— У тебя была возможность их спасти, но ты, жестокая девочка, от нее отказалась. — Когда это? — Когда не захотела отвечать на вопрос, кто виноват. Если тебя это утешит, Мирей тоже грудью встала на защиту своих сообщниц, так что и из нее не удалось ничего вытрясти. Пришлось действовать с размахом, — Лагранж поерзал, устраиваясь удобнее и на мгновение даже прикрыл глаза. Мирей? Грудью встала?.. Может тогда… тогда у стены… он ее просто допрашивал? И не давал улизнуть? А со стороны казалось… Может… Я потрясла головой — да какая разница? Мне должно быть все равно! — И как же вы планируете мстить? — Вот! — Даниэль выудил из кармана темный пузырек, кисточку и демонстративно выложил на подоконник. — Что это? — Раствор бриллиантового зеленого, — проговорил Лагранж, мечтательно возведя глаза к потолку. — Здоровый цвет лица и мгновенная дезинфекция! Я должна была возмутиться. Оскорбиться. Надуться там… но вместо этого почему-то прыснула смешком. В конце концов, ну глупо было отрицать, что возмездие справедливо! — А зачем ты меня разбудил-то? — спохватилась я, не без труда стягивая губы обратно в осуждающую мину. — Ну… — Лагранж возвел глаза к потолку. Кажется, ответа на этот вопрос у него у самого толком не было. — Но раз уж мы решили, что ты слишком хороша, чтобы мазать тебя зеленкой, давай устроим конференцию по обмену опытом — как ты это сделала? Он выпрямился и повернулся ко мне, оказавшись неожиданно близко. — Руны, — пробормотала я, чувствуя, как щеки становятся ужасно горячими. — Я должен был догадаться, — Лагранж потер грудь сквозь футболку, будто снова стирал с нее кровавые надписи. Перед глазами вспыхнуло воспоминание — капли воды, стекающие по позвоночнику, горячее дыхание на шее, тяжелая ладонь, скользнувшая по бедру… Сейчас ночь. И из света — только луна в окно. И мы вдвоем, на моей кровати. Мысли путались, а сердце начало по-дурацки сбиваться с ритма. Зачем ты разбудил, меня Лагранж?.. — У тебя все же определенный талант, серьезно. Местные стражи порядка и нравственности прекрасные специалисты, в жизни бы не подумал, что к этой защите можно подобрать рунный ключ! Я сегодня почти весь день просидел, ломая голову, как подступиться, еле расковырял… Не переживай, без меня этот трюк остальные все равно не повторят. Да и если честно, после сегодняшнего события я очень удивлюсь, если преподаватели не пересмотрят защиту и не поменяют тут все, закрутив гайки. — И как же ты расковырял? — спросила я, старательно давя в себе довольство, вызванное признанием моих талантов. — Смотри, — Лагранж уселся удобнее, вскинул обе руки. В воздухе перед нами возникла объемная трехмерная схема — переплетение разноцветных, слабо светящихся линий, перемешанное с какими-то знаками и бог еще знает чем. — Это схема защитного заклинания. Вот этот, этот и этот узлы отвечают за опознание ауры человека, который пытается проникнуть через заклинание… Он рассказывал уверенно, тем же выразительным голосом, которым зачитывал лекцию по практической магии, ловко крутя схему, увеличивая отдельные моменты, что-то объясняя. Признаться, нить его рассуждений я потеряла очень быстро, но переспрашивать и вникать не хотелось. Во-первых, все равно очень вряд ли я когда-нибудь смогу это применить. Во-вторых, не среди ночи после тяжелого дня вникать в хитросплетения высшей магии. Но мне нравилось глазеть на красиво переливающиеся линии. И… слушать увлеченный голос тоже нравилось. — Понятно? — Лагранж свернул схему и повернулся ко мне. — Понятно, — зевнула я. — Понятно, что ты первостатейный зануда, оказывается, а так и не скажешь! Даниэль усмехнулся и насмешливым покровительным жестом