Никто носа не высунет в этакую непогоду, кому охота насквозь промокнуть и замерзнуть ради сигареты. Никто не увидит ее и не услышит, хотя лишь стенка отделяет ее от сотен танцующих, смеющихся людей внутри. Никто понятия не имеет, что здесь происходит. Новый приступ тошноты, Карен пытается повернуть голову, чтобы не захлебнуться рвотой. И опять слышит громкую музыку, когда отворяется другая дверь. На сей раз у нее за спиной, дальше по левому борту. Она пытается закричать, но опаздывает — все опять стихает, дверь закрылась. Мне не выбраться, думает она и смотрит на женщину. Энн Кросби убьет и меня. В следующую секунду слышится звук приближающихся шагов, и женщина опять отступает к стене. Они уже не одни. Волна благодарности пронизывает Карен; кто-то вышел на палубу, поможет ей. Потом голос, такой знакомый, что ее накрывает страх, кровь бросается в голову. Голос Сигрид за спиной. — Карен, это ты? Ты что, не слышишь, что они объяви… Она резко умолкает, и Карен понимает: Сигрид подошла совсем близко и сообразила, что здесь что-то не так. — Сигрид, не подходи, — пытается крикнуть она, но сил нет, голос слаб, его уносит ветер. Она пытается еще раз. Отчаянно прижимает ладонь к сломанным ребрам и кричит: — Беги за помощью. Беги отсюда, Сигрид! Но Сигрид не уходит. Идет дальше, теперь Карен видит ее. — Господи, Карен, что случилось? — Сигрид, уходи, приведи кого-нибудь. Она опасна. Последнее она показывает мимикой, отчаянно пытается указать взглядом на женщину, отступившую в темноту. Сигрид пока не видит ее. Сигрид прослеживает ее взгляд, глядит в ту сторону. Карен видит, как она вздрагивает и, чтобы не упасть, хватается за поручень. И бессильно смотрит, как Сигрид, вместо того чтобы бежать за помощью, медленно делает несколько шагов к женщине. Энн Кросби стоит, словно окаменев, опустив отяжелевшие руки. Длинные черные волосы Сигрид развеваются на ветру, вуалью падают на лицо. Обеими руками она отбрасывает их, останавливается в нескольких метрах от Энн Кросби. На секунду-другую обе замирают, глядя друг на друга. И только теперь Карен понимает, что думает Сигрид. Теперь, когда волосы этой прежде элегантной женщины висят патлами, когда слабый свет фонарей не позволяет разглядеть отличие этой женщины от Сюзанны Смеед. Это не она! — хочет крикнуть Карен. Она просто с виду такая же. Уходи, эта женщина убила твою маму. Ее зовут Энн Кросби, она твоя тетка. Но с губ не слетает ни звука. Она собиралась рассказать Сигрид, что у нее есть тетка. При случае, во Франции. Думала, что Сигрид, наверно, обрадуется. Что, наверно, это поможет и ей, и Энн, когда Сюзанны нет в живых. Сейчас ей хочется только крикнуть Сигрид, чтобы она уходила. Но тело не слушается, воздуха не хватает. Боль слишком сильна. И в это мгновение, которое застывает, обернувшись вечностью, Карен видит, как лицо Сигрид преображается. Видит, как чувства беспощадно захлестывают ее. Как сомнение на миг сменяется радостью, а потом возвращается реальность. Реальность, которую невозможно осмыслить. Карен не слышит, только видит, как губы Сигрид шевелятся и произносят одно-единственное слово: — Мама? Что-то в ней рвется, ломается. Она хочет вскочить, обнять Сигрид, защитить ее от этой встряски. Сказать, что это просто страшный сон. Но ей удается только, собрав последние силы, перебороть боль и крикнуть, как можно громче: — Это не она, Сигрид! Это не твоя мама! И наверно, Сигрид слышит… или нет. Может, ей все равно, что хочет сказать Карен, может, она ей не верит. Карен видит, как женщина переводит взгляд с нее на Сигрид и обратно, словно тоже пытается понять, и мало-помалу при взгляде на Карен в ней вновь оживает отступившая было злоба. Быстрыми шагами она подходит к Сигрид, обнимает оцепеневшую девушку. Крепко держит ее, неотрывно, с ненавистью глядя на Карен. И еще прежде чем женщина открывает рот, Карен осознает, как ошибалась. — Да, Карен, — говорит женщина, — я ее мать. Этого ты не изменишь. Мысли кружат, не находя опоры. Мертвое тело Сюзанны Смеед на полу кухни. По-прежнему столь знакомые черты страшно разбитого лица. Распахнутый халат, силиконовая грудь, ухоженные руки, блестящие пряди волос, не испачканных кровью. Все это Карен тогда четко отметила. Кое-чему удивилась, но приняла, не сомневаясь в увиденном. Она помнила печаль Кнута Брудаля, оттого что ему пришлось вскрывать тело женщины, которую он знал и с которой когда-то близко общался. Результаты анализа ДНК, подтвердившие то, что он и остальные уже знали. Убитая — Сюзанна Смеед. Все усилия были направлены на поиски преступника. Личность жертвы ни у кого сомнений не вызывала. И пока правда медленно укрепляется в сознании, Карен слышит, как женщина, которая вовсе не Энн Кросби, говорит: — Мне очень жаль, Сигрид. Я не хотела, чтобы ты узнала. Ты должна была верить, что я умерла. Сигрид издает звук, похожий одновременно на всхлип и на вой. Высвобождается, неловко отступает назад. Оскальзывается, но сохраняет равновесие. — Что ты наделала? — кричит она. — Кто же тогда убит? Сюзанна Смеед искренне удивлена, склоняет голову набок, с огорченным видом смотрит на дочь, словно толком не понимает вопроса. — Моя сестра, конечно. Глаза Сигрид расширяются от ужаса. У ее матери нет сестры. Ведь нет? — Я тоже о ней не знала. И сперва обрадовалась. Пока не поняла, до чего все это неправильно. Мне пришлось убить ее. Ты не должна была узнать, разве только через много лет, после моей смерти. Не сейчас. Почему ты здесь? Что ты здесь делаешь вместе с ней? Взгляд мечется между Сигрид и Карен, в нем смесь ненависти и смятения; появление Сигрид спутало все планы. С ужасом Карен понимает, что отчаяние может толкнуть Сюзанну на все что угодно, убить одну Карен будет уже недостаточно. Но настолько ли Сюзанна безумна, чтобы убить родную дочь? Сигрид смотрит на эту женщину. На лицо, запечатленное в ее памяти. На свою мать, которую любила и ненавидела. Видит безумие, которое, вероятно, угадывала под поверхностью и которое пугало ее куда сильнее, чем она смела признаться даже себе самой. — Зачем? Девушка говорит так тихо, что ветер уносит вопрос. Но Сюзанна читает его в ее глазах. — Неужели непонятно? Она получила все, что было бы моим. Украла всю мою жизнь. Я все объяснила в письме, Сигрид. Ты бы получила его спустя много лет, после моей смерти. Оно лежит в доме Энн, в Швеции, я жила там после ее смерти. Теперь это моя жизнь. В следующий миг Сюзанна делает несколько быстрых шагов к Карен. Наклоняется к ней и кричит: — А ты, чертова шлюха, не получишь ничего моего! Сигрид — моя дочь, а не твоя. Запомни! Ее взгляд полон ненависти, когда она с размаху наносит резкий удар ладонью. От этой пощечины Карен снова бьется затылком о железный борт, а Сюзанна снова оборачивается к Сигрид: — Я всегда буду твоей мамой. Этого у меня никто не отнимет! Карен едва замечает яркий конус света, который вдруг накрывает их. Едва слышит судовой гудок и топот бегущих ног. Поле зрения сужается, и все звуки разом отступают далеко-далеко. Будто под стеклянным колпаком, она отмечает, как Сюзанна, заслонив глаза рукой, смотрит на прожектор вертолета, потом переводит взгляд на Сигрид и медленно качает головой. Лицо у нее совершенно опустошенное. Без всякой надежды на лучшую жизнь. Без жизни вообще. Сейчас все решится, думает Карен. Сейчас она сделает последний выбор. Обеими руками Сюзанна Смеед хватается за поручень, влезает на него, Карен видит, как Сигрид бросается к ней, хочет остановить. Видит свою собственную руку, протянутую в отчаянной попытке удержать девушку. С ужасом думает, что Сюзанна утащит Сигрид за собой. Пальцы Карен уцепились за свитер Сигрид, резкая боль пронзает ее, когда девушка тянет ее за собой. И силы, неведомо для нее таившиеся в глубинах ее существа, под толстыми слоями отчаяния, не дают ее руке разжаться. Знают, что она удерживает саму жизнь. Пальцы крепко цепляются за надежду, за исцеление и примирение. За Сигрид. За Джона. За Матиса. За ребенка, которого нельзя потерять. Ветер налетает на женщину, которая теперь сидит, перекинув одну ногу через поручень. Она шатается, но по-прежнему крепко держится за белые железные перила. — Прочти письмо, Сигрид! — кричит она. — Ты поймешь! Она разжимает руки, отпускает поручень. И где-то в дальней дали Карен слышит, как Сигрид кричит от отчаяния, когда ее мать падает и исчезает в черноте. 88 Такое ощущение, будто кто-то стоит возле выключателя и то зажигает свет, то гасит. Неумолимые вспышки то выталкивают ее в реальность, то милосердно позволяют отвлечься от происходящего. Резкий свет, когда санитары кладут ее на носилки, потом укол — и волна боли медленно отступает. Свистящий рев лопастей вертолета, затягивающиеся ремни — и опять тьма. Легкие покачивания, успокаивающие голоса на чужом языке, незнакомые голоса, которые говорят, что нельзя спать. — Нельзя спать, дорогая. Марике? — думает Карен. Но она ведь не может быть здесь?