Руби замерла, будто струна, натянутая до предела, которая лишь чудом не лопнула. Не на такой результат она надеялась, но её страхи тоже не оправдались. Гивенс поднял руки, и гул голосов смолк. – Выслушаем, как предписано поступить в подобной ситуации. Опустошитель с книгой быстро листал страницы, и когда он нашёл нужный текст, он прочистил горло. – Несмотря на то, что вопрос остаётся открытым, голосовать заново запрещено. В подобной ситуации следует достичь компромисса, который позволит принять однозначное и неоспоримое решение. Нам, Опустошителям, присущи изобретательность и справедливость, и все мы доверяемся вирду. Именно он станет нашей путеводной звездой, которая укажет дальнейший путь. Любой может внести предложение, и когда будет высказано самое достойное, сияние над этим священным местом вспыхнет с новой силой. Белое свечение, которым был пропитан воздух, потускнело, и тут же поднялись руки и несколько мужчин с рвением бросились вперёд. Но все вдруг остановились, уступая дорогу Опустошителю, перед которым расступалась толпа. Это был Слуп. – Мне бы хотелось взять слово, – заявил он, откупоривая небольшой стеклянный пузырёк. Руби смотрела, как он вылил содержимое себе в рот; одна-единственная зелёная капля коснулась его языка, яркая как светлячок. Будто птица проглотила корм. – Опять его треклятые капли везенья, – прошипел Гивенс на ухо Руби. Слуп вставил пробку обратно в пузырёк. Дойдя до первых рядов, он поднялся на каменную плиту, будто там его законное место – с Высшим советом. – У меня есть предложение, – объявил он. – Надеюсь, оно придётся вам по вкусу – мы простоим тут целую вечность, если станем слушать каждого, а мне пора на боковую. – В толпе засмеялись, и Слуп оглядел Орден будто король и повелитель, купаясь в обожании своих подданных. – И, конечно же, ни у кого, кроме меня, нет капель везенья, которые мой мастер завещал мне на смертном одре. – Он ухмыльнулся, и в бледном сиянии его зубы показались синими. – Что ты предлагаешь, Слуп? – спросил Гивенс. – О, думаю, вам понравится, – сказал он. – Неважно, что нравится мне или кому-либо другому, главное – вирд. – В таком случае сразу перейдём к делу, – сказал Слуп. – Я предлагаю тебе, Руби Дженкинс, раскрыть дело из Книги тайн, тем самым ты раз и навсегда решишь вопрос, стоит ли допускать женщин в Орден. Ведь в книге собраны дела, над которыми Опустошители бьются много лет, наверняка одно из них послужит вполне подходящей проверкой, как вы считаете? – толпа одобрительно загудела. – Однако не любое дело, а лишь то, что соответствует историческому значению этого голосования – ибо ни у кого не должно остаться сомнений, что Руби Дженкинс достойна такой чести и девочки принесут пользу Ордену. Поэтому дело, которое я предлагаю, – тайна Грейт-Уолсингема. Руби услышала возгласы изумления членов Высшего совета. Ряды у каменной плиты тоже зашумели, люди стали переговариваться и качать головой. Белое свечение над ними замерцало, будто обдумывало предложение Слупа. Не успела она задать вопрос, как слово взял Гивенс. – Есть ли среди вас Опустошитель, который оспорит это предложение, прежде чем вирд примет окончательное решение? – спросил он, поглядывая на Руби. Джонс сразу вышел вперёд и встал вполоборота, обращаясь к тем, кто стоял позади него, и к тем, кто был на каменной плите. Его не заботило, что все глаза устремились на него; его интересовал только один человек. Он заметил, что очертания Мэйтланда стали намного чётче за последние несколько минут, значит, действие зелья прекращается. И Джонс испугался. Но это был подходящий момент, чтобы высказать мастеру всё, что ему давно хотелось высказать. Может, тогда он оставит его в покое. – Хочу, чтобы вы знали, – начал он дрожащим голосом, который постепенно окреп, – Руби намного превосходит всех Опустошителей, которых я встречал. Она спасла не одну жизнь и проявила отвагу. Но это не всё. Она показала мне то, что я и сам подозревал: Орден слишком горд и эгоистичен и многие Опустошители считают себя лучше обычных людей, потому что обладают магией. Но мы не лучше тех, кого защищаем. Нам пора измениться, вот о чём было это голосование, чтобы Орден стал лучше. Чем когда-либо. Мальчишки в переднем ряду захихикали. Кто-то выкрикнул, что он больше не настоящий Опустошитель, потому что живёт с родителями. Джонс не обращал на них внимания. Теперь он почти ясно видел Мэйтланда, будто его слова сделали силуэт старого мастера чётче. Изо всех сил он старался не падать духом под его пристальным взглядом и продолжил: – Руби уже доказала, что девочки достойны войти в Орден. Несправедливо отправлять её в Грейт-Уолсингем. Никакая это не проверка. Это наказание. И это лишь