Глава 25 Как только мы переступили порог, бабуля заявила, что она ужасно-ужасно устала, и скрылась в своей комнате. Когда дверь за ней закрылась, босс потащил меня по коридору в другую комнату. Видимо, в нашу. А на мой тихий писк о том, что, раз в квартире полно пустых комнат, одну можно было выделить и мне, посмотрел так сердито, что я мгновенно замолчала. Ну что ж, значит, все-таки буду спать на ковре. И пусть его замучает совесть! Хотя можно ли рассчитывать на то, что у человека, который так бессовестно обманывает свою бабушку, та самая совесть вообще имеется в наличии? Наверное, нет. Едва войдя в комнату, предназначенную для нас, я сразу увидела огромную кровать. Да ее трудно было не увидеть. Не кровать, а футбольное поле, застеленное шикарным бельем. Еще громаднее, чем там, у Розы Георгиевны. Для чего вообще нужны такие кровати? Живое воображение охотно ответило «для чего». Изнутри поднялась жаркая волна смятения, по позвоночнику продернуло щекотным ознобом. Разумная мысль о том, что на ней можно просто спать, почему-то не пришла в мою голову. Зато сразу нарисовались такие картинки, которых ни одна инструкция по эксплуатации не предусматривает. Перед глазами возникли два страстно переплетенных тела, сердце дернулось и оборвалось в живот, вспугнув целую стаю бабочек. Я судорожно сглотнула, быстро оглядевшись, обнаружила дверь в ванную и тут же юркнула туда. Мне необходима была передышка. Собрать мысли. Или собраться с мыслями? А, неважно. Подыскать нужные слова. Уговорить босса отвести меня в другую комнату. Уговорить сердце стучать не так громко и не в животе, а там, где ему полагается стучать. Но что-то не получалось. Так, спокойно. Надо просто отвлечься. Например, рассмотреть ванную. Я огляделась. Что там босс говорил про мои вещи? Что все есть? Ну да. «Мои» вещи в этом доме и правда имелись в изрядном количестве. Во всяком случае, ванная комната была просто заставлена тюбиками, баночками-скляночками и разнокалиберными флакончиками и флаконами на любой вкус. Их было здесь столько, что хватило бы на целый гарем, если бы, к примеру, босс решил не ограничиваться одной невестой, а завести их десяток-другой. В моей настоящей ванной такого изобилия, конечно, не наблюдалось. Я продолжила осмотр достопримечательностей. В стаканчике болтались розовая зубная щетка и розовая зубная паста, на одном крючке теснились розовые полотенца с мишками, на другом висел розовый и пушистый халатик, на полу под ним притулились не менее пушистые розовые тапочки. Рядом, на полочке, лежала розовая пижама в смайлики. Хорошо хоть не пушистая. В общем, все то, чего у настоящей меня, конечно, не было и быть не могло. Розовая пижама! Подумать только… Трудно сказать, для кого мой босс готовил это любовное гнездышко: для диснеевской принцессы или для куклы Барби, но эта пушисто-розовая диверсия меня немного развеселила. Я даже стала злиться на босса чуть-чуть меньше. Ну совсем чуть-чуть меньше. Я провела в этом бело-розовом безумии еще хороших минут двадцать, прежде чем решилась выйти. Кроме так впечатлившей меня огромной кровати в нашей супружеской спальне обнаружилось не менее огромное зеркало (почти во всю стену). Без которого, кстати, я бы вполне обошлась. Но того, без чего я обойтись не могла, как раз не обнаружилось. Ковра не было! Ни мохнатого, ни лысого – никакого! Вообще. Только маленькие пушистые прикроватные коврики. Нет, это не спальня, а сплошное разочарование! В любой уважающей себя спальне должен быть ковер, а не эти мелкие недоразумения. На таких я не поместилась бы, даже если бы сдвинула их вместе и, как йог, сложилась несколько раз. Я остановилась перед зеркалом и невольно залюбовалась своим отражением. Без ложной скромности – мне ужасно шло синее платье от Маргариты Давыдовой. А с великолепным колье от Розы Георгиевны оно смотрелось еще лучше. Немного