Под шуршащей бумагой оказался альбом для рисования — высококачественная мелованная бумага — и большая коробка с цветными карандашами известной марки. Я подняла на Даниэля растерянный взгляд, в груди снова что-то жгло и покалывало. Карандаши и бумага — это не конфеты и драгоценности. Конфеты и драгоценности — это, конечно, очень приятно, но они универсальны. А это вот — очень личное. Не то чтобы я делала большой секрет из того, что мне нравится рисовать, у меня в комнате пол стены было обклеено собственными зарисовками, но… это же нужно было заметить. Об этом нужно было подумать. Мама честно высылала мне подарки на день рождения и на рождество. Духи, которыми я не пользуюсь, платье, которое мне некуда надеть, те же украшения… и каждый раз у меня было ощущение, что мне шлет подарки посторонний человек. Нет, наверняка, она сама выбирала, старалась, а не посылала секретаря. Но все равно каждый раз я испытывала вместо радости только скуку с примесью разочарования. — Спасибо, — я прижала подарки к груди, старательно стараясь не разреветься от избытка чувств. — Это прекрасный подарок. — Я хочу, чтобы ты тоже мне кое-что подарила, — Лагранж улыбнулся, глядя на меня с хитрым прищуром, различимым даже в темноте. — Что? — я напряглась ожидая подвох. — Свой портрет. Даниэль Серебристая коса скрылась за поворотом коридора — Лали спешила вернуться в женское крыло — а я все еще стоял там, где мы расстались, привалившись к стене. На губах еще ощущались торопливые прощальные поцелуи, а голова кружилась. Правда это уже не от поцелуев, а от сумасшедших скачков резерва последние дни. Вредно, вредно столько раз опустошать себя почти под ноль, но что поделать — не мог я уронить себя в сияющих глазах и перенести походы по склепам на момент, когда мне будет не так хреново. Настроение скакало примерно так же, как резерв. Какая-то смертельная усталость мешалась с теплым чувством благодарности. Она мне все еще пока доверяет, и я был ей за это благодарен, прекрасно понимая, насколько хрупко это доверие. Лично я бы себе бы не доверял при таких вводных. А она — доверяет. Стоило прикрыть глаза, перед ними тут же вставал отпечатавшийся фотографией образ — серебрящиеся волосы, черные глаза-омуты, слабо подсвеченная луной кожа и поблескивающая на ней цепочка… запах, вкус… Кажется, если бы я сам не остановился, она бы все позволила мне прямо там, под деревом. Но я остановился. Во-первых, не место для первого раза. Во-вторых, не время… Я бы, наверное, еще долго так стоял, перекатывая в голове ощущения и воспоминания, но откуда ни возьмись возникло навязчивое ощущение чужого взгляда. Я открыл глаза, выпрямляясь. В паре шагов от меня стояла Алисон. Некромантка. Тени под глазами, новенькие браслеты на запястьях, но взгляд вполне себе задорный. И задумчивый. — Я вас видела, — буднично сообщила она, убедившись, что я на нее смотрю. — Кого видела? — как можно недоуменнее уточнил я. — Тебя с Лали. Сердце бухнуло набатом: Лали, у меня плохие новости для твоей невидимости. А еще облегчением — ну и отлично, может, теперь она перестанет трястись и прятаться. Может быть, конечно, стоило потрепыхаться и попытаться издевательски сообщить, что кое у кого галлюцинации, и что я бы был тут с кем угодно кроме Невидимки, но от этой мысли было противно, поэтому я только надломил бровь: — И? — Да ничего, — некромантка пожала плечами. — Забавно. Она подошла ближе и вдруг втянула ноздрями воздух возле меня. — Хотя куда забавнее то, что от тебя несет кладбищем. Где ты в Горках умудрился отыскать кладбище, Лагранж? — В склепе. Ты в курсе, что у вас тут хозяйничает привидение? Причем, я подозреваю, не одно, а два. Алисон вскинула брови. — Привидение в Горках? С дуба рухнул?.. — а потом она вдруг нахмурилась. — Погоди. Лали меня спрашивала про привидение пару-тройку недель назад… мол, чья-то шутка… Я покачал головой. — Не шутка. Ник посоветовал вызвать некроманта, а не заниматься