– Я ездил в магазин, вчера уже не успел. Ведь было бы очень жаль, если бы нам сегодня вечером нечего было приготовить. – Мы улыбаемся друг другу. – Точно. Тебе помочь? – Нет, все нормально. – Дилан на самом деле не выглядит так, будто ему нужна помощь. Оба громадных бумажных пакета он держит в руках, словно они весят не больше воздушных шариков. – Что смотришь? – С любопытством он подходит ко мне. – «24 часа». Только что закончила первую серию. Это реально классно. – Он у меня в списке. – Ты тоже его еще не смотрел? – Нет. Может, потом вместе досмотрим? За едой? – Господи, не поступай так со мной. Он начинает смеяться: – Так интересно? – Ты себе не представляешь. Я обожаю такие сериалы и дурацкие клиффхенгеры. – Хм. О’кей. Как насчет такого варианта: я быстро все разбираю, а затем мы смотрим вместе пару серий? Остальное потом? – Но ты же пропустил первую. – Расскажи мне, что там было. – Нет. Это надо видеть. – Я встаю и упираю руки в бока. – Марш на кухню! Я все разбираю, а ты смотришь первую серию. И дальше вместе. – Понял. Если улыбнусь еще шире, то лицо сведет судорогой, но по-другому никак. Блин! По телу разливается тепло, в животе появляется тянущее ощущение, и оно не кажется плохим. Просто непривычным. Дилан ставит оба пакета на столешницу и с задумчивым видом переводит взгляд на меня. – Уверена? В смысле, это очень мило с твоей стороны, но… – Вздохнув, он делает паузу и проводит рукой по бороде. – Как-то странно оставлять тебя тут все распаковывать, а самому развалиться на диване. – Куп бы тебя сейчас высмеял. – Только в случае с тобой. Поверь, с Энди он бы тоже отвратительно себя чувствовал. – На мгновение я лишаюсь дара речи. Дилан выглядит так, как будто он совсем не то хотел сказать, и мы оба понимаем, как это прозвучало. – О’кей, ладно, тогда я пошел, – быстро переключается он, а я смотрю ему вслед. Я начинаю понимать Энди. Купер наверняка сводил ее с ума своей замкнутостью, всеми этими непонятными знаками, жестами и словами, которые каким-то образом сочетались между собой, но затем снова противоречили друг другу. Притом Дилан гораздо разговорчивее, чем раньше был Купер. Залезаю рукой в первый пакет и достаю две упаковки пармезана, которые вместе с моцареллой кладу в холодильник. Я слишком много думаю. Слишком много всего интерпретирую, а это лучше прекратить, пока мне не стало больно. 20 Бывают моменты, когда мы решаем довериться другим, опустить свои стены и показать ту часть внутри себя, которая причиняет самую большую боль. Часть, которая ранила нас тяжелее всего… Зоуи – Готов? – Ты правда хочешь услышать ответ? – скептично спрашивает Дилан, внимательно разглядывая все ингредиенты, которые лежат перед нами. – На первый взгляд кажется, что это чересчур, но мы будем делать все шаг за шагом, обещаю. Он ловит мой взгляд, я воодушевляюще смотрю на него, и он кивает. – Приступим. – Неожиданно преисполнившись жаждой деятельности, он закатывает рукава толстовки, обнажая свои татуировки. Замечательные произведения искусства, черные как ночь, тянутся по его коже и очаровывают меня больше, чем должны. Я сопротивляюсь порыву обвести их рисунок, спросить его, есть ли у каждой из них собственное значение, когда он набил первую татуировку… куда они ведут и где заканчиваются. С трудом сглатываю. – Где рецепт? – Тем самым Дилан наконец возвращает меня к реальности. Я незаметно откашливаюсь и сначала два раза моргаю, прежде чем вновь сконцентрироваться на еде. Что не очень-то легко – учитывая, как близко стоит ко мне Дилан. – Здесь, – барабаню пальцем по лбу и наблюдаю, как у Дилана расширяются глаза. – Ты все держишь в голове? – Да. Я хорошо запоминаю рецепты, особенно если уже по ним готовила или кто-то другой готовил при мне. – Неплохо. А мне понадобится твое руководство. – Все получится. Потом будем есть очень вкусную лазанью. Но сначала… – я поднимаю вверх указательный палец и, сбегав в свою комнату, приношу оттуда телефон, – немного музыки. К сожалению, без моих колонок, но и так сойдет. В понедельник или вторник, надеюсь, привезут мои растения и стеллажи, которые сегодня, естественно, не доставят, а если мне повезет, придут и колонки тоже, сейчас они бы очень мне пригодились. Если мама быстро отправит коробки. – Есть особые музыкальные пожелания? – Нет. Может, только что-нибудь, где не особо много текста? Мне так легче сосредоточиться. – Поняла. – Нет ничего проще. Нажимаю на плейлист Фортепиано и регулирую громкость, чтобы мелодия просто приятно слышалась на заднем фоне. – Вот теперь можем начинать. – Ты очень любишь музыку, да? – Да. Она… часто мне помогает. Я беру суповую зелень и протягиваю Дилану овощечистку: – Почисти, пожалуйста, морковку. – Он кивает и принимается за работу. Пока я режу лук и сельдерей, мы молча стоим рядом и концентрируемся на работе. Следующим беру чеснок и, плотно сжав губы, вручаю Дилану большую сладкую луковицу, после того как он заканчивает с морковкой. – Хочешь увидеть, как я плачу? – И в мыслях не было! – Резать лук – отстой, – ворчит он, а я смеюсь. – Я знаю. – Хорошо, что ты это признаешь. – Пожалуйста, нарежь красивыми мелкими кубиками, – велю ему я и тем временем нарезаю чеснок. Несколько минут Дилан храбро держался, но когда добирается до середины луковицы, начинает шмыгать носом, и по его щеке стекает первая слезинка. – Ооооу, ну, не плачь. Все не так плохо. – Отстань, – отвечает он, смеясь и плача одновременно. А затем совершает большую ошибку и трет глаза пальцами, которыми только что трогал лук. – Твою мать, – ругается Дилан и уже не может открыть глаза. Хотелось бы мне сдержаться, однако я смеюсь так громко, что у самой на глазах выступают слезы. Нехорошо. – Что ты делаешь? – Этот лук явился прямиком из ада! – Так отчаянно кричит он, что на кухню прибегает Носок и начинает лаять. – Положи нож на место и перестань дергаться. – Я ослепну! Подержав чистое кухонное полотенце под холодной водой, я отжимаю его и возвращаюсь к Дилану. – Этого мы не допустим, обещаю. – За руку я веду его к стулу и прошу сесть. – Скоро тебе в любом случае стало бы легче, все бы вымылось вместе со слезами, но так будет быстрее. Не пугайся. Я осторожно и мягко вожу полотенцем по его глазам и вижу, как широкие плечи Дилана понемногу расслабляются, а он больше не зажмуривается. Наклонившись к нему, я внимательно осматриваю его глаза, но веки практически не покраснели. Сейчас пройдет. Моя ладонь в это время придерживает его за подбородок, в первый раз касается бороды, которая оказывается мягче, чем я ожидала. Пока я снова и снова медленно вытираю его глаза, понимаю, насколько близко к нему нахожусь. Я стою между ногами Дилана, руки он положил себе на бедра. Мои пальцы слегка приподняли его голову, и я чувствую его дыхание на своем лице. А он мое тоже чувствует?