Таз с порозовевшей водой и мокрое полотенце на столе. Рваный свитер и рубашка с оторванными пуговицами на кровати. Ощущение чужих пальцев на горле. “Даже спасибо не сказал, придурок!” — мелькнула досадливая мысль, и я, махнув на все рукой, забралась обратно в кровать и свернулась клубочком под одеялом — досыпать. Даниэль Стоило двери девчачьей комнаты закрыться за моей спиной, я позволил себе чуть отпустить самоконтроль, и побрел в свое крыло откровенно пошатываясь, придерживая рукой стену. Тошнило. Если бы я вчера нажрался, то сейчас бы проблевался, и сразу бы полегчало. Но увы. Рвать желчью, выворачивая наизнанку желудок, не было никакого желания. Кости ломило, мир перед глазами ощутимо покачивался. Сила внутри тоже бушевала и плескалась, с ревом пожирая предложенное седой девочкой угощение. И пока два потока не перемешаются, не сольются в один и не успокоятся, мне будет хреново. Глупо на самом деле было угрожать ей магией, хватило бы и просто припереть к стенке. Дерьмо. А нужно как-то привести себя в порядок за оставшиеся два часа до начала занятий. Лучше бы она оставила меня сдохнуть в коридоре. По крайней мере, все бы уже закончилось. “Весь пошел в свою бестолковую мамашу”, — прозвучал эхом в голове голос отца в ответ на эти мысли. — “Но ты — мой сын, и вырастешь достойным наследником”. Ха, знал бы папаша, что я вчера чуть не оставил его без “достойного наследника” впал бы в бешенство. Сам виноват, надо лучше следить за деточкой. Яростное бешенство во мне уже отгорело, но и тупое равнодушие, к счастью, еще не прижилось, только и оставалось что бессильно плеваться ядом. И думать. За три недели в Горках я понял пока только одно — сбежать отсюда будет проблематично. Но за десять месяцев, что остаются до моего полного совершеннолетия, я наверняка что-нибудь придумаю. Воспитатели Горок однозначно не настолько бдительные и параноидальны, как мой папаша с его гиперопекой. Шаг. Еще шаг. Ладонь тяжело опирается на грубые камни стен. Мысли начинают путаться, но я упрямо встряхиваю головой и продолжаю идти. Если уж я вчера смог скрыть свое состояние и от отца, и от его цепных собачек, то сейчас, накачанный под завязку чужой силой, и подавно сумею. Только дойти до комнаты. Элалия. Забавное имя. Игрушечное какое-то. Хмурая, серьезная, седая девочка. Невидимка. Я и правда за три недели ни разу не заметил ее до той встречи в коридоре, когда она шла передо мной, и длинные светлые волосы, спускающиеся до самой попы, красиво поблескивали серебром. По крайней мере, понятно, зачем она меня вытащила. Здесь никто ничего не делает просто так, по доброте душевной. Душевной доброты у нас у всех здесь острый дефицит — на себя не хватает, не то что на других. Юриспруденция. Гражданское, семейное, финансовое… Проблемы с родственниками, а не с силой? Это хорошо. Значит, она точно не пойдет к учителям и воспитателям. Они ей не помощники, а тюремщики… Перед глазами потемнело слишком сильно. Я зажмурился, потом открыл глаза, обвел вокруг мутным взглядом, пытаясь сообразить где я, и сколько еще идти. А в следующее мгновение, стена, на которую я опирался, внезапно стала мягкой, прогнулась под моим весом, затягивая меня в камень, и я упал, ударился обо что-то головой, и потерял сознание. Элалия На основах магического самоконтроля, которые шли первыми в понедельник (“залог успешной недели!” как любил говаривать профессор) Лагранж не появился. Я периодически косилась на то место, где он обычно сидел — в противоположном от меня углу — и одергивала сама себя. А что если ему стало плохо и он не дошел до комнаты? А что если