смуглая кожа приобрела какой-то сливочный оттенок, а мои глаза, обычно серые, теперь выглядели синими, как платье, и глубокими. Увлеченно рассматривая себя в зеркале, я не сразу заметила, что кое-кто делает то же самое. Руслан Эдуардович стоял позади меня и пожирал меня таким взглядом, что я мгновенно покраснела. Уж слишком этот взгляд напоминал тот, другой, перед вечеринкой. И, как тогда, перед вечеринкой, спина похолодела, а в животе сладко вспыхнуло. Я сглотнула враз пересохшим горлом и попыталась улизнуть, но не тут-то было. Руслан Эдуардович быстро шагнул вперед, поймал меня за плечи, прижал спиной к своей груди, обхватив обеими руками. Буквально впечатал в себя. Мужские руки в белоснежных рукавах рубашки перечеркивали синее платье, а между ними дерзко выглядывала грудь, туго обтянутая тонким бархатом. Почему-то эта картина, отраженная зеркалом, казалась ужасно бесстыдной и… будоражащей. И хоть мы оба были одеты, я остро, до головокружения, снова чувствовала его крепкое тело всем своим телом: икрами, бедрами, ягодицами, спиной, плечами, грудью… И два слоя ткани между ним и мной лишь усиливали ощущения, делая их умопомрачительно яркими. Под истончившейся, ставшей болезненно чувствительной кожей вспыхивали и гасли искры, сладкий колючий жар скапливался внизу живота, блаженно пульсировал, поднимаясь все выше и выше, туманил разум. О-о-ох… – Пустите, – задыхаясь, пискнула я. И дернулась, чтобы вывернуться, но где там! Он сжал меня еще сильнее. – Не пущу!.. Я бросила на него изумленный взгляд через зеркало. Это было уже как-то чересчур, даже для него. – Пока не расскажешь, почему тогда сбежала, не пущу. Вот еще! Этого я не собиралась ему рассказывать ни при каких обстоятельствах. Тем более сейчас, когда мысли кружились вместе с головой и ухватить что-то внятное было проблематично. Я мотнула головой. – Хорошо, – легко согласился он, – значит, так и будем стоять. Так и будем стоять? Не могу сказать, что меня это очень пугало. Обниматься с ним было безумно приятно. И вдыхать его запах – запах чистой кожи и дорогого парфюма, обволакивающий шлейфом со всех сторон, – было тоже приятно… Настолько приятно, что шумело в ушах и по телу растекалась блаженная слабость… Он чуть наклонился и коснулся губами уха, скользнул по нему легко-легко, словно бабочка крылом задела. Я тяжело задышала, каждый волосок на моем теле мгновенно встал дыбом. Что он творит? – Ну что, расскажешь? И снова легкое касание губ, их скольжение вниз, по шее, и поцелуй в том чувствительном местечке, где шея переходит в плечо, туда, где колье… – Итак, почему ты от меня сбежала? Слова пробились сквозь пьяный дурман, иголками воткнулись в мозг, дошли до моментально очнувшегося сознания. Я от него?! А он ничего не перепутал? Разом вспомнилось все случившееся в тот вечер, и от нахлынувшей обиды томную негу как ветром сдуло. – Это не я сбежала, – вдруг выпалила я, хотя вовсе не собиралась ничего такого с ним обсуждать. – Это вы сбежали вместе со своей Кариной. Не успела я отвернуться, а вы с ней уже любезничали в темном закутке. И она говорила, что вы к ней все равно вернетесь, а я – это несерьезно! Прозвучало ужасно, ужасно ревниво. Мне от всей души захотелось сделать как-нибудь так, чтобы мои дурацкие слова вернулись обратно и Руслан Эдуардович их не слышал. Чтобы думал, что мне все равно, абсолютно все равно, чем там они занимались со своей Кариной и чем собираются заниматься дальше. Но не получилось, я чувствовала, как предательски щиплет в носу, а глаза становятся мокрыми. – И только? Из-за этого? – ошарашенно спросил босс. А потом улыбнулся своей медленной ленивой улыбкой. Кажется, мой рассказ поднял ему настроение. – Не только! – сердито отозвалась я, но голос предательски дрогнул. – Когда я вернулась в зал, вас там не было. Обоих! Долго не было – видно, все никак не могли наговориться со своей Кариной. – Меня не было, – жарко выдохнул он, касаясь губами уха, – потому что я, как идиот, носился по всему дому и искал, куда ты делась. Думал, сидишь где-то, рыдаешь над испорченным платьем и боишься показаться на глаза. А пока я тебя искал, ты и правда сбежала. Он развернул меня к себе, обнял, запустил ладонь в волосы на затылке. Я поняла, что опять таю от его шепота, от горячего дыхания, скользящего по шее, от крепких объятий. Нет уж. Так не пойдет. Я хочу выяснить все раз и навсегда. И нечего тут применять запрещенные приемчики! Я завозилась и опять предприняла попытку выскользнуть. – Зачем вы вообще все это устроили? Не думаю, что Розе Георгиевне так важно, чтобы у вас была невеста. То есть она, конечно, тепло меня приняла и все такое, но она далеко не из тех бабушек, что трясутся над внуками и постоянно лезут в их дела. Она демократичная. Он помолчал и наконец разжал объятия, взял мои руки в свои, провел большим пальцем по камешку кольца и тихо сказал: – А может, это мне позарез надо было, чтобы у меня была невеста, такая, как ты. И я хочу, чтобы ты осталась в этом доме, чтобы через месяц мы отправились в Дворец бракосочетаний. И чтобы ты больше никогда не снимала это кольцо. Я стояла и пыталась уложить в голове эту информацию. Но она что-то никак не укладывалась. – А зачем тогда… все это? С бабушкой. Сразу бы так и сказали. – Ну да. И ты убежала бы с круглыми от ужаса глазами. У тебя субординация была, что называется, прошита в заводских настройках. Ты меня воспринимала как источник заданий и указаний. И никак иначе. Сколько ни пытался… – А вы пытались? – недоверчиво перебила я. Он застонал сквозь смех, сгреб меня в охапку и уткнулся в макушку: – Тысячу раз! И все мимо. Нужно же мне было с этим что-то делать. Пришлось импровизировать. Хватка ослабла, и теперь его рука мягко поглаживала по спине, отчего мысли путались и расползались в разные стороны. – То есть я была права! – пробормотала я, из последних сил стараясь сосредоточиться. – И Роза Георгиевна… – …слава богу, здорова. И ты ей очень нравишься. Горячая ладонь нырнула под волосы и плавно поехала по краю выреза, кончиками подрагивающих пальцев слегка касаясь кожи. Кровь бросилась в голову и застучала в висках, стало трудно дышать. И думать. Думать вообще не хотелось. А вот услышать, как босс там пытался мне строить глазки на работе, хотелось. Наверное… – А как же собеседования… С девушками на роль невесты… – Ну… я немного слукавил. – Что значит – слукавили? – Обратился в агентство, сказал, что нам для рекламного ролика нужна актриса на роль… ну девушки легкого поведения… И попросил, чтобы приходили сразу в образе. Я был уверен: ты не допустишь, чтобы бабушкино сердце оказалось разбито. – Да вы негодяй и манипулятор! А как вы… – Ну вот опять! – перебил он. – Не вы, а ты. И хватит болтать. Я соскучился. И действительно… Потом все спрошу, потом… Я запрокинула голову и зажмурилась, обмирая в предвкушении поцелуя, чувствуя, как его лицо склоняется надо мной, как смешивается с моим его дыхание. Ожидание сводило с ума, заставляя прижиматься сильнее и тянуться, тянуться вверх… Это был странный поцелуй. Невинный, сомкнутыми теплыми губами, словно босс целовался в первый раз и понятия не имел, как надо. А уж кто-кто, а босс умел целоваться. Еще как умел! На конкурсе поцелуев точно получил бы главный приз! Его рот на мгновение оторвался от моих губ, оставив привкус недоумения, и вновь прижался, неумело и скромно. Вот провокатор! Воспоминания о других поцелуях – жарких, бесстыдных, сводящих с ума, таких, как те, перед вечеринкой, которую мы едва не пропустили, – нахлынули огненной лавой, будоража и заводя. Я сглотнула, обвила шею босса обеими руками, буквально впечатавшись в крепкое мускулистое тело, и жадно поцеловала упрямый упругий рот, скользнув языком по нижней полной губе. Он