— Знаю, — спокойно отвечает Карл. — Но ты говорила со Смеедом наедине, только ты можешь решить, твердое у него алиби на воскресное утро или нет. А ты вроде как сомневаешься, насколько я понимаю. — Если б я могла не сомневаться. Поверь, я вовсе не горела желанием попасть в такую ситуацию. — Значит, ты не претендуешь на должность начальника уголовного розыска? Признайся, все-таки в глубине души ты бы не прочь, Эйкен. Она без улыбки смотрит ему в глаза. — Не таким способом. Либо Юнас вернется и устроит мне веселенькую жизнь, либо не вернется, но тогда мне все равно вряд ли светит постоянное назначение на эту должность. — Почему? Потому что транжиришь деньги на дорогущие кофеварки? — Потому что в таком случае получится, что я содействовала осуждению Юнаса Смееда за убийство. И потому что Смееды влиятельны даже в высших полицейских кругах. Ты разве не знаешь, дядя Юнаса женат на сестре Хёугена? — Вот, значит, почему он стал нашим начальником, да? — Нет, не только. Юнас — хороший полицейский. Самодовольный, неприятный, но чертовски хитрый, ты же знаешь. И парням он по нраву. Йоханнисен башмаки ему вылижет по первому слову. — О’кей, но в чем загвоздка с его алиби? Что не так? Давай еще раз сверим по минутам. — Я проверила в гостинице, где ночевал Юнас, там подтвердили, что он покинул номер самое раннее в пять минут десятого. Уборщица тогда по-прежнему видела на двери табличку “Не беспокоить”. — Карен отпивает глоток пива. — Его машина была запаркована возле ратуши, и он мог дойти туда максимум за шесть-семь минут. Тогда у него есть сорок пять минут, чтобы доехать до Лангевика и убить Сюзанну. По словам Брудаля, ее могли убить самое позднее в десять, хотя, скорее всего, это случилось раньше. Ты сам слышал, что точнее время указать невозможно. У меня самой дорога из Дункера в Лангевик занимала иной раз чуть меньше получаса. Обычно же — сорок минут. — Стало быть, десять минут. Загвоздка в них. — Угу. — Что говорит Хёуген? — Он раздосадован, но прокурор Веген, к счастью, женщина умная. Она понимает, что мы не можем исключить Смееда, пока эта загвоздка не разъяснится. — А сам Юнас что говорит? — Что вышел из гостиницы в половине десятого и сразу пошел домой. В гостинице никто не видел, как он уходил, и это вполне возможно. Портье не сидел на месте как приклеенный. — Ну а как насчет до девяти, об этом ты думала? Согласно Брудалю, убийство могло произойти уже около восьми. Юнас мог покинуть гостиницу раньше и успеть в Лангевик и обратно. Раз так легко прошмыгнуть мимо портье, это вполне возможно. Ты говорила с той особой, с которой он был в гостинице? Карен — в этот миг она подносит к губам стакан — разом цепенеет, пиво выплескивается на руку. Она отчаянно старается замаскировать все это кашлем. Карл, вскинув брови, смотрит на нее с недоверием. А секундой позже она видит, что он догадался. — Не может быть, — говорит он. — Черт, не может быть. — Что ты имеешь в виду? — Она ставит стакан на стол, однако в глаза Карлу не смотрит. Голос ровный, но щеки горят, и она знает, он все видит. Карл раскусил ее за долю секунды. Тоже хитрый полицейский, думает она. Он молча смотрит на нее, и она напрягается, готовая к шквалу сарказмов. Сплетничать он не станет, в отделе не узнают, но достаточно и того, что Карл теперь в курсе. Карен Эйкен Хорнби переспала с шефом. На признании он не настаивает, знает, что допытываться, прав ли он, незачем. Только коротко спрашивает: — В котором часу ты ушла из “Взморья”? — В двадцать минут восьмого, — тихо отвечает она. — Ладно, тогда этой версии каюк, — сухо роняет Карл. — Еще пива? Я, во всяком случае, закажу. Он подзывает официантку, заказывает еще два пива, потому что Карен в ответ вяло кивает. — Н-да. — Он опять оборачивается к Карен. — Боишься? — Угадай. — Я не собираюсь спрашивать, как оно было. Полагаю, ты не слишком отчетливо помнишь. — Устричный… — Она тщетно пытается улыбнуться. — Ты ведь не скажешь. — Ну конечно же, я двину прямиком к Хёугену и все ему выложу. А потом позвоню Юнасу и спрошу, какова ты в постели. Хорошо же ты обо мне думаешь! — Спасибо. Прости. Новая попытка улыбнуться, щека дергается. Она благодарно смотрит на стакан пива, который официантка ставит перед ней на стол. Оба молча пьют, потом Карл говорит: — Н-да, если бы мне платили пять марок за каждый паршивый секс, я бы разбогател. Но, если серьезно, Эйкен, ты и Смеед… я бы никогда не поверил. Хорошенькое воскресное похмелье, а? — В тот же миг он смекает кое-что еще. — И как раз тогда звонит Хёуген, сообщает, что жена Смееда убита. — Бывшая