Йоханнисен поворачивает к нему монитор и поворачивается сам вместе с креслом. — Во всяком случае, она значится в списке пассажиров. Карл смотрит на алфавитный файл. Эгерман, Ян Эгерман, Шарлотта Эдмунд, Тимоти Эйкен Хорнби, Карен Он хмурит брови. И прежде чем мысль успевает оформиться, инстинктивно хватается за мышь и прокручивает файл. Затаив дыхание, скользит взглядом по именам и фамилиям пассажиров. Карлссон, Мария Карлссон, Гуннар Класи, Ян Кроуфорд, Дэвид Линдвалль, Уильям Со вздохом облегчения он выпускает воздух. — Энн Кросби, по крайней мере, среди пассажиров не значится. Йоханнисен прав; тут наверняка есть связь, как и считала Карен, но, пожалуй, созвониться с ней можно и завтра утром. Наверняка она сейчас спит, думает он. Отключила звук мобильника, раз она теперь в отпуске. Карл Бьёркен чувствует, как пульс успокаивается, уровень адреналина падает, и собирается встать. И в ту же секунду он слышит за спиной голос Эвальда Йоханнисена: — Ах ты, черт. 85 С некоторым трудом Карен открывает дверь на кормовую палубу. Ветер усилился, воздух сырой от близкого дождя. Должно быть, вот-вот грянет буря, но она успеет быстренько курнуть, пока хляби небесные не разверзлись. Два пластиковых стула валяются опрокинутые возле круглого столика, несколько пластиковых стаканчиков катаются туда-сюда по палубе, людей не видно. Наверно, она единственная, у кого потребность в успокоительной затяжке достаточно велика, чтобы выйти на сырой холодище, или, может, народ курит где-нибудь еще. Наверняка ведь есть местечко получше. По левому борту, под навесом, она замечает несколько больших рундуков для хранения спасательных жилетов. Всего полсигаретки, думает она, и пойду спать. Держась на почтительном расстоянии от бортовых перил, она направляется к рундукам и чувствует, как порыв ветра толкает ее в спину. Останавливается лицом к стене, уже закоченевшими пальцами достает сигареты и зажигалку. Палец скользит, закурить удается только с четвертой попытки. Зажмурив глаза, она делает затяжку. Надо ее остановить, думает она и опять представляет себе лицо матери, когда та подходит к дому и сталкивается с Лео Фриисом. В худшем случае пьяным и обкуренным. Карен до сих пор не уверена, почему ее мать решила уехать — потому ли, что она, Карен, вернулась в родное гнездо, или же Элинор Эйкен просто-напросто получила возможность расстаться со старым домом. Целый год она прожила вместе с дочерью и в конце концов пришла к выводу, что Карен вполне справится. Целый год, на удивление бесконфликтный, пожалуй, оттого что Карен очень быстро перебралась в садовый домик. Две вдовы в одном доме все-таки чересчур. Сама Элинор утверждала, что они с отцом Карен всегда мечтали, выйдя на пенсию, переехать в края потеплее. И теперь она, хоть и в одиночку, претворяет мечту в жизнь, только и всего. “И я знаю, что дом в надежных руках”, — добавила она. Н-да, вряд ли она будет в этом уверена, если я завтра утром ее не перехвачу, думает Карен. На сон времени остается немного, думает она, чувствуя, как зевота терзает челюсти. В тот же миг ее осеняет, что из-за волнений с матерью она напрочь кое-что забыла. На мобильнике есть еще одно голосовое сообщение. Вероятно, просто извинение дежурного за ошибочный звонок, но проверить все равно надо. Секунду она прикидывает, не прослушать ли его прямо сейчас, но решает сперва докурить и вернуться внутрь. Поворачивает голову, смотрит на свет из окон впереди, меж тем как усталость становится совершенно невыносимой. Еще одна глубокая затяжка, и она выбрасывает сигарету. Огонек гаснет, как только окурок падает на палубу. И в тот же миг — толчок в спину. С огромной силой ее швыряет вперед, головой в перила. 86 Карл Бьёркен замечает это в ту же секунду, когда слышит чертыханье Эвальда Йоханнисена. Энн Кросби в списке пассажиров действительно нет. Но в верхней части экрана виднеются последние имена на букву “б”. Босса, Рююд Босса, Марианна Бринкманн, Диса Бук, Андерс Секунду-другую оба молчат. — Какого черта… — начинает Эвальд Йоханнисен, но Карл Бьёркен уже вскочил, стоит у своего стола, с телефонной трубкой в руке. Переглянувшись, оба кивают. И не говоря ни слова, берутся за дело. Двадцать минут спустя Карл Бьёркен констатирует, что никогда в жизни не чувствовал себя настолько беспомощным. Во всяком случае, с тех пор как Ингрид родила близнецов. Они с Йоханнисеном сделали все возможное. Не сговариваясь, позвонили куда