...Девицу Радонир замутило. Наивная! Будучи уверенной в том, что терять больше нечего, она только теперь поняла, что хотят забрать! И скоро заберут у неё... ...её свободу. Именно так. Поскольку в этой части Остара, в княжестве Дангорт, замужество для женщины, даже и простой — хуже рабства. Что замужняя, что невольница, купленная где нибудь на торгах — одно у них положение, и одни права... Никаких прав. Но ремесленница или сельчанка обретает волю, когда освобождается от уз брака со смертью супруга. Нейра же — только со своей смертью. Глава 13 Как бы ни растеряна была девица Радонир ударившему в лоб предложению руки и сердца (оков железных, какого там сердца...), однако же, обязанностей по услаждению тела Хозяина с опешившей и раскрывшей рот наложницы никто не снимал. Подумать было о чём, но времени, по крайней мере сейчас, бедной Амелле никто не предоставил. — На стол, — шикнул Каратель, "свистнув" кожаной вязью брюк — Садись и раздвинь ноги. Да, так. Юбку... выше. Давай, давай. Не вытаращивай глаза, дорогая. И не смей краснеть! Это надо было делать, когда ты воровала мои деньги. Судорожно сглотнув и сморщив нос, девушка покорно развела бедра, мысленно поблагодарив себя за то, что после купания догадалась надеть белье. Ранее этой странной привычки — носить дома панталоны или чулки у нее не было, в деревне всю эту "трихомудию" надевали исключительно, если собирались выйти на улицу в холода. Но теперь, благодаря усилиям преподавательниц и новому статусу замарашки Радонир, сие тайнодействие уже начало входить в привычку. Итак, когда хитрая Мелли раздвинула ноги и подняла юбку, взору нетерпеливого, мучающегося нытьем, тяжестью и жаром в нижней части живота любовника предстали вожделенные места, скромно прикрытые белым атласом и тонкой бязью. Стройные девичьи ноги, завернутые в ткань, так ещё и перехвачены выше колен были широкими, вышитыми вязками. Такая крохотная, но всё таки месть. — Ты издеваешься? — рявкнул Дангорт — Снимай всё! Амелла дернула плечами. — Не могу, нейер светлый, — отрывисто хихикнула она, ощутив странную сухость в горле и внезапный, быстрый озноб — Мы не в спальне. А нормы приличий... говорят... И в ту же секунду раскаленные губы накрыли её усмехающийся рот. Тяжелые руки скользнули по талии вверх, грубо сдергивая книзу панталончики и чулки. Вязки их, печально скрипнув, порвались, подчиняясь жесткому, хамскому напору. Обрывки ткани, устои морали и оплоты нравственности полетели на ковер, устилающий пол, а в ничем не прикрытую теперь, слабо увлажнившуюся суть проникли почти раскаленные пальцы Дангорта. — Ааах, — тихо выдохнула Амелла, шире разводя бедра и искренне не понимая, что делает — Ааах, не на... — Ты сама хочешь, — утвердительный шепот коснулся полураскрытых губ — Течешь как потаскушка... Крепко перехватив упершиеся было в его обнаженную грудь, руки девушки, нейер крепко сжал её запястья. Положив раскрывшиеся цветами нежные ладони на полный грызущей боли член, приказал: — Ласкай его. Сожми. Крепче! Она подчинилась. Плавая в горячей смеси ароматов желаний, нагревающейся кожи и текущем патокой воздухе, потеряла разум. Расширившимися, сияющими серебром, затуманенными глазами следила она теперь за тем, что росло и твердело под прикосновениями её рук, неумелыми и жадными! Разум спал, сон сковал его надежно и надолго, тело же теперь было предоставлено самому себе. Плоть торжествовала! Жадная и безмозглая, пила она вино наслаждения громадными, безумными глотками, пьянея и начиная гореть... Не замедляя движений рук, Амелла осторожно последовала за прикосновениями руки Хозяина, тревожащими и будящими, ласковыми и одновременно жесткими. — Нравится? — прошептал он. Не прошипел, а именно ПРОШЕПТАЛ, и шепот этот рассыпался мириадами искорок и искр, наполняющими тела обоих любовников — Нравится же! Подожди... раздвинь ножки сильнее, я поласкаю тебя поглубже. Так, да. Вот так будет хорошо.