Я прислонилась щекой к ледяной колонне и чуть наклонилась вперед. Я их видела, а они меня нет. Эспен выглядел совершенно обычно. Как будто он всегда так сидел и разговаривал с Леей. Как будто это они знакомы целую вечность, с детского садика. Он яростно размахивал руками над каким-то рисунком в блокноте. Лея громко засмеялась. Так громко, что даже я услышала. Чистый переливчатый смех, исходящий откуда-то из живота. Мне кажется, или она смеется слишком громко? Она так долго и весело смеялась, что её волосы растрепались, и блестящая челка упала на глаза. Эспен наклонился и убрал с ее лица прядь волос. Не нахально взъерошил челку, а аккуратно заложил за ухо. Рука скользнула вниз по щеке и легла обратно на стол. Со мной он никогда так себя не вёл. Он ни с кем себя так никогда не вёл. Только с Леей. * * * – И что, у тебя совсем ничего нет? Не сможешь рассказать какую-нибудь историю? Пол в коридоре очень твердый. На нём больно сидеть. Хедди склонила голову на бок и посмотрела на меня. Когда она так делает, кажется, что ей очень интересно, но на самом деле она просто хочет, чтобы её волосы казались длиннее. Покачала головой. – Нет, ничего. – Хоть какую-нибудь. Хедди вздохнула. Она нервничала. Ей была нужна история, и быстро. – Мы как знакомые друг другу люди должны обсуждать важные и сложные вещи. Нам нужно делиться! Вот почему у всех блогеров на этой неделе #strong-storyweek[24]. – И дико важно, чтобы история была очень сильная, – сказала Джулия. Хедди энергично закивала. Я тоже кивнула. Даже я знала, что #strongstoryweek – это самое важное блогерское событие в году. Но если бы у меня была какая-то сильная история, то я бы уже ей поделилась, а не занималась всякой фигней с #nerd. Посмотрела на свои ладони. Думай, Мари, думай. Но ничего не приходило в голову. – О’кей. Хедди встала. – Отлично. Мне нужно хоть что-нибудь, а то в прошлом году я рассказывала, как у меня умерла собака. Во второй раз. В третий – не прокатит. Джулия покачала головой. – Самое превосходное в этой истории то, Мари, что она – твоя. Ты сейчас очень популярна. Я закусила губу. В голове что-то скребется. Хедди уверенно на меня посмотрела. – Подумай! Времени до завтра вагон. Развернулась и ушла. Джулия побежала за ней. Я осталась сидеть одна на полу перед классной комнатой, пытаясь отыскать в голове что-нибудь интересное. Отпустила губу. Ещё секунда и прокусила бы её до крови. * * * Мой старый альбом с фотографиями лежал посреди гостиной на полу. Давно его не вытаскивала. Фотки глянцевые, на них отсвечивались лампочки в люстре. Под фотографиями мама подписывала, когда они были сделаны: «Мари на даче – первое лето», «Первый подарок Мари на Новый год». На первых страницах она поместила фотографии, где я только родилась: в колыбельке, в ванночке и в маленьком кресле-качалке. Здесь фотографии мамы, которая подбрасывает меня в воздух; папы, который держит меня за руки, когда я учусь ходить. Мама, папа и я – все вместе. Потом почти на всех фотографиях только я и мама. – Мари, что ты делаешь? Мама стояла на пороге комнаты. – Смотрю старые фотографии. Она ахнула. – Боже, какая же у меня была страшная челка! Не могу на это смотреть. Пойду готовить обед. Я провела пальцем по длинным маминым волосам на фотографии. Мы тут праздновали мой третий день рождения. Ее челка опускалась почти до самых глаз. На переднем плане изображены только мы вдвоем. Папа стоит немного позади. Он пришёл внезапно и не успел снять куртку. Отец улыбается. Я тоже улыбаюсь и тяну руки к его лицу. Взяла телефон, сфоткала фотографию и отправила ему. Он ответил быстро. Смайлик и сердечко. На следующих страницах мама поместила рисунки и новогодние украшения, которые я, наверное, смастерила в детском саду. Как раз перед тем, как я пошла в первый класс, появилась первая фотография Эспена. Она была сделана на детской площадке перед нашим домом. Эспен смотрит на меня с фотографии справа. Выглядит растерянным, как будто просто шёл мимо и нечаянно на нас наткнулся. Но все так и случилось на самом деле: он как бы случайно наткнулся на меня и стал лучшим другом. И после этого нет ни одной фотографии, где рядом со мной не стоял бы Эспен. Тут фотки с наших обедов, занятий по плаванию и выпечке пряничных человечков. Фотки, где на нас одинаковые джинсовые комбинезоны, одинаковые шапочки и одинаковые футболки с мишками. Я громко засмеялась. Летом, после завершения третьего класса, мы поехали вместе отдыхать. Мама, я, мама Эспена и Эспен. На фотографиях «до» Эспен сильно бледнее, чем на фотках «после». В первый день школы он худее, чем сейчас. Одежда висит мешком, и он отворачивается от камеры. Положила альбом. В горле комок, а во рту тот же самый металлический привкус, что и тогда. Это то самое лето, когда ушёл папа Эспена. Тогда Эспен перестал есть. Он заболел. Погладила рукой по фотографии. Все стало по-другому после того, как папа Эспена уехал. Никто ничего не понимал. Ни его мама, ни сам Эспен. Тогда никто ничего не понимал. Мой палец остановился на щеке Эспена-четвероклассника. Как я пыталась сделать тогда, но так и не решилась. Как я пробовала сделать каждый день после этого момента. Глубоко вдохнула. Медленно выдохнула и закрыла альбом. Вот она. Самая важная история, которая у меня есть. Его история. * * * На ночном столике завибрировал телефон. Подняла и поднесла экран к лицу. Так-с. Надеюсь, что теперь думаете ОЧЕНЬ сильно. ЛОЛ Хедди пишет дальше. Шучу, конечно, но дело серьёзное. Сейчас видела, как Сара поделилась очень сильной историей о депрессии. Нам придется постараться. Отправила большой палец вверх. Плохой ответ. О’кей. А где ответ нашего нёрда?