– Слушай, новичок, он прав. Ты не в курсе обстановки. Иногда нужно действовать жестко, иногда мягко. А вдруг тебе понадобится его помощь? – Он все равно откажет. Маклин забрал у Соломона конверт с фотографиями. – Попробуй не кнутом, а пряником. Человека можно ненавидеть, но при этом грамотно использовать. Маклин осекся, заметив, что к ним на всех парах движется агент Тайлер. Поравнявшись с шерифом, Тайлер замедлил шаг, но после короткой заминки вновь ускорился. – Новости? – поднял брови Маклин. – Так точно, сэр! – выпалил Тайлер, косясь на Соломона. – Я за него ручаюсь, – заверил уполномоченный. – Излагай. – Местный репортер отправил телеграфом статью, и ее не подхватил только ленивый. Завтра история прогремит на всю страну. – Дело дрянь, – вздохнул Маклин. – Еще хуже, – «обрадовал» Тайлер. – По слухам, сюда уже выдвинулись куклуксклановцы из Теннесси. А когда они узнают про белого, нагрянут толпами. – Час от часу не легче, – резюмировал уполномоченный. – Надо доложить начальству в Джексон, сделаешь? – Они мне и сообщили, – успокоил Тайлер. Маклин обернулся к Соломону: – Говоришь, помощь шерифа не понадобится? Соломон оставил Тайлера в машине, а сам поспешил к дому Джамусов. Дверь снова открыл Коулман: – Здравствуйте, сэр. – Привет, сынок. Как мама? Сможет уделить мне пару минут? – Она беседует с пастором. – Коулман посторонился, пропуская гостя. Миссис Джамус сидела в мягком кресле с низкой спинкой, едва вмещавшем ее необъятные телеса. В обеих руках женщина сжимала по платку: один белый, другой бледно-лиловый. Пастор, отрекомендовавшийся Теодором Эппертом, обмахивал безутешную даму старой газетой. Больного мальчика, как выяснилось, звали Вернон, и он был младшим из девятнадцати детей. – Постучались к нам ребята, – стала рассказывать миссис Джамус, едва Соломон опустился на ветхую кушетку, – белые, ровесники моего Коула. – (Коулман застыл в дверях, готовый в любой момент броситься на помощь матери.) – Пришли, значит, и суют на подпись свои бумажки: реестр избирателей, петицию. – Толстуха вытерла лоб и подбородок, плавно перетекавший в грудь. – Якобы они ходят по Дельте, вносят все имена в книгу. В книгу. – Она посмотрела на священника, тот кивком подтвердил ее худшие опасения. – Дня три-четыре спустя у Вернона появились первые симптомы. Дня три-четыре спустя. – Какие симптомы? – Он взялся лаять, сквернословить. Мой мальчик, лучший ученик воскресной школы, от которого никто дурного слова не слышал! Все бормотал чего-то себе под нос, слонялся по дому. Бродит и бродит кругами, бормочет. Все из-за тех белых ребят. – Не выпуская из пальцев промокший белый платок, женщина схватила пастора за руку. – В Дельту явился сам дьявол! Молитвы нас не спасут. Миссис Джамус заплакала. Соломон поблагодарил свидетельницу и поднялся. Больше из нее ничего не вытянешь. Пастор Эпперт пробормотал слова утешения и, высвободившись, проследовал мимо Коулмана за темнокожим агентом. – Я побывал у мальчика, – сообщил он. – Пытался заглянуть ему в душу. Там поселилось зло. В Библии сказано, что дьявол забирает лучших из нас. Вернон, спаси его Господь, был самым лучшим. – А врачи? Неужели они не в состоянии помочь? – спросил Соломон. – Доктор Джеффрис наведывался утром. Вернон лягнул его и осыпа́л проклятиями, пока тот не ушел. Док говорит, медицина в данном случае бессильна. Единственный вариант – отправить мальчика в ближайшую психиатрическую лечебницу. Соломон кивнул. Ему не давал покоя отпечаток детской босой ноги на месте преступления. – Не знаете, давно он прикован? Пастор адресовал вопрос Коулману. – Дня два или три, – сказал Эпперт и добавил уже шепотом: – Они боялись спать, пока он на свободе. Соломон тоже понизил голос: – Почему ваши прихожане связывают болезнь Вернона с линчеваниями? Пастор только покачал головой. При ближайшем рассмотрении его седая прядь отливала серебром, фолликулы казались толще и жестче остальной шевелюры. – Они видят в случившемся происки дьявола. Верите ли вы в Господа Бога, Спасителя нашего? – Верю, – откликнулся Соломон и, попрощавшись с Эппертом, сделал два шага по направлению к двери, но на пороге вдруг обернулся. – Вы знакомы или, может, слышали о человеке по имени Хьюго Блэквуд? Пастор устремил сосредоточенный взгляд к потолку: – Нет, не припоминаю такого. А почему вы спрашиваете? – Просто так, – пробормотал Соломон и вышел. 