жена, — поправляет Карен. Карл Бьёркен наклоняется вперед, в кривой усмешке сквозит легкое злорадство: — Понятно. Вот почему ты хотела сама допросить его. А я-то, дурак, поверил, сказал Йоханнисену: “Это из уважения к Юнасу”. Карен молча смотрит в стол. — Да, Эйкен, попала ты. И поделом. Уже почти три, когда они возвращаются в управление. Карен изо всех сил старается заглушить стыд, снова тщательно изучает письменные отчеты, поступившие в течение дня. Ответы из разных стран касательно возможных судимостей пассажиров круизного судна. К тем, о ком ранее сообщили, что они имеют отсидки, добавился лишь еще один. Итальянец, который неоднократно занимался эксгибиционизмом на школьных дворах и игровых площадках. Последний раз его на восемь месяцев упрятали в психушку, после чего он вернулся к жене и детям на виллу под Палермо. Сейчас он, правда, страдает тяжелым ревматизмом и временами передвигается в инвалидном кресле, отметил Корнелис Лоотс. Несколько часов спустя Карен бросает взгляд на часы — через шесть минут надо начинать вечернее совещание. В полном унынии она встает, идет к кофеварке. И пока наблюдает, как черный кофе льется в кружку, в голове вертится какая-то мысль. Она пытается поймать ее, но безуспешно. Смутно чувствует, что слышала или видела что-то, но не обратила внимания. Что-то, возможно, важное. 41 — В общем, среди входящих и исходящих звонков повторяются всего пять номеров. Прямой номер Гуниллы Муэн, прямой номер шефа отдела кадров, коммутатор “Сульгордена”, мобильник Юнаса Смееда и мобильник Сигрид Смеед. Само собой, несколько звонков разным продавцам и поставщикам. Кроме того, один звонок с авторизованного шведского номера и три по карточке с неавторизованного номера. Большими веснушчатыми руками Корнелис Лоотс еще раз перелистывает сколотые листы распечатки звонков с и на рабочий мобильник Сюзанны Смеед за последние шесть месяцев. Когда несколько часов назад поступила эта информация, даже Карл Бьёркен не мог не признать, что на сей раз “АО Тел” проявила необычайную оперативность. Корнелис Лоотс кладет бумаги на стол, смотрит на коллег, которые с надеждой глядят на него, и медленно, словно наслаждаясь, что в кои-то веки оказался в центре внимания, добавляет: — А карточка эта была продана в Швеции. Точнее, в Мальмё. — Угу. Дисе Бринкманн, спорим на десять марок. — Карл со вздохом откидывается на спинку стула. Карен придвинула к себе распечатку Корнелиса. Листает свои записи, находит искомое и качает головой: — Нет, это не мобильник Дисы Бринкманн. А вот авторизованный номер принадлежит ей. Выходит, она все-таки связалась с Сюзанной. Двадцать первого июня они проговорили почти час. — А кто же тогда второй звонивший? Который тоже живет в Мальмё, с этим-то как быть? Нет, я думаю, по карточке тоже звонила Бринкманн. — Сюзанна не могла пользоваться рабочим телефоном в личных целях, значит, по логике вещей, у нее был и личный мобильник, — говорит Астрид Нильсен. — Вот в нем-то наверняка и находится все, что может представлять для нас интерес. — Да, это был не просто алиби-мобильник, — кивает Карл. Карен смотрит на него, вскинув брови: – “Алиби-мобильник”? — Ну да, показной, для начальства. Необязательно же использовать его для чего-то другого, кроме поисков порнушки и шантажа. — У тебя тоже есть такой? В смысле, показной. — На фига? Я всегда на службе, — смеется Карл. — А за немногие частные звонки пусть платит государство. — У меня, по крайней мере, есть личный мобильник, и я им пользуюсь, — говорит Астрид. — У нас семейный абонемент на несколько номеров. Конечно, со вздохом думает Карен. Семейка Пчелки всегда делает правильный выбор: пробежки, здоровое питание и семейный абонемент. Небось и в церковь ходят. Одновременно она отмечает, что Астрид необычно бледна. Прядка волос выбилась из хвоста, усталым жестом она отводит ее со лба. — Во всяком случае, на рабочий мобильник Сюзанны было в общей сложности три входящих звонка по карточке, — терпеливо продолжает Корнелис Лоотс. — Два в конце июня, первый разговор длился почти полчаса, а второй — всего две минуты. Потом почти три месяца ничего и — входящий звонок с того же авторизованного номера, но он, похоже, прошел прямо на ответчик. — Корнелис делает многозначительную паузу и продолжает: — Этот звонок поступил двадцать седьмого сентября в десять пятнадцать. — Двадцать седьмого? Черт, в прошлую пятницу! Ровно четыре секунды за столом царит молчание. Кто-то звонил Сюзанне за два дня до ее убийства. Четыре секунды тишины — и Корнелис Лоотс опять откашливается.