– Что-то услышал? – Да. Какие-то крики. Мне просто стало любопытно. Думаю, это были какие-то гуляки. Я не слышала, что жена сказала в ответ, потому что грянул очередной залп фейерверков. Мое сердце бешено колотилось. Роан Форс, человек, с которым я более трех лет каждую неделю сидела в комнате, пока он так нежно и умело очищал слои моей психики: вот он, строит планы оставить свою семью ради соблазнительницы с тициановскими волосами. В это время в следующем году. В это время в следующем году его тощая жена будет жить где-нибудь в дерьмовой квартирке, потому что это будет все, что она сможет себе позволить. Его детям придется курсировать между двумя дерьмовыми квартирами, сидеть, неловко разговаривать с Алисией и заботиться о своей матери, потому что ее сердце будет разбито, и она больше не будет той мамой, которую они знали. Она будет новой мамой, и их детство будет разрушено и изгажено. И откуда я все это узнала? Просто поняла. Поняла по тому, как прячется по пустырям с «косяком» в зубах и с лисом его сын, который уже знал, что жизнь будет не подарок, поняла по самоуверенным замашкам его ширококостной дочери с ее зычным голосом, которая считала, что жизнь всегда будет проста и приятна. Поняла по тому, как нервно потирала локти его жена, которая построила свою жизнь вокруг мужчины, и тот, как она полагала, никогда ее не предаст, хотя она все время знала, что рано или поздно он это сделает. Я знала это, потому что видела. Видела своими глазами. Потому что, как я вам постоянно говорю, я не дура. Я почувствовала, как красное вино закисает у меня в желудке. А затем, услышав стук входной двери, которая вновь открылась и закрылась, я отступила назад, в тень. Ко мне приближались мягкие шаги, которые затем свернули за угол. – Флинн. Приятель. Я здесь, – раздался мужской голос. – Привет. – С Новым годом и все такое прочее. – Ага. – С две тыщи девятнадцатым. – Блин. Да. – Надеюсь, он будет не таким дерьмовым, как 2018 год. – Все годы – дерьмо. – Верно. В самую точку. Я разглядела темные силуэты двух мальчиков, толкавших друг друга сквозь живую изгородь. Затем я увидела, как они свернули за угол и направились к дырке между деревьями. Я забилась в самый дальний угол. Взорвался очередной фейерверк. Я воспользовалась его грохотом, чтобы забиться как можно глубже в заросли. – Ого, – сказал один из мальчиков. – Глянь. Лежбище бродяг. Я увидела, как по моему маленькому пристанищу скользнул луч света от телефона. Я была отнюдь не в восторге от того, что кто-то вторгся на мою территорию. Меня так и подмывало броситься к ним и сказать, чтобы они валили отсюда и оставили мои вещи в покое. – Интересно, кто это? – спросил один из мальчиков. – Похоже на девушку, – сказал другой. – Глянь. Розовый спальный мешок. – Черт, это так печально. Ты только представь: девушке спать под открытым небом. – Зато тут есть вино, – сказал второй, взяв в руки мою пустую бутылку. Я видела, как они оба застыли на месте и огляделись по сторонам. И, как только убедились, что таинственный бродяга не собирается нападать на них, сели и скрутили себе «косяк». Я притаилась рядом с окном спальни Клайва, в своем укромном уголке. Я взглянула на приглушенный свет, просачивающийся сквозь его шторы, и подумала, интересно, чем он там занят? Бедный старина Клайв и его нейлоновое покрывало! Спустя минуту до меня донесся запах «травки». А вместе с выдыхаемым дымом и их приглушенные голоса. – В этом году все будет по-другому. Я не могла сказать, который из мальчиков сейчас говорит; оба голоса звучали для меня одинаково. – Это да. Ты хочешь сказать?.. – Да. Маска сползает. Один из них засмеялся. Затем к нему присоединился другой. – Мистера Обаяшки больше нет? – Да, мистера Обаяшки больше нет. К черту. Да пошел он. Снова смех. – В это время в следующем году. – Да, в это время в следующем году. – Может, мы прославимся. – Дурной славой. – Точняк… Остальную часть их разговора заглушил треск