– Спасибо, что вернулся. – Вчера ты говорила, что дашь мне знать, если что-то будет для тебя чересчур или не понравится. И я не буду делать по-другому. Ты сказала, что хочешь, чтобы я вернулся. Я тоже этого хотел – поэтому я здесь. Я серьезно, Зоуи. – Я тоже, – тихо откликаюсь я и снова его обнимаю. – Купер меня убьет. Меня разбирает смех. – Мой брат на самом деле добряк, без паники. – Дилана это, кажется, не убедило. – Правда! Когда он поймет, что все в порядке и… ты хорошо на меня влияешь, то не будет иметь ничего против. А даже если и будет, увы, ему придется с этим смириться. – Наверно, нам лучше как-то помягче ему это преподнести. Очень медленно. – Что мы нравимся друг другу? – Что я видел его сестру голой. – Это снова заставляет меня рассмеяться. – Не смешно. – Прости. Не забивай себе голову. Все разрешится само собой. У нас есть время, ты сам сказал. – Верно. – Он целует меня в макушку и встает. – Извини, та парочка внизу ждет свой корм, а через час мы должны быть у бабули. Ты не против, если я сначала схожу в ванную? – Всего лишь на один краткий миг, но я замечаю, что он скривил лицо и перенес вес на правую сторону. – Все нормально? – Да. Просто немного вывернул ногу, пока спал. Пройдет. – О’кей. Эмм… серьезно, уже десять часов? – Я бросаю взгляд на будильник возле кровати. Черт, уже и правда поздно. – Я быстро. – На Дилане длинные черные пижамные штаны, и пока он обходит вокруг кровати, я наблюдаю за ним и татуировками, которые двигаются над его мышцами. Думаю, мне никогда не надоест это зрелище. Лежа в постели, я размышляю о вчерашнем вечере. О том, что со мной делал Дилан. Какие это были невероятные ощущения. О том, что это было приятно, правильно и идеально. О том, что меня это не пугало. И о том, что это больше никогда не будет меня пугать. Не с Диланом. Меньше чем через два часа мы стоим в гостиной вместе с бабулей Дилана. Она примерно одного роста со мной и выглядит по-настоящему бодро. Коты уже вдоволь ее поприветствовали и теперь спят на диване. Я разглядываю фотографии в рамочках, и почти на каждой из них запечатлен Дилан. Малыш-первоклассник, подросток с футбольным мячом, с бабушкой в парке, на Хэллоуин и на Рождество. – Он был очень милым ребенком, правда? – Действительно, миссис… – Она награждает меня сердитым взглядом. – В смысле, бабуля. – И тут же она опять улыбается. – Пожалуйста, нам обязательно на это смотреть? Надеюсь, ты убрала ту, где я с брекетами на зубах. – Он не мог нормально закрыть рот, такой он был большой. Но его отец не сдался. – Это твои родители? – Я указываю на единственное фото, на котором Дилан изображен с ними. – Да. – Он широко улыбается, его мама с папой тоже. – Тогда ему исполнилось двенадцать. Я сфотографировала их после футбольного матча. – Она задумчиво гладит стекло. – Месяц спустя моей дочери и ее мужа не стало. – Мне очень жаль. – Я не собиралась вскрывать старые раны. – Много времени прошло, – глухо произносит Дилан и кладет ладонь на бабушкино плечо. – Так и есть. Слишком много. Я виновато смотрю на Дилана, однако он мне улыбается. – А какая у тебя семья, Зоуи? – Тяжелая, но я их люблю. – Твоя бабушка такая же сентиментальная? – спрашивает она, смеясь и вытирая слезы. – К сожалению, это мне неизвестно. Я никогда не знала своих бабушек и дедушек, они умерли очень молодыми. – О господи! – Она обнимает меня и похлопывает по спине. – Но теперь у тебя есть я. – Дилан шутливо закатывает глаза, но я вижу, как он горд и счастлив. Он очень ее любит. И поэтому я им завидую. Ей – из-за любви внука, а ему – из-за его бабули. – Точно. – Я сошла с ума, если реально об этом мечтаю? Принадлежать к этой семье, принадлежать Дилану – целиком и полностью. – Что ж, тогда займемся едой, да? – Она хлопает в ладоши. Мы идем в сторону кухни, как вдруг Дилан неожиданно вздрагивает. – Что случилось? – Он плохо выглядит, очень побледнел, а на лбу образовались крошечные бисеринки пота. Сегодня утром была похожая проблема. – Ничего. Сейчас пройдет. – Тебе нужно… – Сейчас пройдет, ба, – резко перебивает ее Дилан, и его взгляд метнулся ко мне, всего на мгновение, но я успела заметить. Бабуля вздыхает. – Ох, мой мальчик. – И это звучит как нечто большее, однако мне не удается ничего понять или расшифровать. Как будто в этих словах кроются целые миры. – Я скоро к вам вернусь. Мне надо ненадолго подняться наверх. – Он пытается обнадеживающе улыбнуться, но попытка с треском проваливается. Ему больно? Что вообще происходит? – Тебе нравится Дилан, не так ли? Я заливаюсь краской и не уверена, что ответить женщине, с которой знакома со вчерашнего дня и которая его вырастила. – По тебе видно. По нему, кстати, тоже. Он хороший человек, и ему, кажется, с тобой хорошо. – Как и мне с ним, – признаюсь я, и бабуля берет меня за руку. У нее такая же маленькая кисть, как у меня, а кожа мягкая, несмотря на работу. – Дай ему пару минут. А потом иди за ним. Это ему поможет, – загадочно произносит она, после чего удаляется на кухню, оставляя меня одну у подножия лестницы. 34 Лучше всего сохраняются воспоминания, о которых мы не хотим помнить и предпочли бы выжечь из головы. Они никогда не забываются. Не до конца Дилан Я чересчур громко чертыхаюсь, сидя на крышке унитаза и занимаясь своим протезом. Не могу вспомнить, когда в последний раз носил его так долго, тем более оставлял на ночь. Передо мной стоял выбор: спать одному на диване или в обнимку с Зоуи. Она спросила, останусь ли я, – и клянусь богом, мне ничего не хотелось сильнее. Если бы спал внизу, тоже не снимал бы протез из страха, что она слишком рано проснется или обнаружит его каким-то другим образом, так что разницы никакой. И теперь расплачиваюсь. Наверно, ночью я как-то хреново лег или вывернул колено. То, что перед этим я не проверил культю, тоже было ошибкой. Я идиот. Сейчас болит буквально все. Особенно нервные окончания в культе. И вдобавок давящая боль по бокам. Вот дерьмо. Будь я один, снял бы протез и не надевал его сегодня, чтобы дать культе передохнуть. Но я не один и… – Черт! – Просто не могу перестать ругаться вслух! Да что со мной такое? – Дилан? Нет! Пожалуйста, нет, мысленно молюсь я. Голос за деревянной дверью слышится приглушенно, однако он определенно принадлежит не моей бабушке. – Я волнуюсь, честно говоря, и… твоя бабушка сказала, что будет неплохо, если я гляну, как ты. Все правда в порядке? Так это ты, ба! Ты отправила Зоуи наверх, да? Черт. Обязательно было это делать? И что теперь делать мне? Бабуле прекрасно известно, что мои друзья не имеют ни малейшего понятия об аварии и ее последствиях. Она это не одобряет, но и не вмешивается. До этого момента… – Мне нужна еще минута, не беспокойся, Зоуи. Я сейчас спущусь.