– Пожалуй, я немного задержусь, – мягко отказала графиня и добавила извиняющимся тоном: – Так давно не видела племянника. – Понимаю. Что же, позвольте откланяться. Проводив дочь военного министра до лестницы, Дмитрий вернулся в гостиную и буквально напоролся на иронический взгляд тетушки. – Я что-то не так сделал? – сообразил он. – Если честно, то все. – Даже так? – Увы, твоим воспитанием было некому заняться, и теперь мы пожинаем плоды этой печальной оплошности. Но все же, полагаю, еще не поздно кое-что исправить. – Я вас слушаю. – Скажи, мой мальчик, это ведь та квартира, где ты проживал со своей модисткой? – Ну да. У меня нет другой, – растерянно отвечал Дмитрий. – А что, мне не стоило принимать вас здесь? – Ну, слава богу, сообразил. А то уж я начала думать, что ты совсем безнадежен. – Простите, я не подумал. – Это уж точно! – Завтра же займусь поисками жилья и перееду. – Это еще не все. Скажи мне, где твоя прислуга? – Увы, у меня осталась только кухарка. Горничная нашла себе другое место, Федор занят, а вестовой мне положен только на службе. – Ничего не желаю слушать! Ты не должен сам ухаживать за кем-либо, разве что твои апартаменты соблаговолят посетить сам государь или наследник цесаревич. Только в этом случае ты можешь прислуживать гостям лично! Это понятно? – Вполне. Что ж, найдем и горничную… – Никаких горничных! – категорическим тоном прервала его Блудова. – Молодому холостяку неприлично иметь женскую прислугу, в особенности если последняя молода и смазлива. Это непременно вызовет кривотолки, а их следует избегать. У тебя должен быть камердинер, который станет ухаживать за твоим платьем, принимать посетителей и провожать их в гостиную или кабинет. – Я понял. – Далее. Скажи, пожалуйста, во что ты одет? – В мундир. – И его, по всей вероятности, скроили в полковой швальне, или как там это у вас на флоте называется? – Нет, я заказал его у одного кронштадтского портного. Его услугами пользуются многие офицеры… – Дмитрий, если ты хочешь принадлежать к высшему свету, то должен выглядеть соответственно. Ты не можешь носить что попало. Твоя форма должна быть безупречна и пошита у лучшего мастера во всем Петербурге. – Но какая разница? – Огромная, мой мальчик! Ты сам поймешь ее со временем, а теперь просто прими это как данность. В своем нынешнем мундире ты можешь служить на корабле, учить матросов лазать по мачтам или чему ты там их учишь, но в свете изволь появляться в приличном твоему положению виде! – Моему положению? – иронически улыбнулся Будищев. – Да! Если ты хочешь быть графом Блудовым, так и веди себя, как наследник древнего рода! – А если не хочу? – Не лги мне, мальчик. Еще как хочешь! Ты можешь хорохориться перед кем угодно, но меня тебе не провести. К тому же, не имея титула, ты никогда не получишь Люсию. Ты хочешь быть с ней или нет? – Хочу, – вздохнул Дмитрий. – Тогда не смей мне перечить! Я старше тебя и лучше знаю, как устроено светское общество. Доверься мне, и я сумею позаботиться о твоем счастье. Слышать эту отповедь от тетушки было неприятно. В особенности если учесть сумму, которую он переплатил портному за срочность. Плюс, сегодняшний букет, стоивший совершенно безумных денег. Люсе он, конечно, понравился, но вряд ли эта барышня-смолянка знает цену деньгам. По слухам, состояние ее отца давно перевалило за сотню миллионов[11], где уж ей догадываться… – По одежке встречают? – вспомнил он народную мудрость. – А частенько и провожают, по крайней мере в Петербурге! – Хорошо, я сделаю все, как вы велели. – Это еще далеко не все. Скажи, ты умеешь танцевать? – А как же, – не удержался моряк. – Гопак и хип-хоп! – Значит, не умеешь, – правильно поняла его Антонина Дмитриевна. – Но это тоже поправимо. Я