Более того, ей это было нужно. — Тогда ползи, Кора. Ползай за мной. Он отошел на несколько футов назад, убрав ее поводок. Она была нуждающимся узлом конечностей. — Пойдем, Кора, — поманил он, — Подползи ко мне. На долгое время она застыла. Вот оно. Ползание. Но, наблюдая за ним, она увидела, что это было на самом деле: выбор. Сделать это означало полностью подчиниться ему. Добровольно. Ползать не потому, что он с силой толкнул ее на колени, а потому, что она хотела все, что он мог ей дать. В конце концов, выбор оказался таким простым. Она упала на колени. Потому что это окончательное решение означало, что ей больше не нужно было решать, беспокоиться или оправдываться. Жизнь сжалась и стала такой простой. — Да, красавица. Боги, ты никогда не была так красива. Иди ко мне сейчас. Все напряжение покинуло ее тело и разум, когда она отдалась ему. Буря в ее голове наконец утихла. Она хотела этого, и ей больше не нужно было стыдиться. Ей хотелось, чтобы его взгляд смотрел на ее изящную фигуру, покачивающиеся бедра. Она хотела соблазнить и доставить ему удовольствие. И то, как он смотрел на нее… как будто она была самым красивым, что он когда-либо видел, его лицо было изображением одержимого мужчины. Да, боги, да. Нет ничего более правильного. Она ползла нетерпеливо. — Вот так, — пробормотал он, когда она подошла к нему, расположив ее так, чтобы ее подбородок был приподнят, спина выгнута, а задница поднялась в воздух. Ее тело содрогнулось от прикосновения его руки, когда она скользнула по ее ягодицам. — Всю дорогу в спальню, богиня. Поэтому она ползла, покачиваясь задницей, время от времени поднимая глаза, чтобы увидеть сияющий взгляд Маркуса, отслеживающий ее продвижение, вплоть до кровати. Едва она добралась до него, когда он протянул руку и поднял ее на ноги. — Пришло время награды. Его голос звучал напряженно, как будто он с трудом выговаривал слова. Но в следующую секунду он снова обрел контроль над собой, всегда под контролем. Он ослабил галстук и плавными движениями снял одежду. Он скинул ботинки, рубашку, брюки и боксеры и остановился, невольно позируя в полумраке. Он был обнажен, а она потерялась, потому что здесь был бог в человеческом обличье. Широкие плечи, сильная грудь, переходящая в тонкие бедра, мощные бедра. Либо он тренировался каждое утро, либо использовал магию, чтобы сделать свои мышцы сильными и гладкими, ровными и хорошо сформированными. Он мог быть статуей, вырезанной мастером, но при виде его скульптор, ей хотелось выдохнуть от совершенного вида. И все же, несмотря на всю свою потустороннюю красоту, он выглядел как мужчина, грубые волосы покрывали его твердые бедра и грудь. Он был похож на старого правителя. Ему нужна была только корона. Если люди не дадут ему одну, он ее возьмет. И он был ее. Он сказал, что она принадлежит ему, но это было обоюдно, верно? Он мог передать ее подчиненному или заставить Шаро наказать ее. Но он никогда не позволил бы другому мужчине прикоснуться к ней. Он хотел ее для себя. Ей нужен был знак того, что она что-то значила для него — было ли это здесь все время, присущее его собственнической натуре? Ей оставалось только надеяться. Потому что она терялась с ним. — Ляг и раздвинь ноги. Теперь она хотела его внутри себя. Ей хотелось обнять его руками и ногами и прижать их тела друг к другу. Она хотела, чтобы он отчаянно нуждался в ней, чтобы наверняка знал, что он так же потерян, как и она. Но вместо этого она сделала, как он сказал, легла на кровать и с нетерпением открылась ему. Он не торопясь уложил ее, притянул к краю кровати, точно наклонив ее ноги. Черт побери его контроль. Но все это того стоило, когда он наконец перелез через нее. — Руки над головой. Она подняла руки. Все, что могло бы его сдвинуть. Но она должна была знать, что Маркуса ничто не может поторопить. В этом был смысл, не так ли? Чтобы она полностью ему уступила. Его выбор. В свое время. И когда он, наконец, наконец вошел в нее, первое медленное движение его члена снова привело ее к краю, ее ранее отрицанный оргазм снова вернулся. Он вошел в нее, и она затаила дыхание, ее тело напряглось. Все в ней было сосредоточено на медленном, плавном скольжении его члена, входящего в нее, облегчая боль и одновременно разжигая его. Она лежала дрожа, пустой сосуд ждал, чтобы его наполнили. Ее ноги и спина напряглись, соски затвердели, а пальцы на ногах скрутились, когда толчки Маркуса привели ее к оргазму. Он двинулся над ней, и щелчок его бедер поднял ее вверх по кровати. Она схватила его за плечи, хватая и поглаживая сжатые мышцы, с такой великолепной силой под своими ладонями. Он остановился и просунул руки под ее ягодицы, обхватив ее задние щеки большими ладонями и притянув к себе. Под новым углом его лобковая кость задела ее клитор, и она подавила стон. Черт, она