нового фейерверка. Через несколько минут они собрали свои вещи и поднялись на ноги. – Сегодня без лиса? – сказал один из них. – Наверное, испугался фейерверка, – сказал другой. Они оба остановились и посмотрели на кучку моих вещей. – Интересно, появится ли бездомная девушка? – Может, она уже здесь. – О-о-о-о, жуть! – Может, мы ей что-нибудь оставим? – Что, например? – Понятия не имею. Остатки шампанского? Только тогда я заметила, что один из них держит за горлышко бутылку. – Ага. Почему бы и нет, в меня больше не лезет. Они осторожно поставили бутылку на землю рядом с моими вещами, а потом один из них сказал: – С Новым годом, бездомная девочка. А второй добавил: – Надеюсь, твой Новый год будет лучше, чем старый, бездомная девочка. А потом они снова исчезли. Я проследила за тем, как они вышли на улицу и разошлись в разные стороны. Джошуа медленно перешел улицу к своему дому, а его такой же долговязый друг отправился в другую сторону, вниз с холма. А потом фейерверки прекратились. Небо прояснилось. Стало тихо. Я сняла кроссовки, надела большие пушистые носки, которые захватила с собой, и забралась в спальный мешок. Я понюхала горлышко недопитой бутылки шампанского и передумала пить. Я включила телефон и ответила на несколько сообщений, в том числе на эсэмэску Аарона. В ней говорилось, что он едет домой и увидит меня утром. Я смотрела на небо, на свежее небо 2019 года. Черное, новое, на котором не было ничего написано. 38 В воскресенье Кейт идет посмотреть свой дом в Килберне. Ей не нравится бывать там в будние дни, когда работают строители, ведь она будет мешать, а они будут с любопытством таращиться на нее, как будто она застукала их за каким-то нехорошим делом. Она выходит из дома рано. Дети еще спят. Роан, откинувшись на подушки, лежит в постели со своим ноутбуком, пытается сделать работу, которую не успел завершить на неделе. Кейт решает идти пешком. Это займет минут тридцать, а сегодня приятное утро. Она переходит улицу и смотрит сквозь листву на пустырь. «Никогда не подумаешь, – размышляет Кейт, – никогда не подумаешь, что недавно тут были детективы, полицейские машины и вертолеты; как будто ничего этого не было». Затем она проходит мимо дома Оуэна Пика, впервые даже не пытаясь обойти его. В доме тихо. Шторы задернуты. Утро едва-едва наступило. * * * В пустом доме в Килберне ей виден легкий парок собственного дыхания. Звук ее шагов отлетает эхом от голых половиц. Скоро сюда привезут ковры, кафельную плитку, занавески, мебель, обои и подушки. Голые кости дома теперь на месте, и она почти может представить его семейным гнездышком. Кейт смотрит из окна мезонина на их обезображенный сад на заднем дворе. Там высятся груды мешков с цементом и обрезки досок, а трава завалена строительным мусором. Кейт представляет себя там через несколько месяцев: будет разгар лета, небо будет кислотно-синим, у них будет хорошая, новая садовая мебель – она уже выбрала то, что нужно, из каталога «Икеа», – и, может быть, там будет гриль для барбекю. Ей больше не придется каждый раз, выходя на улицу, видеть дом Оуэна Пика. Больше не придется проходить мимо жутковатого пустыря с тявкающими лисицами. Кейт глубоко вздыхает и цепляется за охвативший ее тихий трепет, предвкушение всего этого. Она поднимается по лестнице в комнату, которая в скором времени снова станет ее спальней. Ее окна выходят на улицу, на ряд безобидных домов, таких же, как и ее собственный. Никаких зловещих пустырей, никаких старых скрипящих деревьев, отбрасывающих тени на кровать, никаких сексуальных маньяков, прячущихся за тяжелыми дверями и нестираными шторами. Просто нормальные дома, в которых живут нормальные люди. Кейт никогда больше не будет принимать Килберн как должное. Она делает несколько снимков строительных работ, чтобы Роан мог посмотреть на них позже. Затем запирает за собой дверь, нежно прижимает ладонь к внешней стене дома и возвращается в ненавистную квартиру.