надо, отметили, что сделал каждый, потом предприняли дальнейшие шаги. Сообща составили список всех возможных и невозможных мер. Известили дежурного, который объявил общую тревогу. Связались с шефом вертолетного подразделения береговой охраны во Фрамнесе, который сообщил, что погода нелетная. Вертолетный патруль полиции доложил о том же. Там, где сейчас находится паром, ветер, конечно, сильный, но проблема не в этом. Над восточным побережьем Доггерланда ветер достиг ураганной силы, и видимость слишком плохая, чтобы вертолету разрешили взлет. Они поговорили с ответственным лицом из службы охраны пароходства, тот обещал, что немедля известит капитана и опять свяжется с ними. Получили подтверждение, что женщина, которую согласно паспорту зовут Диса Бринкманн, купила билет на рейсы из Эсбьерга в Дункер и обратно и что сейчас паром как раз на границе между доггерландским и датским фарватером. Они разбудили Вигго Хёугена, который в порядке исключения выслушал все без возражений и обещал незамедлительно снестись с датской полицией. Информировали Юнаса Смееда, который уже едет в управление. Теперь вся надежда, что датская береговая охрана сможет выслать вертолет. Или персонал на борту разыщет Карен. Судно большое, мрачно думает Карл. Закрыв лицо руками, он пытается размышлять. Неужели вправду больше ничего сделать нельзя? В ту же секунду Йоханнисен опять чертыхается: — Карл, иди сюда, черт побери. Карл Бьёркен, не вставая с кресла, подъезжает к столу коллеги и видит, как тот толстым пальцем тычет в список пассажиров на экране. — Глянь, — говорит он. — На этом чертовом пароме ну просто кого только нет. Интересно, что скажет Юнас, узнав, что его дочка тоже там. 87 Первое, что она чувствует, это холод. Ледяной промозглый холод, который говорит, что она жива. Потом в черноту пробивается лучик света, и боль в голове становится нестерпимой. Карен не понимает, почему она на полу, в темноте и холоде, полулежит, уткнувшись головой и плечами в холодную как лед стену. Должно быть, я на улице, думает она, с удивлением обнаружив, что в лицо хлещет дождь. Вокруг бушующий ветер и какой-то ритмичный тяжелый гул. В следующий миг память возвращается. Она инстинктивно делает попытку встать и слышит крик. По-прежнему в полубессознательном состоянии, она с удивлением понимает, что кричит сама, что крик поднимается из глубин ее существа и улетает с ветром. Взгляд беспомощно блуждает в тусклом свете палубных фонарей и неверном отсвете из окон, замирает в метре от нее. И только теперь она видит: левая нога, неестественно вывернутая, лежит на палубе между нею и перилами. Встать она не может. В ту же секунду она видит перед собой какую-то женщину. — Пожалуйста, помогите мне… Карен обрывает фразу. На сей раз понимание настолько отчетливо, что дурнота мгновенно отступает. Женщина, которая, тяжело дыша от напряжения, стоит сейчас возле стены и смотрит на Карен, вовсе не думает ей помочь. Она собирается с силами, чтобы закончить начатое. И сквозь струи дождя, в тусклом свете фонаря над рундуками, Карен ее узнает. Это же она, женщина с дорогой сумочкой, искавшая зеркальце, чтобы подкрасить губы, женщина, которая разглядывала игровой автомат. Она выпрямляется, и во взгляде у нее столько ненависти, что у Карен перехватывает дыхание. Бледное лицо чем-то хорошо знакомо, дорогая стрижка мокрыми лохмами облепила лоб и щеки. Что-то здесь не так, нет, не может быть. Догадка медленно вгрызается в сознание Карен и ищет опоры. И она не знает, говорит ли вслух или только думает: — Вы же точь-в-точь… Женщина делает первый шаг к ней, и Карен кричит. Крик тонет в ровном гуле двигателей парома и грозном шуме ветра в снастях и спасательных шлюпках. В ужасе Карен машет руками, пытается защититься, вслепую бессильно лупит по той, что нависает над ней. Отбивается, хочет закричать, когда женщина хватает ее за плечи и пробует поднять на ноги. На сей раз боль до того неистовая, что ее выворачивает наизнанку. Каждый судорожный приступ отдается в груди жуткой болью, и что-то в ней словно отделяется. Безучастно, будто со стороны, Карен делает вывод, что по крайней мере несколько ребер справа сломаны. Женщина инстинктивно отпускает ее, пятится назад. Сначала с удивлением, потом с отвращением смотрит на рвоту, медленно стекающую с отворотов жакета. Далеко позади слышится, как открылась дверь, шум голосов и музыка вдруг становятся громче, потом дверь опять закрывается.