– Тебе почти тридцать, – сказала я. – Ты работаешь на двух работах. У тебя с двадцати четырех лет не было девушки. Кто о тебе позаботится? Аарон отложил нож и вилку и очень строго посмотрел на меня. Должна добавить, даже когда Аарон делает суровое лицо, он вовсе не суров. У него лицо ангела. – Саф, – сказал он, – не надо обо мне беспокоиться, хорошо? Ради бога, не беспокойся обо мне. Лучше подумай о себе. Сосредоточься на школе, на выпускных экзаменах. Затем на поступлении в университет. Затем на получении хорошего диплома. И тогда я, так и быть, позволю тебе беспокоиться обо мне. Но до тех пор нам здесь хорошо, поняла? Я кивнула, хотя внутри у меня все сжалось. Когда я закончу университет, Аарону будет тридцать один год. И что потом? Я подумала про Клайва, или Оуэна, или как его там зовут на самом деле, в его унылой крошечной спальне, в его дурацком полосатом халате, и подумала, что ему наверняка уже за тридцатник, и я бы не хотела ничего подобного для Аарона. – Я могу даже не поступать в университет, – сказала я. – Конечно, ты поступишь, – сказал он. – Почему? Только потому, что я умная? Такого закона нет. После школы я могу делать все, что пожелаю. Я могу устроиться на работу и получить свое собственное жилье, и тогда эта квартира будет твоей. Аарон рассмеялся. – Да не хочу я себе эту квартиру! Зачем она мне нужна? – Ну, чтобы ты мог завести семью. Он снова засмеялся, громко и заразительно. – Я не хочу семью! Моя семья – ты! Я тоже рассмеялась, но внутри меня охватила паника. Аарон – такой хороший человек. Как и я, он прилежно учился в школе и хорошо сдал экзамены, но работал в букмекерской конторе и ухаживал за чужими садами, а потом возвращался домой и заботился обо мне, зря тратил лучшие годы своей жизни. И я подумала, знаете, может, лучше бы меня не было. После обеда я сказала Аарону, что собираюсь к Жасмин. Он сказал, иди, повеселитесь вдвоем. Тогда я сказала, что пойду, и отправилась в путь с тяжелым сердцем, думая о странностях моей жизни. На площади я села на один из уличных велотренажеров и лениво крутила педали, из-за холодного вечернего воздуха засунув руки в карманы и натянув на голову капюшон. Я включила на телефоне музыку и некоторое время слушала, наблюдая, как приходят и уходят люди. На меня никто не смотрел. Никто меня не видел. Когда вы носите капюшон, вы невидимы. А потом через некоторое время Роан и Алисия вышли из ресторана, и я ждала, что же они будут делать. Хотите узнать, что они сделали, эти похотливые дьяволы? Они сняли номер в отеле «Бест Вестерн» возле театральной школы. От удивления у меня отвисла челюсть. Не знаю, почему я так этому удивилась. Все к этому шло. Но я все равно была в шоке. Роан собирался заняться сексом с женщиной, на которой не был женат. Примерно в полумиле от женщины, на которой он был женат. Он собирался уложить Алисию на кровать и кое-что с ней сделать. Я слегка вздрогнула, сбросила капюшон, явив миру мои розовые волосы, и пошла к Жасмин. 31 Накануне вечером Оуэн и Диана два часа обменивались эсэмэсками. Она упорно уговаривала его вернуться на работу в колледж. Привела несколько хороших, убедительных доводов. В основном они сводились к тому, что настучавшие на него девушки через несколько месяцев закончат учебу и уйдут, будет совершенно новый набор студентов, никто не вспомнит, что произошло, и Оуэн может начать с чистого листа. Ведь ему очень нравится его работа. И чем дольше он сидит без работы, тем сложнее ему будет объяснить потенциальному работодателю, чем он занимался все это время. Ее забота тронула его. Оуэн поймал себя на том, что до сих пор в его жизни не было ни одного человека, который мог бы дать ему правильный, чуткий, разумный, заботливый совет. Такого человека никогда не было. С тех пор, как умерла его мать. В одиннадцать часов они пожелали друг другу спокойной ночи. Сам он был готов говорить часами, но Диане нужно рано вставать на работу. Оуэн засыпает с телефоном на груди и с улыбкой на лице. Он встает с постели и идет к окну своей спальни. Полиция вернулась. Они все еще копаются в саду за домом. Вчера вечером перед отъездом они оцепили весь сад, поговорили со всеми местными жителями, попросили их не проникать за ленту ограждения. Всю ночь рядом со строительной площадкой стоял одинокий полицейский. Оуэн всматривается в то место в траве, которое вчера осматривала полиция, где они нашли чехол для телефона. Он смотрит на траву, и в его голове что-то мелькает. Какое-то движение, крик боли. Он вытряхивает эту мысль из головы и отправляется в ванную, где принимает душ и моет голову. В зеркале на стене ванной комнаты он смотрит на свои волосы и решает, что они отросли, стали слишком длинные. Он не уверен, что хочет пойти в парикмахерскую только для того, чтобы подровнять концы, поэтому берет из шкафчика в ванной ножницы, пальцами зачесывает волосы на лоб, приглаживает их и подстригает по линии бровей. Он начинает с левой стороны, смотрит, как темные пряди падают в раковину, где они похожи на крошечные выброшенные усы. Он собирается подрезать волосы с правой стороны и на