была близка, ее кульминация, как товарный поезд, нёсся к ней, неумолимая сила вот-вот ударит… Он остановился. Вытащил. Отступил назад и оглядел ее вздымающуюся плоть, словно мебель. — Маркус. Пожалуйста. Он взял себя в руки, сжимая свой член в кулаке с ее собственной слизью в качестве смазки. Он смотрел на нее прикрытыми глазами. — Потрогай себя. Потяните за соски. Она потянула себя за грудь, мгновенно повиновавшись. Все, что угодно, чтобы вернуть его. Что-нибудь. Удовольствие захлестнуло ее, но этого было недостаточно. Без Маркуса этого никогда не было бы достаточно. — Наказание, — напомнил он ей, и ужас охватил ее. Он насмехался над ней, прикасался к ней, дразнил ее. Он бы трахал ее вечно и никогда не позволял кончать. Он знал ее тело и овладел им. — Пожалуйста, — прошептала она, — Мне это надо. Он не стал ее наказывать, поэтому она продолжила. — Ты мне нужен. Маркус, пожалуйста. — Встань на четвереньки. Он едва отдал команду, как она вскарабкалась на место. Голова вверх, спина изогнута, низ поднят, как он ее учил. Кровать скрипнула под его весом, а потом… Он врезался в нее. Да! Его бедра врезались в нее в восхитительном ритме. Рывок за горло сказал ей, что он схватил ее за поводок. Он был нежным, но напомнил ей, что она принадлежит ему. — Моя прекрасная дорогая, как хорошо ты умоляешь. Еще один красивый толчок. И другой. Ее оргазм взорвался, как бомба, тихий взрыв, вздымающееся грибовидное облако на фоне заката. Ее конечности ослабели, тело содрогнулось от толчков оргазма, который она так ждала. В конце концов, она склонилась, положив голову на предплечья, а попу подняла вверх, когда он ударил ее сзади. Наконец он зарычал и кончил. Когда он поднял ее и повел в ванную, она прижалась к нему, обхватив руками его талию. Она стояла как во сне. Транс, реальность, которая отражала жизнь, которую она хотела, как будто ее мир перевернулся, но она обнаружила, что может жить в отражении. Фактически, в этот момент она хотела жить там вечно. Маркус поставил ее под душ и включил горячую струю, которая успокаивала все ее части. — Ты так хорошо поработала, богиня, — пробормотал он, омывая ее тело, медленно, дюйм за блестящим дюймом. Его собственный член выступил из его тела, снова твердый, но он не сделал никакого движения, чтобы удовлетворить себя или заставить ее сделать это. Он вычистил каждый дюйм ее тела, даже побрил ее ноги и лобок. Между тем ей казалось, что она плывет, как будто она никогда не ступит на землю, пока он заботится о ней, как о драгоценном сокровище. Драгоценно для него. Когда он вытер ее и поволок в спальню, она почувствовала сонливость. Ее тело было вялым, мысли вялыми. Он ввел ее в транс, и она не хотела просыпаться. Так что было хорошо, когда он уложил ее обратно в постель. Он сел рядом с ней, а затем наклонился, прижимаясь сладчайшим поцелуем к ее лбу. Он задержался там надолго, его голова склонилась над ее головой, как будто он был в молитве. Когда она засыпала, образ оставался в ее голове, он кланялся, как молящийся, даже несмотря на то, что она была той, кто только что подал свое согласие. ГЛАВА 19 Так, это было… иначе. Кора села за стол с Маркусом завтракать позже на той неделе. Да, за стол, а не под или рядом со столом у ног Маркуса. Она покачала головой и откусила еще один кусочек яйца. Маркус читал газету, очевидно, совершенно не обращая на нее внимания. Сегодня утром он не сказал ей ни слова, даже когда поставил ее тарелку на стол напротив себя, а не на пол. Это было впервые. Последние несколько дней, даже после того, как он убрал цепь, пластина все еще лежала на земле. Она не знала, как к этому относиться. Награждает ли он ее за покорность в спальне? Или он только что наконец понял, что нет смысла связывать ее цепью, если ее все равно схватят, если она все равно попытается покинуть пентхаус? Но это было бы правдой с самого начала, так что цепочка была больше связана с унижением и подчинением, чем на самом деле удерживанием ее в ловушке. Итак, считал ли он ее должным образом напуганной после полицейского участка и… ползания? Ее лицо пылало даже при воспоминании. Или, может быть, это было чертовски важно, чтобы она постоянно задавала вопросы и сомневалась, и даже сама пыталась догадаться, чтобы она никогда не знала, какой путь наверху. Потому что каждый раз, когда он уводил ее в постель, властный и требовательный, так часто он приводил ее в это место экстаза за пределами мыслей, и эти ощущения… утром она просыпалась и обнаруживала, что ее мозг снова твердо управляет ею. И ее мозг не знал, как справиться с тем, что ее тело так приветствовало его. Маркус. У него всегда все под контролем. Его воля управляет каждой минутой ее жизни. Она с громким стуком уронила вилку на тарелку и откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди.