Он посмел попросить меня срезать синие кончики, и я добродушно послала его в задницу. – Это платье стоило четыреста долларов. – Он в бешенстве буравит меня взглядом. – Я же говорила тебе – не покупай. К тому же для тебя это копейки, правда же? Он подлетает ко мне. – Мне нужно, чтобы ты, мать твою, соответствовала образу. Ты сама согласилась на это. – Эти люди терпеть не могут «Армани», и их тошнит от чертова «Прада». Они за десять миль почуют развод. Я качаю головой и прохожу мимо него, но он хватает меня за локоть, и я разворачиваюсь, отдергивая руку. – Может, мне лучше позволить тебе, понторезу, строить из себя идиота? – вскипаю я. Черты его лица напрягаются, выражая вопрос, и я качаю головой. – Ты так туп, что искренне думаешь, будто, изменив меня под себя, сможешь их убедить? Что они похвалят тебя или обзавидуются? Ничего этого не будет. Может, я и согласилась на все это, чтобы ты держал свой крысиный язык за зубами, но ты тот еще идиот, если думаешь, что этим все решил. Эти парни? Они знают меня. – Да уж, они-то определенно знают, – он пытается задеть меня, намекая на видео. Я поднимаю голову и пожимаю плечами: – Да, ты прав. Все трое, мать их, опустились на колени… передо мной. Спасибо, что подтвердил мою точку зрения. Они знают меня. Они знают, как я думаю, что мне нужно и когда именно. Ах да, а еще как мне, блин, нравится, чтобы меня трогали – сейчас это не имеет совершенно никакого значения, но тем не менее это так, придурок. И я это не скрываю. Мне это не нужно, Коллинз, потому что те люди, до которых мне есть дело, не осуждали меня за то, в чем я нуждалась, как и за то, что я, да, наслаждалась тем, что они мне дали. Мне нужно только, чтобы люди не узнали, что мы были в твоем домике, пока ты веселился в футах от него, что вряд ли говорит о твоем большом уме. – Иди на хрен. – Сам иди, – бросаю я в ответ. – Как уже говорила, они знают меня. Всего несколько дней назад я была с ними, а теперь я с тобой. И если я появлюсь в этом чертовом платье и балетках, с кудряшками на голове и улыбкой на лице, выглядя как очередная точная копия всех твоих стандартных сучек, ты отведаешь цемента быстрее, чем успеешь произнести слова «я сдаюсь». – Я никогда не сдаюсь. – А я никогда не подстраиваюсь и не подчиняюсь, – презрительно произношу я. – Если хочешь, чтобы тебе поверили, дай мне остаться собой, потому что я ни для кого на этом хреновом свете не собираюсь становиться какой-то другой. И даже если теперь я для них шлюха, не заслуживающая ни капли доверия, они не какие-то безмозглые бараны. И тебе придется это признать, потому что они это доказали. А если не признаешь – выставишь себя лохом. Не дожидаясь ответа, я поворачиваюсь, иду к машине этого мудака и сажусь в нее. Через несколько секунд он тоже занимает свое место. – Ну, по крайней мере, ты попыталась замазать круги под глазами. Говнюк. Глава 6 Мэддок Я отпрыгиваю и встряхиваюсь, а потом делаю шаг вперед для очередной комбинации ударов. Цепь лязгает, ударяясь о брус, груша для битья отскакивает обратно к моим рукам без перчаток, порезы на костяшках пальцев становятся все глубже, и кровь тонкими струйками стекает по предплечьям, капая на резиновый мат у меня под ногами. Я продолжаю – раз, два, удар снизу. Левой, правой, удар по почкам. Его щека, его челюсть, его чертов висок. Сдохни, ублюдок. На правой руке рана раскрывается до кости, и я сжимаю челюсти, обхватывая руками подвесную грушу, чтобы отдышаться. Я не могу поверить во все это дерьмо. Я не видел ее три чертовых дня, а такое ощущение, что прошло три чертовых года. Почему и как вообще мы согласились просто сидеть и