– В отличие от тебя, я в смертельные заговоры не верю нисколько. – Зря, они существуют. – Не в нашем случае. Волков танцевал прекрасно, вел уверенно, не забывал о языке тела, склонялся призывно к моему лицу, смотрел в глаза не отрываясь. – Блохина убили не чародейством? – А сама как думаешь? Шаг, поворот. – Думаю, колдовство все же было,и недешево заказчику обошлось. – Каков мотив? – Убийства? Шаг, поворот. – Заказа. – То есть, мотивы убийства ты для себя уже определил? – Вот откуда у тебя, милая, эта гнумская манера отвечать вопросом на вопрос? – От воспитания, - ответила я честно. – Ты первый. – Почему же? – Потому что я барышня,и, ежели чего желаю не получу, устрою тебе такую сцену ревности при всем честном народе с демонстрацией окончательного разрыва, что ты ещё дο ближайшегο пοста под венцοм с Машенькοй стοять будешь. – Попробуй, – разрешил Грегοр и поцеловал меня в губы, οснοвательнο так, пο хοзяйски. На поцелуй я не οтветила, нο сердечко пару тактов пропустило, нечего перед собою врать, попросила жалобно: – Не делай так больше. – Обещать не могу, – Волков облизнулся, - особенно, ежели ответа на вопрос не получу. – Ладно. - Мы продолжали вальсировать. – Анна Гавриловна с покойным Блохиным в связи состояла. Вот тебе и мотив. – И какими уликами сия связь устанавливается. – Косвенными, – призналась я. Тут музыка закончилась, пришлось благодарить партнера реверансом. – Продолжим? - Грегори придержал меня за локоть. – Два танца подряд неприлично. Угости даму шампанским, давай в уголке полюбезничаем. Уединятьcя немедленно не удалось, с господином приставом желал перекинуться словечком каждый встречный поперечный, меня приглашали, Григорий Ильич всем от моего имени по-хозяйски отказал. Мне подумалось,что увлекся он излишне своим предсупружеским статусом, и что пора бы признаться, чтоб недопониманий не множить. Авось, к чиновнику классом себя выше, с поцелуями больше не полезет. Я ведь тоже не из железа, у меня в голове мутится от эдаких вольностей. Наконец, вручив мне бокал с шипучкой, Грегори прислонился к колонне в тени бархатной драпировки. Хорошая позиция, никто со стороны не подслушает, зала как на ладони. Перфектно в их Британиях специалистов обучают. – В квартире покойного Блохина, – сказал негромко Волков, - обнаружен дамский револьвер с гравировкой «Н.Б.»,так что твоя версию про Анну Гавриловну можно сразу вычеркивать. – Нюту, - усмехнулась я. – Это одно из уменьшительных прозвищ от имени Анна: Аня, Анюта, Нюта. – Предположим. – Ее именно так в семейном кругу и называют. – Дальше? – Бобруйский оскорбился, решил пристава извести, нанял для этого небызвестную мадам Фараонию, чародейку неслабую, как мы уже убедились. Цену она заломила несусветную, сто тысяч рублей, и ее получила. Только что-то не так пошло, не сработали плетенные куколки… Тут у меня в голове что-то щелкнуло. Дурында, как есть дурында. Бокал звякнул о паркет, забрызгивая нас шампанским. – Гришка! Мне домой срочно надо! – Куда? – На Архиерейскую. По дороге объясню. До десерта из дома Бобруйских было велено никого не выпускать, ливрейные мужики объяснили это довольно нагло. Мне объяснили, пока я вестибюле Грегори со своею шубкой дожидалась. Я не спорила, мысли другим заняты были. «Опростоволосилась ты, Попович, сложила сто тысяч с Фараонией, да вывод получила, что-де мадам чародейством своего не достигла, поэтому собственноручно пристава ухайдокала, чтоб денежки отработать. Но куколки плетенные Мишка у Захарии нашел. Γубешкина убила? Старушка квелая? Нет, не сходится». – Что происходит? - осведомился Григорий Ильич, набрасывая мне на плечи шубу. Лакей повторил то же, что до этого мне докладывал, но иным, гораздо более почтительным тоном. «Соломенные человечки… Фараония использует глиняных. Какая разница? Что глина, что солома, главное похожую форму придать. Для смертельных кукол девочке Лизе чародейка использовала…понятно что, соломенных же напитывали любовными эманациями, ну то есть, напитали бы, предавайся пристав страсти, где ему положено было, а не бегай по приличным девицам». Волков закончил монотонное перечисление всех непотребств, которым придаст в своих приказных подвалах всякого, дерзнувшего нам дорогу заступить. Сани наши с промерзшим возницею стояли в самом конце вереницы транспортных средств. Туфельки увязли в снегу, Грегор привычно подхватил меня на руки, велел: – Рассказывай. – Хозяйка моя пропала. - Слова вылетали облачками пара и застывали на каштановых кудрях моего телоносителя. - Провидица Зара. А у нее, представь, целый выводок соломенных куколок обнаружился. Девицы нетяжелые сказывали… Ну, знаешь, в углу площади бордель «Храм насладжений»? «Д» и «ж» ещё в вывеске перепутаны. Вот умора. – Не отвлекайся, - Грегори засунул меня под полог, придвинулся, пытаясь согреть, велел вознице трогать. - На Архиерейскую. – Нет, - воскликнула я. - Сначала мадам Фараонии визит нанесем. Адрес подчиненному был известен, Григорий Ильич приказал править туда, обнял меня за плечи: – Ну, милая, не томи. Интимность позы я проигнорировала, не до того. – Подозреваемых у нас двое. - Про солому не продолжала, забыла, но Волков и не уточнял. – Зара и Фараония. Одна плетенками зловещими балуется и пропала странно. Другая через гомункула способна со свету сжить и цену даже обозначила. Сто тысяч. – Что ж тебе сумма покоя эта не дает? – Ты ведь не знаешь! Я ведь эти «тыщщи» нашла… Девяносто девять восемьсот… Щелк в голове. – Двести рублей недостает. Эх, Дуняша, отольются нам… Волков меня поцеловал, не иначе, в чувство привести пытался. Зашипев на него рассерженной кошкой, я оттолкнула мужское тело: – Исчерпал ты, мистер Грегори, свои авансы. Ни словечка боле от меня не дождешься, пока свою версию не озвучишь. Он явно сдерживал раздражение, втянул ноздрями шумно, выдохнул ртом. – Приехали, ваш бродь, - сообщил возница. Руки мне спутник не предложил, пришлось самой из саней выбираться. – Здесь обожди, – велело начальство приказному и гордо прошествовало к двери с медной табличкой «Фараония». Дом богатый, как все в городке, окна темны,трубы числом три дымят в морозный воздух. – Погоди, - нагнала я спутника. – Что еще? – Ты без трости.