темени, когда раздается громкий настойчивый стук в дверь. Оуэн слегка вздрагивает, и острый кончик ножниц царапает ему кожу. Появляется капля крови, Оуэн торопливо растирает ее и кричит: – Что?! – Оуэн, – говорит Тесси. – Пришла полиция. Им нужно, чтобы ты вышел к ним. Оуэн вздыхает. – Буду через несколько минут. – Сэр, – слышит он мужской голос, – нам нужно, чтобы вы вышли сейчас же. Убедительная просьба. – Я только что вышел из душа. Вам придется подождать. – Сэр, пожалуйста, выходите. – Черт, – бормочет под нос Оуэн. Он быстро вытирается полотенцем, натягивает старый банный халат и открывает дверь. При его виде Тесси слегка вздрагивает. – Могу я хотя бы одеться? – говорит он стоящему рядом с ней офицеру в форме. Офицер поворачивается к стоящей позади него женщине. Это детектив-инспектор Керри. Она кивает. – Но, боюсь, я вынуждена просить констебля Родригеса пойти с вами. – Что? – Извините. Просто таковы правила. – Но чем это вызвано? В чем срочность? – В том, мистер Пик, что мы должны доставить вас в участок, чтобы допросить по поводу исчезновения Сафайр Мэддокс. У нас также есть ордер на обыск вашей комнаты. – Она показывает лист бумаги. Оуэн моргает. – Боюсь, это означает, что мы должны проследить за тем, чтобы вы ничего не трогали в своей комнате. Извините, – говорит она и улыбается. Ее улыбка его нервирует. На первый взгляд она почти приятная, но в самых дальних ее уголках таится что-то холодное и жестокое. Он хочет что-то сказать, но понимает, что не может подобрать слов. Он на каком-то уровне осознает: все, что здесь происходит, он может еще больше усугубить, сказав или сделав что-то неправильное. Поэтому он решительно кивает и направляется в свою комнату, мужчина-констебль идет за ним следом. Пока Оуэн одевается, его взгляд блуждает по комнате. Он пытается вспомнить, что здесь может быть, что они могут найти, что могло бы каким-то образом связать его с исчезновением девушки, о которой он еще два дня назад никогда не слышал, девушки, которую он, возможно, даже не видел, и она ему только померещилась. – Быстрее, мистер Пик, пожалуйста. Он надевает вчерашнюю одежду. Он бросил ее в груду белья для стирки, намереваясь сегодня надеть что-то свежее, но сейчас он даже не может придумать, что бы ему надеть. Он натягивает свои старые, подклеенные ботинки и проводит рукой по мокрым волосам. И нащупывает на лбу что-то непонятное. Убирает руку и видит: это засохшая кровь от острых ножниц. Кровь продолжает сочиться, и он идет к прикроватной тумбочке за коробкой салфеток, но констебль говорит: – Сэр. Пожалуйста, ничего не трогайте. – Но у меня идет кровь. – Мы займемся вами, как только вы сядете в машину. А пока убедительная просьба, оставьте здесь все так, как есть, сэр. Оуэн кривит лицо. Затем еще раз оглядывает спальню, хватает с крючка на задней стороне двери куртку и идет за полицейским по коридору. Тесси стоит у двери. На ней шелковое кимоно поверх зеленой пижамы. Волосы распущены. Она выглядит усталой и грустной. Когда Оуэн проходит мимо нее, она касается его руки и спрашивает: – Что ты сделал, Оуэн? Что ты сделал? – Ради бога, я ничего не делал. Ты же знаешь, что я ничего не делал. Тесси поворачивается и уходит. – Ради бога, Тесси, – кричит он ей вслед. – Ты же знаешь, я ничего не делал! Она заходит в свою спальню и тихонько закрывает за собой дверь. Он чувствует на своем плече руку. – Мистер Пик, пожалуйста, нам нужно идти. Он стряхивает руку. На смену испугу и шоку приходит злость. – Я иду, – говорит он. – Я иду, ясно? Выходя из дома, он внезапно ловит себя на том, что пропорции улицы изменились, что-то стало не так, ощущение надвигающегося хаоса. И тут появляются они: стая, настоящая хищная стая. Десяток мужчин и женщин с фотоаппаратами и микрофонами, все они, как по команде, рванули к ним. Констебль и инспектор инстинктивно прикрывают его руками и ведут сквозь толпу вперед. – Мистер Пик, мистер Пик! Они знают его имя. Откуда они знают его имя? Как они узнали, что это произойдет? Как они узнали? Он поднимает взгляд и смотрит прямо в объектив фотоаппарата. Он широко распахивает глаза, и его ослепляет яркая белая вспышка. Что-то вновь вынуждает его опустить голову. Он в машине. Дверь машины закрыта. Рядом с окном лица и объективы. Автомобиль движется быстро, люди пытаются прикоснуться к нему. Они так близко, что Оуэн не понимает, почему колеса не давят им ноги. А потом он уже не на улице, он на главной дороге, и больше нет людей с фотоаппаратами, лишь обычные пешеходы, которые идут куда-то по своим делам. Оуэн откидывается на сиденье и шумно выдыхает. – Кто им сказал? – спрашивает он, обращаясь к затылкам двух человек, сидящих впереди. – Прессе? – уточняет женщина. – Да. Кто им сказал, что вы идете за мной? – Боюсь, я понятия не имею. Они знали, что мы обыскивали местность. Люди говорят. Мне жаль, что вам пришлось это испытать. – Но… это будет в газетах, – говорит он. – Люди подумают, что это сделал я. – Что сделали, мистер Пик? Он смотрит на ее лицо в зеркало заднего вида. Она смотрит прямо на него. Снова та же леденящая кровь улыбка.