сама позабочусь найти тебе учителей. – Это так необходимо? – Больше, чем ты думаешь! * * * Много раз в своих мечтах Федя возвращался в Питер триумфатором. Такого слова он, конечно, не знал, но торжественной встречи ему хотелось. Чтобы на перроне стояли родные и близкие, а незнакомцы шушукались за спиной, кто это, мол, такой? А им знающие люди в ответ, эх, вы, темнота, нешто не слыхали про первейшего на весь Закаспийский край купца Шматова? Дмитрий Николаевич, которого он даже в мыслях теперь не называл Митькой, ему руку пожмет, а Аннушка с плачем кинется на шею. Дескать, где же ты, соколик мой ясный, так долго отсутствовал? А он ей раз и платок туркменский на шею. Красота! Хотя чего это просто «соколик»? Мужика положено кормильцем называть. Вот пусть и зовет, ибо неча! Тут Федор ненадолго задумался. Все-таки до его отъезда вместе с Будищевым кормильцем он еще не был. Анна, как ни крути, поболее его зарабатывала, да и квартиру опять же она снимала. С другой стороны, так прежде было, а теперь-то все по-иному станет. Вот откроет Шматов на паях с Будищевым лавку. Да если все хорошо пойдет, то в купленном, а не снятом доме. Внизу будет торговать, а вверху жить. Купит Аннушке шубу лисью, себе цилиндр лаковый и будут на балконе чай пить. И чтобы самовар с медалями! Под такие сладкие мысли и мерный перестук колес парень заснул, только ненадолго, потому как приснился ему сон черный. Вот просто как ночь безлунная! Привиделось Феде, будто лихие люди проникли в товарный вагон, где все его добро, нажитое потом, кровью и тяжким трудом, находилось, да и обобрали сироту до нитки! И вот стоит он перед своим компаньоном и руками разводит, а тот его последними словами ругает за бестолковость. Дескать, худо быть человеку по пояс деревянному, особливо верхней частью. А ему и возразить нечего… – Караул! – сорвался он с места и под удивленными взглядами соседей стал шарить за пазухой в поисках револьвера. – Что с вами, любезный? – осведомился сидящий напротив него худой господин в новенькой чиновничьей фуражке. Ответом ему был совершенно безумный взгляд будущего домовладельца и купца первой гильдии. – Сон дурной приснился? – сообразила дама с хитрым лицом в потрепанном салопе, знавшем некогда лучшие годы. – А? Что? Неужто сон? – пришел, наконец, в себя Федя. – Бывает, – сочувственно вздохнула попутчица. – От трудов, от мыслей тяжких, а особливо от кривых взглядов. – От каких? – непонятливо вытаращил глаза Шматов. – Сглазили тебя, касатик, – с готовностью пояснила дама. – Люди-то вокруг жадные да завистливые, вот и смотрят так, будто украсть хотят! Высказанные непонятной женщиной мысли внезапно показались Федору весьма здравыми, поскольку люди они такие и есть. – Спишь, поди, плохо, – продолжала ковать железо, не отходя от кассы, попутчица. – Нет, – чистосердечно признался парень. – Спать я лютый. Мне их благородие Дмитрий Николаевич даже пенял за это. Мол, царствие небесное просплю. – Так это же верный признак! – всплеснула руками женщина. – Черную немочь на тебя напустили. От нее спать постоянно хочется! – Бог мой, какой вздор! – не выдержав, фыркнул чиновник. – В наш просвещенный девятнадцатый век говорить о каких-то диких суевериях. Порчах, сглазах. – А вы, господин хороший, не вмешивались бы, коли не разбираетесь! – окрысилась дама. – На вас, я тоже вижу, заклятие висит, а вам и невдомек, что дело может плохо кончиться! – Заклятие?! – ахнул Федя. – Оно самое! – Нет, это уж совсем никуда не годится. Увольте меня от выслушивания подобных глупостей! – Женаты вы пятнадцать лет, а детей нет, – быстро перебила его попутчица. – Верно, – был вынужден признать скептик, сбившись на полуслове. – Служите давно и честно, а повышения нет как нет?