показывает, насколько Орден прогнил и нуждается в переменах, потому что некоторые из вас боятся этой девочки, будто она – самое страшное чудовище в мире. Я говорю обо всех, кто проголосовал против предложения мистера Гивенса или хотел это сделать, – он многозначительно поглядел на Мэйтланда. – Значит, вы боитесь принимать людей такими, какие они есть, боитесь того, на что они способны. Я бы давно покинул Орден, если бы не Руби и желание защищать людей. Она научила меня тому, чему никогда не научит ни один Орднунг. А если кто из вас не верит тому, что я говорю, мне плевать, даже если это мой старый мастер Мэйтланд, который был добр ко мне и заботился обо мне. Такие люди, как он, уже не в счёт. Глядя на мерцавшую, зернистую фигуру Мэйтланда, Джонс вдруг осознал звенящую тишину, которая плотно окутала его, словно одеяло. Все глаза устремились на него. Одни застыли в ужасе, другие качали головой. Мэйтланд хранил гробовое молчание. Джонс поёжился. Ярость, подогревавшая его решимость, испарилась. А Мэйтланд остался на месте. И не сводил глаз с Джонса. Слуп поднял руки в белом пульсирующем сиянии и обратился к толпе внизу: – Разве не этот мальчик – настоящая причина голосования? Разве не он спас мисс Дженкинс и рассказал ей про Орден и все его секреты? Безусловно, их союз тоже следовало бы рассмотреть со всей строгостью. Разве мальчики и девочки, мужчины и женщины способны работать вместе? – Слуп взглянул на Джонса, играя бутылкой с каплями везения, и вдруг снова вытащил пробку. – Что может быть лучше, если ты, мальчик, возьмёшься за тайну Грейт-Уолсингема вместе с твоей подругой мисс Дженкинс? Слуп поднял бутылку, чтобы принять ещё одну каплю везенья, и сердце Джонса оборвалось: он вдруг понял, как сильны эти капли, он читал о них, ещё когда учился у Мэйтланда. И глядя, как Слуп собирается использовать капли, чтобы помешать Ордену измениться и чтобы наказать его и Руби, Джонс снова разозлился. – Тебе не нужно пить твои глупые капли, Слуп. Я пойду вместе с Руби, если вирд так решит. Потому что она мой друг. Слуп застыл с бутылкой в руке и посмотрел на мальчика. – Как пожелаешь, – он ухмыльнулся. – Пусть решает вирд, – объявил Гивенс. Свет стал мерцать и пульсировать. Наконец он ярко вспыхнул, прочертив тени на траве, и сердце Джонса замерло в груди, когда он осознал, на что согласился. – Вирд одобряет, – объявил Гивенс, когда мерцание остановилось, и яркий искристый свет озарил всех собравшихся. – Задача, предложенная Саймоном Слупом, приличествует значительности решения, которое мы сегодня принимаем. – Он обернулся к Руби: – Итак, Руби Дженкинс, теперь только от тебя зависит, примешь ли ты предложение или воспротивишься вирду. – Он опустил голову на мгновение, размышляя, что сказать дальше; он стиснул руки и стал крутить большими пальцами. – А противиться вирду не станет ни один настоящий Опустошитель. Руби знала, что все смотрят на неё. Она задумалась, что же за тайну скрывает Грейт-Уолсингем. Но пугало её не это, а то, что она не может доказать, что такие люди, как Слуп, ошибаются. Её стремление бороться за правду и справедливость было настолько велико, что ему она доверяла больше, чем другим своим чувствам. – Мы ждём, мисс Дженкинс, – произнёс Слуп. Что-то щёлкнуло внутри неё, словно ключ повернулся в замке, и она ответила громко и ясно, чтобы каждый мужчина и каждый мальчик на холме услышал её. Глава 6 На следующее утро, пока Джонс был в школе, Руби отправилась к Сэмюелу Рейнхему по приказу Гивенса и Высшего совета, чтобы подробно разузнать о тайне Грейт-Уолсингема. Руби надеялась узнать от Рейнхема и из Книги тайн хоть что-то, что убедило бы Джонса в том, что их задача не такая безнадёжная, как он считал. Джонс казался таким маленьким и бледным, когда насыпал себе в дрожащие руки шлепковую пыль, после того как мотбэор опустел. Руби крепко обняла его, шепча на ухо, что всё образуется. Но он шепнул в ответ, что ничего не образуется, и отказался объяснить почему. Она не на шутку встревожилась, видя, что он до смерти напуган. Когда ей удалось наконец заснуть, его голос проник в её сны и вызвал кошмарные образы того, что поджидало её в Грейт-Уолсингеме. Теперь, утром нового дня, подставив лицо тёплому солнцу, она ощутила надежду. Вместе они с Джонсом разгадают эту тайну. Вместе им всё по плечу. Дом Рейнхема затерялся в сельской глубинке, в конце тихой улочки. Каменная кладка переливалась медовыми оттенками, когда её касались лучи тёплого осеннего солнца. Высокий холм поднимался над домом, издалека он походил на гигантскую зелёную волну, которая вот-вот обрушится на тёмную шиферную крышу. Рейнхем ждал Руби на краю пруда справа от дома, куда впадал узкий бурлящий ручеёк. Он