Вот только во взгляде ее плескалась паника, а кулаки так сжались, что побелели костяшки, и это напряжение чувствовали все. Как и все понимали, что снижаться нам еще рано, а значит, это аварийная посадка, и хорошо, если в Адлере, а не на море. Если на море, шансов нет, сейчас март, мы насмерть замерзнем раньше, чем нас найдут. — Какое нахер снижение? — крикнул парень с задних рядов. — Мы падаем, вашу мать! Скажите правду, б…ть, чтобы жилеты готовили! Стюардесса вскинула руки и так же с улыбкой сказала: — Опасности для жизни нет. Да, грозовой фронт опасен, потому мы не летим в Тбилиси, а приземляемся в Адлере. Клыков втянул голову в плечи и замер. Микроб глубоко о чем-то задумался. Я обратил внимание, что пассажиры разделились на две многочисленные группы: паникеры и фаталисты. Я относился ко вторым и мысленно перебирал все, что не сделал. Достал телефон, включил его и написал Дарине: «Рина, я тебя люблю». Если будем падать, за несколько минут телефон должен подключиться к сети и отправить сообщение, а потом… Самолет нырнул в плотное облако, задрожал в этот раз слабее, и я закрыл глаза. Снова прорезался молящийся, неразборчивые слова его звучали, как метроном, отсекающий головы секундам. Как же невыносимо хочется жить! До чего же обидно сдохнуть в полшаге от цели! Из раздумий меня вырвали аплодисменты. Я разлепил веки и увидел, что мы не падаем, а медленно снижаемся, и под нами не стальная морская гладь, а ленты взлеток с крошечными разноцветными самолетиками. — Все в порядке, — я поворошил Клыкова, но он так и не открыл глаз. Если бы он не раздувал ноздри, можно было бы подумать, что нашего Романа разбил кондратий, да он так и околел. Осталось приземление. Если самолет поврежден, не факт, что оно будет гладким, возможны столкновения и возгорания, но по крайней мере есть немалый шанс выйти из переделки невредимым. Вопреки опасениям, самолет выпустил шасси и мягко сел, покатил по взлетке и сорвал аплодисменты, как рок-звезда. Я поймал себя на том, что отчаянно хлопаю и улыбаюсь, готовый расцеловать растерянно моргающего Клыкова. Вспомнилось: «Только жениться собрался». Пассажиры возрадовались. Они хлопали, обнимали соседей и возносили хвалу пилотам. Как бывает в таких ситуациях, полезли дурацкие мысли о том, сколько сидений испорчено и подлежит химчистке, и меня разобрал нервный смех. Самолет остановился, но пассажиры галдели, не спеша покидать салон. Я встал, осмотрел команду. У Левашова было разбито лицо и заплыл глаз. Димидко ощупывал грудь Колеса, пытаясь понять, нет ли перелома ребер. — Глубоко вдохни, — говорил Саныч. — Нормально, — отмахивался Колесо. — Все в порядке. Не в порядке было лишь то, что в Тбилиси мы в срок не попадем. Пиликнул мой телефон. Я открыл сообщение Дарины: «Саша. Просто до слез. Я тоже». Я улыбнулся. Интересно, скажут ли что-то в новостях о нашем экстренном приземлении? Неважно. Важно то, что я выразил то, что было нужно, но не хватало решимости. Нас переместили в зал ожидания, где мы провели три часа, после чего всех пассажиров пересадили на другой борт, и мы продолжили полет в гробовом молчании, но теперь обошлось без происшествий. В итоге в гостиницу мы прибыли ближе к вечеру изрядно уставшие. К тому же проливной дождь не особо способствовал прогулкам по городу. Да и не до того было после всего пережитого. Может, завтра и захочется, но первое марта — суббота, потому игра будет в двенадцать дня, а вечером уже назад. Первого марта, как назло, включили весну. Из разрывов туч выглядывало солнышко, хотелось не играть, а фотографироваться в обнимку с пальмами и нежиться в тепле, растопырившись, как, вон, голубь, разлегшийся на карнизе. Правда, пальм из окна не наблюдалось, зато я заметил магнолии, оттеняющие лаковой зеленью далекие сизые горы. Позавтракали мы здесь же, в гостиничном ресторане, а после десяти выдвинулись на стадион. Я прилип к окну, жадно впитывая живописные виды, дома-дворцы с черепичными крышами, чередующиеся с советскими высотками. Когда проезжали мост через Куру, захотелось крикнуть, чтобы водитель остановился. Река прогрызла себе дорогу в скалистой породе, и справа, и слева берега были обрывистыми, рельефными, к ним лепились дома. И красные крыши — яркие пятна на фоне гор. Вот теперь стало жаль, что не погуляли. Но ничего, не в последний раз! Так что, Тбилиси, жди в гости. Может, ты и не рад нам, приехавшим обыгрывать