Кларисса зачесала их назад, заплела в тугую косу, уложила на затылке, заколола и повязала на голову косынку. Так ее глаза казались еще больше. Тогда она сунула палец в камин и навела сажей черные тени под глазами. Метаморфоза была поразительной. Но недостаточной. Кларисса оглядела комнату и вдруг увидела разбросанные по кушетке маленькие круглые подушки. Подняв одну, она подошла к зеркалу и запихала подушку под плащ. Получился вполне убедительный небольшой бугорок, не слишком явный признак беременности, но достаточное доказательство того, что она носит ребенка. Затем Кларисса набросила на плечи плащ, нахлобучила на голову капюшон, скрыв большую часть лица, и немного сгорбилась, словно пытаясь спрятать постыдное доказательство беременности. Теперь она едва себя узнавала. Кларисса вышла из дома, не встретив ни единой живой души. Улицы были холодны, пусты и завалены мусором — следами вчерашних развлечений. Но постепенно людей становилось все больше, а движение на реке оживлялось: между большими баржами, груженными товарами, сновали юркие ялики. Лодочники перевозили пассажиров с одного берега на другой, старательно отталкиваясь шестами от дна. Кларисса спустилась вниз к небольшой площадке, нависавшей над водой. К ней тут же подлетел ялик с двумя гребцами. Они подняли весла, и один из них перегнулся через борт, чтобы схватить причальный канат, и, подтянув лодку к краю причала, удерживал ее, пока Кларисса осторожно садилась в лодку. — Уоппингская лестница, — велела она, слегка приглушенным, с сильным кентским акцентом голосом. Именно этот акцент она слышала всю свою жизнь и могла довольно правдоподобно имитировать. Лодочник кивнул, не найдя ничего необычного ни в пассажирке, ни в месте назначения, и как только Кларисса уселась на узкую банку, оттолкнулся веслом и вместе с напарником вывел лодку на середину реки. Было очень холодно, и Кларисса сильнее закуталась в плащ. Нервозность ее росла с каждой секундой. Она снова и снова повторяла про себя все, что скажет хозяйке детской фермы, сосредоточившись на том, чтобы отточить кентский выговор. Это еще больше собьет Люка со следа. Они проплыли под Тауэрским мостом, миновали пристань, и наконец на северном берегу реки показалась Уоппингская лестница. Лодочники подвели ялик к длинному пирсу, спускавшемуся прямо в воду, оттуда ступеньки вели на набережную. Кларисса заплатила шиллинг и ступила на пирс. Девушка поднялась по ступенькам, мокрым и скользким от зеленых водорослей, оставленных высоким приливом, и огляделась в поисках кабачка «Орел и голубка». По словам разносчика, он должен быть прямо возле лестницы. Нерешительно приблизившись к женщине, несшей на голове корзину с выстиранным бельем, она спросила: — Простите, мистрис, я ищу «Орла и голубку». Женщина, почти не глядя на нее, бросила на ходу: — Угол Скандретт! Интересно, где это и что такое «Скандретт»? Кларисса снова беспомощно огляделась. Должно быть, это самая ближняя улица. Она побрела по грязной тропинке, тянувшейся на задах складов, пробираясь между омерзительно смердевших луж, но вскоре все забил более знакомый и приятный запах конюшни, оказавшейся чуть подальше, в узком переулке. Из конюшни вышел младший конюх, ведя в поводу гнедого жеребца. Обрадованная Кларисса обратилась к нему: — Я ищу Скандретт-стрит. Он уставился на нее как на сумасшедшую: — Ты на ней стоишь. Кларисса непонимающе оглянулась: —Эта? — Да откуда ты явилась, что не знаешь такого? — Не отсюда, — отрезала она. — Мне нужен «Орел и голубка». — Там, наверху! Он ткнул пальцем куда-то вдаль и пошел своей дорогой. Кларисса добрела до переулка. По обеим сторонам стояли дома. Улица была такой узкой, что крыши противоположных