2019 год. Ньюарк, штат Нью-Джерси Обадайя ликовал. Последний из Пустот, рожденный на свет естественным путем, он отличался импульсивностью и тяготел к спонтанным решениям. Как итог – допускал оплошности. В огромном количестве. Однако на сей раз он действовал иначе. По плану. Обадайя выскочил из тела здоровяка Леппо, прикидывая, не проникнуть ли ему в раненую девочку. Смущали, правда, нанесенные ей увечья. Мгновением раньше он почувствовал, как острие пробило кость, как хрустнула ключица. Нет, не годится. В таком теле особенно не развернешься. Хотя искушение было велико. Обадайя наслаждался смятением и болью женщины-агента – виданное ли дело, застрелить собственного напарника! – предвкушая, как она расправится с ребенком, которого намеревалась спасти. Восхитительно. Грех не воспользоваться. К несчастью, момент был упущен. Пока Обадайя колебался, спальню наводнили врачи «скорой помощи» и местная полиция. Он не последовал за женщиной-агентом в коридор, незримо витая над человеческой массой, и вскоре заметил фельдшера лет тридцати – молодого, в отличной физической форме. Проникнув в облюбованное тело, он молниеносно поработил волю мужчины и перепрограммировал разум. Бедняга только успел икнуть. – Риз, ты в порядке? – спросил его напарник. Обадайя кивнул. – Тогда помоги с девочкой. Обадайя отлично знал, что от него требуется. За сотни лет своего существования он овладел всеми профессиями, науками и искусствами. Овладел не в совершенстве, но достаточно, чтобы пустить пыль в глаза. Он мог подолгу скрываться в теле «проводника», особенно если тот редко контактировал с коллегами и семьей. Последние лет пятьдесят его кровавые расправы привлекали определенный спектр людей – врачей, полицейских, пожарных; зачастую именно в них Обадайя находил временное пристанище. Он до последнего собирался поработить женщину-агента и триумфально завершить жатву, как вдруг кое-что в фельдшере заставило его передумать. Проводник оказался женат и относительно недавно стал отцом. Вот будет потеха! Семья обитала в скромной квартирке с тонкими стенами; Обадайя терпеливо ждал, пока соседи не отправятся на работу. Супруга фельдшера готовила скудный завтрак. Обадайя выбрал из дешевого набора мясницкий нож – шестидюймовый, из нержавеющей стали. Качество не ахти, но сгодится. И смеха ради решил исполнить дуплет. Дуплеты отнимали много сил, зато сколько удовольствия! Обадайя дважды ударил женщину острием в грудь, запрыгнул в окровавленное тело и исхитрился ранить ножом супруга. Не смертельно, только сломал ребро и проткнул легкое. После Обадайя завладел сознанием фельдшера и размозжил его жене голову. Нож намертво застрял в черепной коробке несчастной. Обадайя набрал 911, подробно изложил ситуацию и вновь занялся женщиной. К приезду копов фельдшер успел расчленить женщину на кусочки размером с пивную банку. В кроватке захлебывался плачем младенец. Обадайя переметнулся к ребенку, над которым уже склонился офицер-латиноамериканец. Второй полицейский велел фельдшеру бросить нож и, встретив отказ, спустил курок. Латиноамериканец прикрыл малютке глаза. Обадайя с садистским удовольствием проник в офицера и, перешагнув через истерзанные тела фельдшера с супругой, направился к распахнутому окну. Младенец полетел вниз. Пятый этаж. Обадайя видел, как он с характерным шлепком приземлился на мостовую. Слышал крики прохожих. Второй полицейский осыпал напарника бранью. Обадайя повернулся, рука метнулась к ножу. Полицейский выстрелил, и Обадайя всецело завладел его сознанием.