взъерошил мои и без того лохматые волосы. Я возмущенно отстранилась и попыталась призвать прическу к порядку. — Ладно, я тебе с утречка еще раз объясню. — Ого! Угрозы в ход пошли! Парень рассмеялся. — Ладно, Лали, спи, — он собрался подняться, прихватив с подоконника зеленку. — Ну нет уж! — возмутилась я, сообразив вдруг, что действительно останусь без “возмездия”. — Ты куда собрался, а красить?! Никаких исключений! Раз приперся, делай то, зачем приперся. Не хватало мне еще проблем из-за твоих благородных порывов! Я поудобнее уселась на кровати и выжидающе уставилась на Даниэля. Парень ухмыльнулся, отвинтил крышку и опустил кисточку в пузырек. — Сама напросилась! — Нарисуешь что-то неприличное — в следующий раз мы придем с супер-клеем. От первой линии, щекотно проведенной по носу я поморщилась и едва не чихнула. У Лагранжа напротив было такое предвкушающее выражение лица, что я не выдержала и закрыла глаза, чтобы не видеть этой довольной рожи. Может, если сильно не дергаться, он сумеет все же изобразить что-то относительно достойное, так что буду на занятиях не просто лягушкой сидеть, а симпатичной лягушкой! Кисточка мазнула по щеке. Кружок и полукружия. Кажется цветочек. Никакой фантазии! На лбу — солнышко. Не звезда, и на том спасибо… Ощутив прикосновение ко второй щеке, я даже не сразу поняла, что это уже не кисточка. Лагранж провел пальцами по коже, коснулся губ. Я изумленно распахнула глаза, успела увидеть его лицо близко-близко, успела даже разомкнуть губы, набирая воздух для возмущенного оклика… И больше ничего не успела — он меня поцеловал. Поцелуй был нежным, почти невесомым. Просто прикосновение губ к губам. Но бесконечно долгое... А потом Даниэль прихватил нижнюю, слегка потянул и выпустил. И жаркое дыхание щекочуще коснулось кожи вместе с шепотом: — Дыши, Лали. Мое тело будто только этого приказа-разрешения дожидалось. Я судорожно хватнула ртом воздух и вместе с ним — новый поцелуй. Напористей, глубже, жарче, острее… Я растерялась. Потерялась. Я не знаю, что делать! Я не умею! Я никогда не… Хотя при чем здесь — не умею? Я не хочу! Не хочу… Не… Хочу… Мягкие губы. Обжигающее дыхание. Горячий язык... Острый укус. Такой неожиданный, что я набираю воздух в легкие с каким-то судорожным стоном-всхлипом, и Даниэль замирает. Теперь он касается меня только кончиком носа, и, казалось бы, вот он — шанс сбросить оцепенение. А я не могу даже открыть глаза, не то, что оттолкнуть или отклониться. Так и сижу, зажмурившись, вцепившись в одеяло. И не верю, что он это сделал. Он не мог. Я — Невидимка. Я никому не интересна. Кончик носа чертит линию вверх — по переносице, и поцелуй на этот раз целомудренно касается лба — центра нарисованного солнышка. И это словно рушит опутавшие меня чары, я, наконец, смогла отпрянуть, уставившись на Лагранжа широко открытыми глазами. Он смотрел на меня серьезно, без следа привычной насмешки. Глаза с расширившимся зрачком казались неожиданно темными, и грудь часто вздымалась, натягивая ткань футболки. — Зачем?.. — хрипло сорвалось с моего языка. — Зачем? — изумленным эхом переспросил Даниэль. И улыбнулся своей безбашенной солнечной улыбкой. — Дай-ка подумать… зачем люди целуются?.. Он возвел глаза к потолку и задумчиво постучал пальцем по губам. Я вспыхнула и отвернулась. Дурак! Губы горели. В теле поселилось какое-то странное тянущее чувство, и от одного ощущения его присутствия за моей спиной по позвоночнику пробегали мурашки. Незнакомый пьянящий коктейль ощущений кружил голову. Тишина затягивалась. — Если хочешь, никто не узнает, — прозвучал голос за моей спиной. — Что не узнает? — Что ты мне нравишься.