твою команду, но ты мне определенно нравишься! А еще нам предстоит играть против Погосяна. Полкоманды его ненавидит, для парней будет серьезным испытанием не обругать его или не врезать ему. А мне бы просто хотелось с ним поговорить. Может, и услышит голос здравого смысла. Перед игрой в раздевалке Сан Саныч проводил накачку, которая сводилась к одному: Погосяна — не трогать! Кто станет на него бычить, того — на скамейку, невзирая на звания и регалии. Или вообще прочь из команды. Он остановил взгляд на мне. — Саня, слышал? — Я к тому делу — никаким боком, — пожал плечами я. — Мы не соприкасаемся. — Остальные мня услышали? Никакой агрессии. Поняли меня? Все закивали. А тренер напомнил другое, что есть старая футбольная примета: даже самый слабый футболист собирается с силами и выдает суперматч против своей бывшей команды. Как бы хорошо ни расстались — все равно против своей бывшей играют, как против главного врага. И у нас теперь есть такой недоброжелатель. Вернее, не у нас, а у «динамиков». Погосян. И он, сука, талантливый. — Ничо-о-о, — гудел Борода. — Как до штрафной докатится, так и покатится. Не смотри так, Саныч, все культурно будет. Новички с Погосяном знакомы не были, но наслушались, какой он гад, и прониклись. И все сказали, что посмотрят они на этого Погосяна. Еще и гостевая форма эта… Она у нас классная, яркая, огненно-пепельная, но пока еще непривычная. Как чужому подаешь. Но получилось, что мы опять с «динамиками» совпадаем цветам, но, поскольку хозяева они, они и играют в родной форме. Тренер напомнил еще и еще раз, что это наш первый матч в «вышке», что мы в гостях, что надо «титанам» показать себя «динамикам» и всей футбольной общественности во всей красе, к тому же тут центральное телевидение, а комментаторы лучшие. — Готовы? — спросил он напоследок. Хорошо, что мы успели товарняки провести с командами высшей лиги. Тренер и все руководство правильно делали. Теперь как-то нормально, не трясутся все — вон, в Москве с самим «Спартаком» на равных практически играли! Так что — готовы. — А раз готовы, так идите и покажите, что умеете! И не филонить! Тут не первая лига, тут пешком не ходят! И пошли. Под музыку привычного футбольного марша, под шум трибун — народ соскучился по футболу и на своих шел, как на демонстрацию. Наступила пора рукопожатий. Все впились взглядами в Погосяна, а он смотрел будто бы сквозь нас и принципиально никому руку не подал. Поднял локоть и улыбнулся злорадно — мол, подержитесь. И вот теперь он на меня посмотрел. Нет — ПОСМОТРЕЛ. Дохнуло чистой и неразбавленной ненавистью, и я понял: разговора не получится. Как капитан, стоящий впереди, я тоже локтем его локтя коснулся. Так и прошли друг мимо друга — локтями стук-стук… Я встал в ворота. Свисток! Понеслась! И первое же касание мяча Погосяном закончилось подкатом под него Жеки, выбитым мячом и Микой, катающимся, как от смертельной раны, по газону. Если судить будут, как в Киеве, то… Но нет. Не осмелились после скандала и общественного порицания киевлян: судья четко показал — играть. Ничего не было, никакого нарушения. А потом Погосяна завалил Борода. Он здоровый, Борода-то, он просто плечом в плечо — и юркого Мику унесло. А потом, когда уже наши наступали, Сэм подставился, Погосян врезался в него и отлетел, как от стенки. И снова катался и выпрашивал штрафной, но судья не свистел, а показывал — играть, играть, ничего не было! Начало игры было за нами. До моих ворот мяч почти не доходил. Так, пару раз защитники откинули чуть не с центра поля, дали и мне погонять круглого на своей половине. Мячи я четко по очереди раздавал: налево, направо, снова налево. Заранее приучал противника к регулярности. Пусть привыкает и впустую коварные планы вынашивает. Минут через пятнадцать динамовцы поняли игру, врубились, что новичок высшей лиги играет «по-взрослому», включили скорости и стали постепенно поддавливать. И вот тут, в атаке, Погосян был, как карась в родном пруду. Быстрый, хитрый, скользкий. На пятачке обводил и шел дальше. Но центр защиты у нас хороший. Стеной становились, не давали обвести себя, а длинные ноги позволяли выбивать мяч, даже если Погосян пытался обойти по дуге. В общем, держались. Дальние же удары — мое дело, моя работа. Брал, еще брал и еще брал. Отметил для себя, что бьют не очень сильно, но очень точно. И это могло бы быть даже опаснее, если бы не то, что удары — именно дальние. Я успевал приготовиться, прыгнуть или просто переместиться. Думал еще, что вот если бы у них играл кувалда типа нашего Самата — было бы в два раза тяжелее. А так «Динамо» ничего нового не показало. Быстрый перепас сзади, кружева в середине поля, а потом резкий и точный пас вперед, на убегающих по очереди нападающих. И поддержка сразу. Как мяч у нападающего, так поднималась бело-голубая волна и катилась до самой моей штрафной площади. И разбивалась в брызги. Кстати, хоть и валяли Погосяна уже всей командой — каждый включился в «травлю» — но пока без явной грубости, и уже половина тайма прошла, а желтых карточек нет. А это значит, что мы не проигрываем позицию, а играем практически на равных. Ну, кроме времени владения мячом, наверное — так мы же в гостях, ясное дело! Началось перетягивание каната. Игра успокоилась, сместилась в середину поля, и уже там грузины финтили и красиво пасовали пяточками, а наши прыгали на каждый мяч, собирались по двое-трое на владеющего круглым, отнимали его и уже сами пытались водиться и пасоваться. Передышка для вратарей закончилась неожиданной потерей мяча нашими. Сэм скинул мяч себе на ход да перестарался, отпустил далековато. Защитник тбилисцев выбросился вперед и перекинул пасом через всех наших атакующих. И Погосян, приняв красиво — техничный же, зараза! — помчался к моим воротам. А по флангам понеслись, растягивая оборону, еще двое. И сразу за Погосяном — еще двое. А наши почти все — там, на их половине поля. Просто пока развернешься, пока наберешь скорость с места — эти же уже мчатся. Мы сами так противников частенько ловили. Оп — и опять Погосян лежит на газоне в позе умирающего лебедя, хлопая сломанными крыльями по газону. Но теперь — свисток. Жека перестарался. За тайм наши уже врубились в игру и гоняли Погосяна на всех участках поля. И тут, увидев пробегающего на скорости соперника, Жека не нашел ничего лучшего, как кинуться ему в ноги подкатом. Только он — с места, а тот-то — бежал! И подкат получился четко в опорную ногу. Двумя ногами! Наши все кинулись к судье, показывая, что Погосян жив, ничего такого нет, и вообще сейчас побежит и даже не будет меняться, и травма не нанесена! Но арбитр всех отодвинул жестом, подозвал набычившегося Жеку… И махнул перед ним красной карточкой! Прямая красная! В первом же матче! И не защитник, не Самат, которого в товарняках наказывали — Жека! Я скосил глаза на Димидко — он стал краснее помидора, из ноздрей чуть ли не огонь вырывался. Не орал, не грозил Жеке кулаком. Жека поглядел на карточку, развел руками, обернулся к своим, на тренера глянул… И пошел в подтрибунное помещение. Ему теперь даже на скамейке со своими не посидеть. Тут-то тайм и закончился. Димидко развернулся и широким шагом направился в раздевалку. Я думал, оттуда будут доноситься его вопли и стоны терзаемого Жеки, но нет. Сан Саныч подождал всех и отчеканил: — Получили удовлетворение? Вы жопой меня слушали, что ли? Что я говорил? А вы что устроили? Доигрались? Сами себя высекли. И теперь что⁈ Целый тайм в меньшинстве и повод журналистов брызгать ядом. Воропай, я тебя предупреждал. Жека сидел молча, сцепив пальцы, уши его горели. — Знаете что? — продолжил Саныч, — замен не будет, потому что не заслужили вы замену. Просто не заслужили. Все же косячили, я не слепой! И проигрыш вы заслужили, потому что вели себя, как, как… школьная сборная, которая идет воевать другой район. Как смогли вдесятером остаться — так вот теперь этим же составом и доигрывайте. Так и вышли. Не то чтобы подавленные, скорее злые. Целый тайм — в меньшинстве! И ведь возразить нечего. Сами, все сами. Сразу после свистка как насели тбилисцы на мои ворота! Как пошли из всех позиций лупить! Как начали водиться чуть ли не по линии штрафной, красиво отдавая пасы под удар! Ловил и отбивал. Отбивал и снова ловил. Старался именно ловить. Пока мяч у меня, пока я упал специально, свернувшись улиточкой с мячом у живота, пока встал, пока пару раз постучал о газон — время-то идет! Судья тоже знал все эти хитрости и поглядывал на секундометр. Пару раз пальцем погрозил. Уже пару раз! Я своим защитникам покричал, чтобы не напрягались сильно и пока на отбой поиграли. Не могли динамовцы держать темп атаки весь тайм! Нет у них такого здоровья! Так что пусть жмут, пусть! И ребята мощно выбивали аж до чужого вратаря. Пока мяч снова до нас дойдет — время, время…