморило. Проснулась поздно, почти в полдень, с гудящей как с похмелья головой и пересохшими губами. Зеркало отразило мое иссиня бледное лицо, покрасневшие глаза и, будто мало было всего этого, парочку веснушек чуть ниже переносицы. Ну правильно, весна, к концу березня у меня этого добра на лице изрядно появится. Отставить, Попович. Внешность тебя интересовать нисколько не должна. Главное – дело. К приезду Эльдара у тебя это дело закрыто быть должно. Собирайся, умывайся и приступай к работе. Мишкина должна быть немедленно арестована. Грегори говорил – утром? Вдруг он уже запер бордель-мадам, тебя не дожидаючись? А вдруг и эксгумацию провел? По дороге на двор я отметила пустую прибранную гостиную, чистоту на кухне и отсутствие в прихожей как пальто Волкова, так и тулупа его подчиненного. Утренняя рутина показалась мне нынче еще отвратительнее чем обычно. – Ушли все, - сообщила Дуняша, сгребающая с дорожек снег деревянной лопатой. - Служивый из приказа за его высокоблагородием явился, Федор Федорович начальство повез. А пацаны, как про смерть директрисы услыхали, сразу в приют побежали. А барыня почивает, а… – Смерть? – Ну да. Захария Митрофановна ещё вчера нам труп нагадала. – Директрисы? – Ну да. Говорит, ещё два покойника предстоит. - Лопата размеренно шаркала. – Кто говорит? – Да барыня. Ρасклад… – Евдокия! – Отобрала я лопату. – Кто умер? Почему? Когда? – Чиновная дама Чикова. – Дунька опустила руки, отчего казалось, что она стоит по стойке смирно. - Зарезана в своем доме. Кем, не ведаю, о том приказной не говорил. А когда,так нынче под утро. Слуги ее нашли, в приказ прибежали, а дежурный немедленно за Григорием Ильичем явился, потому как пристав оставил адрес, где его разыскивать, у невесты, стало быть. Вихрем бросилась я в спальню, умылась, заколола волосы, надела мундир, сунула в кармашек очки. – Экая вы, барышня, - умилилась Дуняша, – надворная советница. Посмотревшись в зеркало, я увидала привычную Гелю Попович без следа ночных слез, зато с горящими азартом глазами. – Откушаете перед уходом? – Некогда, в городе перекушу. Рассмотрев петлички под распахнутой шубой, постовой отдал мне честь. Волков привстал, когда я без стука вошла в его кабинет: – Ваше высокоблагородие, – улыбнулся он, - какой неожиданный визит. Был он тоже в мундире, пуговицы блестели, воротничок крахмально топорщился. – От высокоблагородия слышу, – огрызнулась я. – Почему не разбудил? Грегори снял с меня шубу. – Ты так сладко спала. – Γригорий Ильич! – Вывернувшись из неуместных объятий, я топнула ногой. – Ну хорошо, – он вздохнул и пристроил шубу на вешалке. – Прости, не подумал. Присаживайcя, я все расскажу. Елену Николаевну Чикову обнаружила горничная, когда явилась в хозяйскую спальню раздергивать шторы. Было восемь утра. Γорничная закричала, на крик прибежали лакеи, один из них немедленно отправился в приказ. Григорий Ильич был на Гильдейской улице в доме Чиковых без четверти девять. – Тело лежало на кровати на спине, одеяло сбилось к ногам, сорочка задралась, судя по всему, женщина не пыталаcь сопротивляться, а билась в конвульсиях,– перечислял Грегори монотонно, - по эластичности мышц и малому закоченению можно предположить, что смерть наступила не ранее шести часов утра. Причиною же послужили многочисленные ножевые раны, особенно та, что пересекала живот от реберной дуги до подбрюшья. Картина там, доложу тебе, неаппетитная. Ρыбу так вспарывают, что с одного удара кишки наружу. Сглотнув горькую слюну, я уточнила: – Оружие обнаружил? – Нет. – Следы борьбы кроме постельного беспорядка? – Присутствуют. Туалетный столик сдвинут, пуфик на боку, угол ковра завернут. Шума никакого слуги не слышали,или внимания не обратили. Барыня грузная была, неловкая, мебелью громыхала часто. – Муж ее где? – Его с позавчера никто из слуг не видел. – Что-нибудь странное? Γрегори ухмыльнулся: – На лицо покойницы дохлую белку уложили. То есть, я эту падаль уже на подушке наблюдал, но горничная рыдала, что сбила ее с барыни, когда над нею наклонялась. – Это же моя белка? - ахнула я. – Прости? – Помнишь, я говорила, что заместо саквояжа, трупик звериный положила? – Теперь вспомнил, - протянул Волков. - Однако, это меняет дело. Григорий Ильич подошел к двери, запер ее, вернувшись к столу, на место не сел, наклонился ко мне. – Получается, некто своих денег не нашел, озлился и к Чиковой за ними отправился? – Почему к ней? Она в деле была? Не муж ее, а она? – Либо не Мишкина, а она? – Γрегори явно дразнился.