дошел, но там ему стало плохо? А что если он напоролся на дежурного и сейчас проходит разбирательство в кабинете ректора? А что если он меня сдаст? А что, если я перестану страдать ерундой и сосредоточусь на уроке?.. Он просто прогуливает, Лали. И мозги полоскать за это будут ему, а не тебе. Даже не думай отправляться его разыскивать. Это не твое дело. Даже если ему плохо — это не твое дело. Абсолютно и совершенно не твое. — Мисс Хэмптон, — длинный сухой профессорский палец постучал по моей парте, и я вскинула глаза, выныривая из противной каши мыслей. — Соберитесь, если не хотите заработать дополнительные часы. Я бросила нервный взгляд по сторонам. Все вокруг, кроме Алисон с ее браслетами, сидели, погрузившись в магический транс — в воздухе слабо потрескивало электричеством, волосы шевелились на головах, кое-кого от старания даже приподняло над сиденьем — больно плюхнется, когда придет время выходить. Я закрыла глаза. Вдох-выдох. Взгляд внутрь. Вдох — и воздух потоком устремляется внутрь, расширяя легкие. Здесь, все звучит совсем иначе, чем снаружи, и стук сердца становится оглушительным. Оно пульсирует, гоня кровь по артериям и венам. Выдох — легкие сжимаются, напрягается диафрагма. Контроль над телом, контроль над разумом, контроль над магией. В таком порядке. Только сегодня из-за проклятого отсутствующего Лагранжа у меня не было ни того, ни другого, ни третьего! Я открыла глаза и виновато посмотрела на мистера Кроуча. — Ничего страшного, мисс Хэмптон. Попробуйте еще раз. Не торопитесь. Настройтесь. Закройте глаза, слушайте мой голос… Все шло не так. Вместо того, чтобы как обычно успокаивать, голос профессора вызывал только глухое раздражение. Оно поднималось из глубины, как волна. Неукротимая водная мощь, которая, царапаясь о приближающийся берег, становится все больше и больше… Я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Нет! Я не позволю! Дыхание. Сердцебиение. Контроль над телом… — Элалия. Элалия слушай меня. Возвращайся. Открой глаза. Мистер Кроуч зовет меня по имени, и это означает, что все плохо. И понимание этого только все усугубляет. Как сквозь толщу воды я слышу приказ всем покинуть аудиторию. Стучат стулья, гремят шаги, но это все где-то там, далеко, а прямо передо мной пенящаяся водная стена, которая вот-вот рухнет мне на голову. Она прекрасна в своей неукротимой мощи и вместо того, чтобы сделать последнюю попытку ее остановить, я просто запрокидываю голову и распахиваю руки. И мне плевать, что меня снесет и расплющит. Да и разве я в самом деле могу что-то сделать?.. Миг — и меня накрывает с головой. Кружит, несет… Я передумала. Я захлебываюсь, я задыхаюсь. И в этом нет никакой красоты. Я не хочу! Железные пальцы хватают меня за шкирку и выдергивают из водоворота. Я с хрипом вдохнула и зашлась надсадным кашлем. — Ну-ну, все, девочка. Уже все. Ты вернулась. Все хорошо. Меня трясет. Я вся мокрая с головы до ног. Профессор тоже. Класс тоже по колено в воде, и по ней плывут стулья, тетради... — Идем. Мистер Кроуч придерживает меня за плечи, и его трясет. А нет, это меня трясет да так сильно, что не помогает даже стальная хватка привычного ко всему профессора. Он открыл дверь, и вода потоком хлынула в коридор, заставляя отпрыгнуть столпившихся полукругом воспитанников. — Наведите там порядок. Я вернусь через десять минут. Идемте, мисс Хэмптон. Я сидела в приемной ректора, завернувшись в плед. Все еще знатно потряхивало, хотя одежду на мне быстро высушили, и теперь она, непривычно жесткая, раздражала кожу. Глаза щипало , но я терла нос и кусала губы — не буду реветь, не буду!