И я не удержалась. Пальцы снова скользнули в густую шевелюру, и я испытала какой-то непередаваемый экстаз от этого нехитрого, казалось бы, жеста. — Чему ты улыбаешься? — Даниэль так и молчал, и мое любопытство взяло верх. Лагранж потерся о мою ладонь, как кот, подставляяющий местечко за ухом — и вот тут меня почеши, и вот тут меня погладь. — Как чему? Моя девушка пришла ко мне в гости, как тут не улыбаться? М… моя… девушка? Я, пока ела, думала о том, что нужно поговорить еще про что-то. Важное всякое. Про лабораторную, про Криса… Но это словосочетание выбило из головы все посторонние мысли. Что значит “моя”?! Мы ничего подобного не обсуждали! И... Так подождите. Если я — его, то он… мой получается? Мой? Мой собственный? Личный Даниэль Лагранж? Не Мирей, не кого-нибудь еще, а… мой? Так не бывает! Пока я пребывала в прострации, вызванной столь вольным присвоением, и примерялась присваивать сама, Даниэль даром времени не терял. И до меня не сразу дошло, что он уже какое-то время меня целует, просто не в губы. Легкие поцелуи касались виска, щеки, медленно стекали на шею. Когда Лагранж вдруг осторожно прихватил зубами мочку уха, меня через все тело прострелило маленькой молнией удовольствия, я резко выдохнула, и сама изумилась тому, каким томным получился этот звук. И сразу же за зубами дорожку прочертил язык — щекотно, влажно, невыносимо остро. Казалось, там, рядом с ухом, сейчас сосредоточились все мои нервные окончания. Что он делает?.. Паническая мысль пронеслась в голове галопом, я напряглась, закаменела, то ли от ужаса, то ли от невыносимой остроты ощущений. То ли от всего сразу. — Ш-ш-ш… — Даниэль легонько подул на влажный след, оставленный языком, и снова прихватил мочку, на этот раз только губами — мягко, нежно. — Не бойся, ничего не будет. Я подняла плечо, закрывая доступ к шее и отстранилась, насколько это позволяла поза и обвившиеся вокруг талии руки. Раз ничего не будет, то и нечего тогда! Мне было страшно. Все слишком быстро. И я бы не сказала, что мое согласие в происходящем играет какую-то роль. Я не была согласна с ним целоваться, и не была согласна встречаться. Но ведь целуюсь и встречаюсь! И да, прямо сейчас я не жалею. Но мне все равно страшно. А еще я боюсь все испортить. Или что он все испортит. Или что ему надоест. Или станет скучно со мной возиться. Или ему не понравится, потому что я ничего не умею. Или… В конце концов, я до сих пор не понимаю, почему он выбрал именно меня, и как надолго это все. Что я знаю о Даниэле Лагранже? Много и ничего. Все эти мысли пронеслись в голове, но попроси меня хоть одну из них как-то внятно сформулировать вслух, я бы не смогла. — Лали, — Даниэль ткнулся лбом в мой лоб. — Я открою тебе страшную тайну, моя испорченная девочка. Иногда поцелуи и объятия — это просто поцелуи и объятия, а не прелюдия. Это… это… это я испорченная?! — И не надо так оскорбленно хлопать на меня своими ресницами! — он потерся носом о мой нос, легонько поцеловал. И еще. И еще. Медленно втягивая, вовлекая меня в знакомый водоворот ощущений, от которого кружится голова, и перехватывает дыхание, и колотится сердце. Я ему верю. Меня бы здесь не было, если бы я ему не верила. И мне не хочется уходить прямо сейчас. И, наверное, действительно не случится ничего страшного, если я разрешу себе немножко любопытства. А ему — немножко себя. Даниэль развернул меня к себе лицом, и теперь мои колени упирались в кровать по обе стороны от него. Его руки покинули талию и теперь трогали, гладили, сжимали бедра сквозь тонкую ткань. И я порадовалась, что на ночную вылазку надела спортивный костюм. Если бы на мне сейчас была юбка… От одной только мысли о том, как эти руки мазнули бы по обнаженной коже, она покрылась мурашками, и снова внутри стрельнуло острое и одновременно тянущее ощущение. Губы Даниэля снова неумолимо двинулись вниз по шее выцеловывая, прихватывая, и я запрокинула голову, позволяя этим губам делать все, что им заблагорассудится. И вдруг, легонько куснув напоследок в место, где шея переходила в плечо, Даниэль остановился, отстранился и посмотрел мне в глаза, молчаливо приглашая. “Попробуй сама. Тебе понравится”, — как будто бы прозвучало в моей голове. Я осторожно коснулась поцелуем линии подбородка. Она была жестче, чем губы, и немного, самую малость шершавая. Прочертила носом, губами до самого уха, пытаясь лучше прочувствовать и запомнить это ощущение. Губы были сладкие. А кожа — соленая. И на языке оседает вкусом аромат одеколона. Даниэль дышит тихо, но прерывисто, и его пальцы с силой сжимают мои бедра, пока я исследую ухо, как он — губами, зубами, языком, пытаясь понять, что он чувствовал, когда делал это со мной, и что чувствую я. Мне нравится. И процесс — и то, как он реагирует. Как вздрагивает сильное тело под моими руками, и как сбивается дыхание. Я глажу широкие плечи, обтянутые белой тканью футболки, слегка царапаю их ногтями, кладу ладони на часто вздымающуюся грудь. С меня каким-то чудесным образом стянута кофта — я даже не заметила когда и как. И горячие ладони скользят по обнаженной коже, а потом ложатся на талию и пальцы осторожно поддергивают маечку. Взгляд Даниэля обжигает. Когда он снова целует меня — это снова иначе. Сильно, глубоко, с полным осознанием своего права. Жажда, пульсация внутри становится просто невыносимой, и когда он надавливает мне на талию ладонью — кожа к коже, без тканевой преграды, я делаю непроизвольное движение бедрами и вдруг ощущаю… Даниэль Когда Лали в моих объятиях снова заледенела, зажатая и напряженная до предела, а во взгляде мелькнул испуг, я с трудом сдержал стон. Господи боже, дай мне еще немного выдержки! Да, я ей обещал. Но я не думал, что она позволит зайти так далеко, и остановит обоих гораздо раньше... Давай-давай, вали все на девушку, очень по-мужски. Закрыв глаза, я уткнулся лбом в лоб Лали. Вытащил руки из-под майки, одернул ее, пригладил ткань. Дышим. Дышим. А то разогнался… Меньше всего на свете мне сейчас хотелось ее отпускать, но усилием воли я заставил себя выпрямиться. Теперь черные глаза смотрели на меня виновато, и от этого хотелось выругаться. — Я, наверное, пойду… — прошелестела включившаяся в Лали Невидимка и сползла с меня на пол, растерянно огляделась в поисках кофты. Нет, останься? Да, иди? Два одинаково дурацких варианта ответа. — Я тебя провожу. — Зачем? — Элалия упаковалась в свою кофту и, кажется, ощутила себя чуточку увереннее, по крайней мере, голос окреп. — Я же не заблужусь, да и вдруг кто-то увидит… — Среди ночи? — хмыкнул я. — Ты думаешь мы в Горках одни такие идиоты, которые ночами не спят? — Такие — точно одни. А еще с последнего появления призрака прошла куча времени, так что…