ждать, я понятия не имею. Это просто, мать его, пытка какая-то. – Ты закончил, мальчик? Я опускаю подбородок к груди, руки безвольно падают вниз. Я поднимаю взгляд на дверь, зная, что у нее за спиной стоят мои братья. Что, реально, козлы? – Нет-нет, дитя, – предостерегает Мейбл, подходя ко мне с набором для оказания первой помощи. – Не смотри на них так. Они правильно сделали, что позвали меня. По виду тебе так же плохо, как тогда, когда ты узнал, что зеленый Могучий Рейнджер[1] покинул шоу. На моем лице появляется улыбка, несмотря на дерьмовое настроение и смешки братьев у нее за спиной. Она едва улыбается, а потом машет рукой через плечо, подавая сигнал Ройсу и Кэптену, чтобы они вошли. – Я смотрю, тут проделано немало работы, – она многозначительным взглядом окидывает тату на левой стороне моей груди, уходящую к лопатке. Она готова лишь наполовину – десять чертовых часов в кресле. Мне нужно было чем-то занять время. – Ага. Вчера только снял повязку. Она подмигивает, и мы все садимся. Мейбл встает передо мной на колени и принимается обрабатывать мою руку перекисью. – Итак, – она смотрит на меня, приподнимая бровь. – Она ушла. – Вы слышали, что он пустил Коллинза Грейвена в Брейшо? – спрашиваю я, хотя уже знаю ответ. – Слышала. – И то, что она ушла с ним в первый же день? Ее руки на мгновение замирают, и я бросаю быстрый взгляд на братьев. Они тоже заметили. Она не знала. Наш отец всегда говорил ей все, иногда даже раньше, чем нам, так почему же он утаил от нее это? – Ваш отец – умный человек, – отвечает она на вопрос, который я даже не задал. – Если он фильтрует информацию, которой делится, на то есть причина. Поверьте мне. – Мы верим, – отвечает ей Кэптен, но отворачивается к окну, нахмурившись. – Проблема в том, что мы этого не ожидали и нам кажется, что здесь что-то не так. Она не… просто что-то не так. – Он облизывает губы, встает и шагает в другую часть комнаты. Ройс наклоняется вперед, уперевшись локтями в колени. – Что, мой мальчик? – обращается к нему Мейбл, чтобы тот поделился своими мыслями, но он молчит, уставившись на свои сложенные руки. Он качает головой. Мейбл вздыхает и смазывает костяшки моих пальцев медицинским клеем, после чего встает, похлопав меня по бедру. Она пристально смотрит на меня. – Твой старик говорил тебе, чтобы ты делал то, что считаешь нужным? Я киваю. На ее лице появляется мрачная улыбка. – Ну, тогда, кажется, тебе остается только одно. Кэп оборачивается, чтобы взглянуть на нее, а Ройс поднимает голову. Она поочередно всматривается в нас троих, останавливая взгляд на мне. – Заставь ее пожалеть об этом. – А что, если она не пожалеет? Мейбл издает тихий смешок и поворачивается к двери. – Да ладно тебе, мальчик. Тебя не нужно приободрять, тебе не составит труда нанести ей удар туда, где болит. Никто не знает эту девчонку так, как ты, даже она сама, наверное. Вы, мальчики, и есть то оружие, которое сработает против нее. Мейбл выбрасывает испачканную марлю и берет полотенце с раковины в углу. Она шагает к пятнам крови на мате, но замирает, прежде чем нагнуться, и сердито оглядывается на нас троих. – Прекратите жалеть себя и расправьте плечи, станьте снова такими, какими вы были рождены. Я видела, как вы разоблачили продажного судью и заставили конгрессмена покинуть свой пост. Семнадцатилетней девчонке вас не сломить. – Мейбл снова обводит нас троих глазами. – Следите за ней, когда она вас не видит, заставляйте ее действовать так, как вам надо. Пусть она думает о вас каждое мгновение, каждый день – могу поспорить, она уже думает. Застаньте ее врасплох и не бойтесь испачкать руки, если придется.