самодеятельностью. Из Алисон некромантка, конечно, пока что как из теоретика боевой маг, но на безрыбье… конечно, я понятия не имею, что она из себя представляет, как человек, и кому и что она может рассказать, но… Мне было плевать. Плевать, кто кому что расскажет, я задолбался от секретов и от невозможности нормально защитить человека, который мне дорог. Поэтому, когда она, придвинувшись еще ближе, попросила: “Расскажи”, — я рассказал. — А почему вы к наставникам не пошли? — помолчав, вопросила некромантка, когда я завершил рассказ приключением в склепе и своими подозрениями на тему того, что призрака два, и второй категорически не желает, чтобы мы помогали первому. — Лали пыталась в начале, — я перекатил затылком по камням стены, голова перестала кружиться, но теперь противно ныла. — Ей сказали, что у нее галлюцинации. В общем-то их можно понять, ну а потом уже как-то было… не до того. Алисон хихикнула, но быстро посерьезнела. — Я не знаю, откуда здесь взялся призрак, в смысле как такое возможно, что он вдруг из ниоткуда появился спустя столько лет. И с изгнанием сейчас помочь никак не могу. Эту неделю я еще отдыхаю по специальности, но на следующей, вроде как, должен будет приехать мой наставник по некромантии. Я с ним поговорю. Будет проще напрямую, чем через ректора с попытками доказать, что это не глюки… — Спасибо, — вполне искренне поблагодарил я. Даже если теперь Алисон всем про нас растреплет, лично я готов заплатить эту цену. А Лали… — И давно у вас с ней? — вдруг полюбопытствовала девушка. — С призраком? — С Лали! — Каким образом это твое дело? — Таким, что я вам помогаю, и ты мог бы сделать девушке приятное в ответ? — некромантка наиграно потрепыхала ресницами. — Ну любопытно же. — Спокойной ночи, Алисон. С выпиской, кстати, — я оттолкнулся от стены и зашагал в сторону мужского крыла. — Хам, — прилетело мне в спину недовольное бурчание. Да, мне говорили. Глава 16 Что мне нравилось посещать в Горках, так это спортивные тренировки. Скука — главная беда закрытого заведения, и чтобы у воспитанников не оставалось слишком много сил на скуку, наставник по физической подготовке старался от души, грамотно распределяя нагрузку и совмещая коллективные упражнения с индивидуальным подходом. После таких занятий в голове воцарялась легкость, натруженные мышцы гудели, и даже усталость была приятной. Завершить все это холодным душем — и мир уже и не кажется настолько безнадежно беспросветной штуковиной. По крайней мере, до следующих выходных. Чуть омрачили подскочившее настроение наставники, обнаружившиеся в раздевалке, когда я вышел из душа. Проверки здесь проводились регулярно — комнат, вещей. Один раз при мне нас даже подняли во время урока и пошарили по карманам. Все та же скука заставляла воспитанников искать способы развлечения, находящиеся за границей дозволенного. Я встал возле стены вместе с остальными, ожидая, пока осмотр закончится, и только поморщился, когда мистер Кроуч сунул нос в мою сумку — все же подобные мероприятия остро напоминали, что мы в первую очередь находимся не в учебном заведении, а в исправительном. Мистер Кроуч выпрямился, нашарил меня взглядом. — Мистер Лагранж, оденьтесь и пройдите со мной, будьте так любезны. Я не удержался и все же удивленно вздернул бровь, но прошел к своей одежде под вспыхнувшими любопытством взглядами, неторопливо натянул ее, машинально протянул руку к сумке, но наставник взял ее за меня, кивнул и вышел из раздевалки. Я послушно тащился следом, гадая, что бы это все могло значить. Приемная. Ректорский кабинет. Мистер Торнвел суров и хмур. При нашем появлении его брови тоже дрогнули в удивлении, но тут же снова сошлись на переносице. — Нашли, — коротко сообщил мистер Кроуч, ставя мою сумку на ректорский стол. Мистер Торнвел заглянул внутрь, поворошил вещи… и выудил на свет бумажный пакет. Перевернул его — и на стол с шуршанием высыпались маленькие бумажные конвертики.