— Вам не следует выходить через главный подъезд, — сказал Леонидов. — Я вас провожу. Он вернулся минут через пять. — У нашего института есть выход в переулок. Я думаю, что их не заметили. — Что случилось? — Джеффрис находится где–то здесь. По–видимому, он хочет, не теряя времени, взяться за меня. В наш институт нельзя пройти без пропуска, но он пройдет легко. — Что вы будете делать? — Ждать. Джеффрис появится очень скоро. Ему нет расчета терять время. — Но он может войти в любую минуту, — сказал Артемьев, невольно оглядываясь на дверь. — Мы узнаем об этом своевременно. Как только он войдет в институт, мне сообщат об этом люди, которые специально поставлены мною так, что он их не увидит. — Но ведь Джеффрис вооружен своим аппаратом. Не лучше ли вам так же вооружиться? — Этого никак нельзя сделать. Наш аппарат находится в клинике. Переносных у нас нет. Они нам совершенно не нужны. В дверь постучали. — Войдите, — сказал Леонидов. В его голосе не чувствовалось ни малейшего волнения. В кабинет вошел пожилой полный мужчина. — Познакомьтесь, — сказал профессор. — Мой ассистент и ближайший помощник — доцент Пушкарев Семен Игнатьевич. Полковник Артемьев. Пушкарев вопросительно посмотрел на Леонидова. — Противник приближается, — сказал профессор. — Будем действовать. Видите ли, — повернулся он к Артемьеву, — я допускаю, что Джеффрис выйдет победителем в нашем поединке. Тогда он может внушить мне все, что ему вздумается. На этот случай я и принял некоторые меры. Семен Игнатьевич будет находиться в соседней комнате, откуда все хорошо слышно. Если понадобится, он вернет меня в нормальное состояние. — Мы с вами останемся здесь? — Да, конечно. Вам надо спрятаться так, чтобы он вас не заметил. Я встану за дверью. Нападение должно быть неожиданно для него. В случае его победы вы знаете, как надо действовать. — Я хорошо стреляю, — просто ответил полковник. — Но, допустим, что вы промахнетесь? — спросил Пушкарев. — Тогда, — ответил Леонидов, — вам придется лечить нас обоих. Не предпринимайте ничего, пока Джеффрис не получит от меня все, что ему надо, и не выйдет из кабинета. Из института он все равно не уйдет. Генерал–полковник сказал мне, что здание окружено «невидимой стеной». — Подождем! — сказал Артемьев. Ассистент профессора ушел в комнату, расположенную рядом с кабинетом, и запер за собой дверь на ключ. Леонидов мерными шагами ходил от двери к столу и обратно. Он молчал, и Артемьев, понимая, что ему необходимо сосредоточиться, не беспокоил его вопросами. Профессор был чуть бледнее обычного, но спокоен. Артемьев не сомневался, что наступила решительная минута. Раз генерал предупреждает, значит Джеффрис именно сейчас намерен осуществить свой замысел. Поспешность его понятна. Он знает, что обнаружен и что его ищут. Вероятно, он хочет как можно скорее убраться из Москвы и Советского Союза. Джеффрис может появиться в любую минуту. Пройти через контрольный пост, узнать, где помещается кабинет профессора Леонидова, ему нетрудно. Но неужели этот человек не знает, с кем ему придется иметь дело? Неужели он уверен, что справится с всемирно известным профессором так же легко, как со всеми остальными? Очевидно, да. И у него есть основание для такой уверенности, раз сам Леонидов допускает возможность своего поражения в этой схватке. Джеффрис рассчитывает на свой аппарат и неожиданность нападения. Ему придется столкнуться с контрнеожиданностью… А если «радиостанция» профессора окажется бессильной справиться с ним, то пуля сделает это наверняка. С пяти шагов трудно промахнуться, но если это даже и случится, на смену Артемьеву придут другие товарищи. Полковник мысленно представил себе ту «невидимую стену», которой окружен институт. Нет, Джеффрису не вырваться! Мысли