с шумом втянул в себя воздух, а я уже целовала его куда попало: в губы, в подбородок, в гладкую щеку, безумно вкусно пахнущую мужскими штучками для бритья, в уголок рта и снова в щеку – черт, как же мне нравятся его щеки! – куда-то под глаз, в шею… От собственной смелости я так завелась, что искры летели. Я даже укусила его за мочку уха, вырвав хриплый стон. Его руки гуляли по моему телу, мяли сквозь платье, сжимали, все ближе подбираясь к груди. Господи… Эти ласки прямо через одежду. Они были самыми порочными в моей жизни. Они доводили до безумия. До исступления. До сладкой тянущей боли внутри, почти невыносимой. Я оторвалась от его губ и снова поцеловала. Требовательно, по-хозяйски, как целует мужчина. Наконец, он не выдержал и, стиснув меня в стальном капкане чуть подрагивающих рук, впился в мой рот. О-о-о… Что это был за поцелуй… Упоительно приятный, бесстыдный, дерзкий, глубокий, грешный… Воздух стал тягучим и жарким, а потом и вовсе закончился. Да и пусть. Кому он нужен, этот воздух, когда мужские горячие губы и руки творят что-то невообразимое, невозможное, отчего плавятся кости, кровь в венах несется как жидкая лава и внутри дрожит яростный колючий жар, лишающий разума. Он оторвался от моих губ, рывком развернул меня лицом к зеркалу и встал сзади, продолжая ласкать. О боже… Та девушка, в зеркале… растрепанная, возбужденная, с пьяными дикими глазами в пол-лица, с бордовым влажным ртом… Она не могла быть мной. Однако была. Теперь я не только чувствовала, но и видела, что он делает с ней, зазеркальной… со мной. Это было настолько… неприлично, но вместе с тем вдесятеро усиливало ощущения, доводя их до грани возможного, до пика, почти до потери сознания. Я видела его горящий взгляд из Зазеркалья, видела там руки, блуждающие по синему бархату платья, и чувствовала их на своем теле, по-хозяйски ласкающие везде, где им хотелось. Будто он имел полное право меня так трогать. И мне это нравилось. Ой, как нравилось. Я горела в его руках, металась, не в силах терпеть сладостную пытку, молила о чем-то то ли вслух, то ли про себя. Все смешалось в горячем тумане, мир качался как ненормальный, лишая опоры. Остались только он и я и та пара в Зазеркалье. И всех нас словно затягивало в пылающую глубину жерла вулкана… И вдруг оказалось, что нельзя больше ждать, и терпеть невозможно, и надо быстрее, и вместе, иначе никак нельзя, иначе не выжить. И спастись можно только вдвоем, слившись, сплавившись, впитавшись друг в друга. И холодная гладь зеркала под ладонями, и полыхающий мир вокруг, и колючий сладкий пожар внутри, и искры перед глазами. Быстрее, еще быстрее, вниз, вверх, все равно… И ослепительный взрыв, потрясший до основания, и сладкие отголоски пережитого, судорогами расходящиеся по телу. И сладкая истома, захлестнувшая с головой… * * * Я отлепила руки от зеркала, разогнулась и выпрямилась, с трудом удерживаясь на трясущихся ногах. На зеркальной чистой поверхности, словно следы грехопадения, остались отпечатки моих ладоней. Я посмотрела на свое отражение. И колье, и платье по-прежнему были на мне, даже не помялись. Стянутые до коленок трусики моментально вогнали в краску. Когда они успели слететь, я не помнила. И спрашивать не стала. Я поспешно наклонилась, чтобы их вернуть на место, сзади раздалось: – Не стоит, лучше вообще снять. Мы еще не закончили… Надо повторить. От обещания в хрипловатом голосе по коже пробежала волна жара, внутри сладко екнуло. Как, опять? Я приподняла голову и бросила быстрый взгляд в зеркало. Босс, совершенно одетый, стоял сзади, по лицу расплывалась блаженная улыбка. И вообще, вид у него был как у кота, вдоволь налакавшегося сливок. Но, судя по сказанному, этот кот собирался продолжать банкет. Кажется, я связалась с сексуальным маньяком! И он дурно на меня влияет. Потому что я была совсем не против. Может, я тоже маньяк?