зданий почти смыкались. Как может Фрэнсис выжить в этих вонючих дырах? Гнев придавал ей сил. Люк заплатит. Дорого заплатит. «Орел и голубка» действительно стоял в дальнем конце переулка, который, к приятному удивлению Клариссы, переходил в широкую зеленую лужайку. Она словно оказалась на деревенской площади, и ее настроение немного улучшилось. Может, Фрэнсис живет в одном из коттеджей, стоявших на краю лужайки? Немного приободрившись, она толкнула дверь кабачка и оказалась в маленьком помещении, где сильно пахло пивом и горящим углем. В пивной никого не было, и Кларисса подошла к стойке: — Хозяин! Из дальней комнаты показался пожилой мужчина. Сильно шаркая ногами, он подошел ближе и близоруко уставился на нее: — Кто его спрашивает? — Я. Я ищу женщину, которая берет ребятишек на воспитание. Есть здесь такая? Глазами, превратившимися в щелочки, он осмотрел ее фигуру и явно не упустил из вида легкую выпуклость под плащом, но тут же отвел взгляд и принялся старательно вытирать грязный прилавок столь же грязной тряпкой. — Зависит от того, кому она нужна. — Мне, сэр. Кларисса решила, что скорее добьется своего, если перейдет прямо к делу. — Я заплачу... не думайте... Она туже закуталась в плащ, повернулась боком и положила руку на живот. В глазках старика появился расчетливый блеск. — Давай посмотрим на твои деньги! Кларисса полезла в карман плаща и пошарила в кошельке. Она не смела вытащить его в этом логове воров. Пусть думают, что у нее всего лишь несколько жалких монеток. Она нащупала шестипенсовик, положила на прилавок и, позволив хозяину хорошенько рассмотреть его, прикрыла монету рукой. — Где я могу ее найти? — Данди. Следующая улица вдоль лужайки. Он потянулся за деньгами. Но она не отняла руки. — Как мне узнать дом? Хозяин хмыкнул и смачно высморкался прямо в сальную тряпку, которой вытирал прилавок. Кларисса, сдерживая отвращение, ждала. Наконец он выговорил: — Третий дом, вниз отсюда, справа. Кларисса отняла руку, и шестипенсовик исчез как по волшебству. Она бросила на хозяина благодарный взгляд и с облегченным вздохом вышла из пивной. Вонь прокисшего пива и табачного дыма, казалось, застряла в ноздрях. Зато она узнала все необходимое! Она легко нашла Данди-стрит. У третьего дома Кларисса остановилась, чтобы перевести дух — уж очень сильно билось сердце. На этой убогой улице все дома выглядели одинаково обшарпанными. Покосившаяся черепичная крыша почти касалась крыши противоположного дома. На некрашеной двери не было молотка. Маленькие подслеповатые окна с кривыми рамами смотрели на улицу. Кларисса коснулась подушки, чтобы убедиться, что она крепко привязана, и только потом энергично постучала в дверь. Прошло немало времени, прежде чем откуда-то издалека послышались шаги. Значит, ее услышали! Дверь чуть приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянула маленькая девочка: — Вам чего? — Берта дома? — А кто ее спрашивает? — Я, — твердо ответила Кларисса. — Так она дома? Малышка повернулась и поразительно громко для такого крошечного создания заорала куда-то в полумрак: — Ма, здесь к тебе пришли! — Я знаю, дурочка ты этакая. Кто там? Ответный вопль был достаточно громким, чтобы обрушить потолок, и Кларисса поморщилась. Фрэнсис ненавидел шум. Прежде чем замерло эхо, за спиной девочки появилась женщина и, размахнувшись, дала ей оплеуху: — Иди в дом, бездельница! Присмотри за малышом! Кларисса услышала тихий плач ребенка откуда-то сверху. Женщина продолжала стоять в дверях, вытирая руки о грязный фартук и пристально разглядывая посетительницу. — Лучше тебе зайти, — бросила она, отворачиваясь и предоставляя Клариссе следовать за ней. — Закрой дверь, не в сарае живем!