Артемьева прервал телефонный звонок. Леонидов снял трубку и сразу положил ее обратно. — Джеффрис, — сказал он. Артемьев вынул пистолет и отвел предохранитель. Потом он подошел к окну и скрылся за портьерой. Сквозь узкую щель он видел, что профессор стал у стены с таким расчетом, чтобы открывшаяся дверь заслонила его. Как всегда, в решительный момент встречи с противником лицом к лицу, Артемьев почувствовал, что все следы какого бы то ни было волнения исчезли. Он пристально вглядывался в еще закрытую дверь, привычным глазом оценивая освещенность комнаты и расстояние. Только бы Джеффрис не оказался между ним и Леонидовым. Если это случится, выстрел будет невозможен. Придется перейти на другое место, но удастся ли это? Сумеет ли он опередить врага, действующего, как он хорошо знал, с молниеносной быстротой? Артемьев совершенно не представлял себе, в какую форму выльется предстоящая борьба между Леонидовым и австралийцем. По каким признакам определить, за кем осталась победа? Но раз профессор не сказал ему этого, то, очевидно, эти признаки будут достаточно ясны. В коридоре послышались приближающиеся шаги. Может быть, это не Джеффрис?.. Ручка повернулась — и дверь открылась. Благодаря Леонидову Артемьев так хорошо помнил лицо Джеффриса, что ему показалось — вошел знакомый человек. Стоя на пороге, Джеффрис оглядел комнату. На мгновение его глаза встретились с глазами Артемьева, и полковнику показалось, что противник не может не видеть его. Но длинная мягкая портьера хорошо скрывала фигуру пограничника, и Джеффрис ничего не заметил. Он сделал шаг вперед и закрыл за собой дверь. При этом он повернулся и оказался лицом к лицу с Леонидовым. Почти бессознательно Артемьев откинул портьеру и неслышно шагнул вперед, не спуская глаз с двух людей, которые, казалось, спокойно смотрели в глаза друг другу. Но в этом кажущемся спокойствии таилось чудовищное напряжение двух борющихся сил. Артемьеву показалось, что прошло не менее минуты, но в действительности все продолжалось несколько секунд. Его чувства обострились до предела, и он ясно видел, как побелели суставы на руке Джеффриса, со страшной силой сжавшей ручку двери. Несколько секунд — и невидимая схватка окончилась. Артемьев услышал звук повернутого ключа, и Пушкарев, стоя на пороге, сказал: — Ну, вот и всё! Артемьев почувствовал себя ошеломленным во второй раз. Как всё? Но ведь ничего и не было!? — Помогите мне, — сказал Леонидов. Профессор поддерживал бессильно висевшее тело Джеффриса. Голова австралийца закинулась назад, а глаза были закрыты. Он заснул. Заснул сразу, сраженный неожиданным ударом, обрушившимся на него с быстротой и силой сокрушительной молнии. Пушкарев бросился вперед и подхватил Джеффриса с другой стороны. Артемьев очнулся от своей растерянности и помог им положить на диван поверженного противника. Всё! Как быстро это произошло! Что это за сила, которая с такой быстротой превратила опасного врага в беспомощно распростертое тело?.. Ассистент профессора осторожно снял с головы Джеффриса две полупрозрачные пластинки, сделанные как будто из синего стекла. Они были соединены металлической дужкой, от которой шел тонкий шнур, исчезавший за воротником рубашки. На груди оказался небольшой плоский ящичек. Внутри слышалось мерное гудение. Аппарат находился в действии. Пушкарев повернул крохотную ручку на крышке — и гудение смолкло. «Усилитель мысли» больше не работал. Он не оправдал надежд, которые Джеффрис возлагал на него. Совершеннейший механизм оказался неповоротливым, встретившись с тренированной мыслью человека. На доли секунды Леонидов опередил Джеффриса — и скованный чужой волей мозг австралийца уже не смог сосредоточить мысль. — Позвоните генерал–полковнику, — устало сказал Леонидов.