приложил палец к губам, когда увидел её, и продолжил бросать кусочки хлеба в воду, приманивая стайку уток с берега. Долго убеждать их не пришлось, и, смешно переваливаясь, они шумно вошли в воду, чтобы подобрать угощенье. Воюя между собой за кусочки хлеба, они не заметили, что кто-то к ним плывёт. Чёрная змея скользила в воде, поднималась на поверхность, затем снова исчезала в глубине, почти не вызывая рябь. Рейнхем бросил ещё хлеба и даже глазом не моргнул, когда внезапно поднялись брызги и, громко крякая, утки поднялись в воздух – все, кроме одной. Стиснув длинные челюсти, змея уволокла её в глубину, и лишь одно-единственное пёрышко опустилось на поверхность и теперь покачивалось на волнах. Рейнхем пожал плечами, когда Руби отошла от берега. – Не бойся, малый водяной змей живёт только в воде. – Он отряхнул руки, и хлебные крошки усеяли траву. – Я взял себе пару особей, чтобы было не так одиноко, раз у меня нет ученика. – Их можно дрессировать? – Нет, не думаю, – он улыбнулся. – По крайней мере, не так, как твоего скакку. Весьма впечатляет. – Улыбка снова озарила его лицо, но лишь на мгновение. – Хотя этого мало, как я понимаю. – Думаешь, скакка пригодится в Грейт-Уолсингеме? У меня есть экземпляр книги Лафура с подробным описанием методов дрессировки. Рейнхем вздохнул и направился обратно к дому. – Руби, я не уверен, что смогу помочь вам с Джонсом в этом деле. Зайдём в дом, и я покажу почему. В прихожей стояли высоченные стопки книг, многие из них обросли пыльной паутиной, и пришлось их осторожно обойти. Раз не было ученика, которому нужно подавать пример, Рейнхем жил так, как ему заблагорассудится, не ограничивая себя строгим кодексом дисциплины и чистоты, которому следовали другие Опустошители. Руби помнила, как Рейнхем простоял почти весь вечер у Гивенса один, в стороне от всех, и решила, что теперь понимает его чуть лучше, – она сама прекрасно знала, что значит быть изгоем. Пока она шла за ним по дому, она заметила, что почти на всех дверях висят маленькие белые карточки с надписью чёрными чернилами. Она догадалась, что это названия дел из Книги тайн. Некоторые комнаты посвящались одному делу, а некоторые – сразу трём или четырём. Руби остановилась перед одной дверью и прочитала список: Чертята-вампиры Золотое пятно Руины замка Грант – Всё это очень любопытные дела, – сказал Рейнхем. – Почему они в одной комнате? – Иногда я храню дела вместе, чтобы сэкономить место, особенно если я лишь недавно взялся за них и материала немного. Но иногда это помогает мне думать. Если я работаю над делом, которое зашло в тупик, бывает полезно переключиться на что-то другое. Временами что-то в одном деле наводит меня на мысль о другом, словно они раскрывают тайну друг друга. – Вижу, ты много времени тратишь на размышления, – сказала Руби, открыв дверь и заметив красную нить, протянутую между заметками и бумагами, прикреплёнными к стене. – Что сказать, я почти всё время один, как ты наверняка заметила. Руби остановилась у другой двери. Название на карточке заставило её похолодеть, как только она прочитала его. Заглянув в комнату, она увидела очень реалистичный портрет Томаса Гэбриела, приклеенный к стене. У неё волосы на затылке зашевелились, когда она вспомнила, с какой ненавистью мальчик смотрел на неё в их последнюю встречу. Он хотел только одного – отомстить ей за то, что она его перехитрила с помощью волшебного зеркала. – Зайди, осмотрись, – предложил Рейнхем, открывая дверь настежь. Руби увидела карты речных островов, на которых она побывала вместе с Джонсом и Томасом Гэбриелом. Тут была фотография аббатства Святого Ансельма. Но её снова привлёк портрет Томаса Гэбриела. – Он так злился, – прошептала она. – Чёрный амулет изменил его. – По крайней мере, гнев не лишил его благоразумия. Он надёжно спрятался от всех. – Знаю, я пыталась разыскать его с помощью волшебного зеркала, но не смогла. – Может, он что-то говорил тебе? Что-то, что подскажет нам, где его искать? Руби покачала головой. – Я не знала Томаса Гэбриела так хорошо, как знаю Джонса. Но, думаю, ему сейчас очень одиноко. Это поможет? – Рейнхем кивнул, а затем нацарапал что-то на листе бумаги и приклеил его на стену. Это было одно слово: «Одиноко?» Он глядел на него с минуту. Затем вздохнул и проводил Руби из комнаты. Руби не удержалась и, уходя, ещё раз взглянула на портрет Томаса Гэбриела. Где же он? – подумала она. – Ещё кое-что, – сказала она, – если когда-нибудь найдёшь его, я не хочу его видеть. Никогда. После того, что он пытался сотворить со мной и Джонсом. Даже не знаю, что я сделаю, если мы встретимся. Но зрелище будет не из приятных. Рейнхем задумался, затем кивнул и показал на дальний конец коридора.